Батюшка есаул

Екатерина Шубочкина, 2021

Повесть «Батюшка есаул» посвящена людям и событиям начала двадцатого века в России: периоду революций и гражданской войны в стране. В основу этой книги легло житие одного из малоизвестных широкой православной общественности Российских святых священномученика Михаила Каргополова. События разворачиваются в Сибири, в Енисейской губернии, ныне Красноярском крае. Михаил Каргополов, потомственный казак, в тридцать с небольшим лет в чине есаула уже командовал в Красноярске целым казачьим дивизионом в триста сабель. Но непостижимым Промыслом Божьим в годы усиливающихся гонений православной Церкви после прихода к власти в России большевиков казачий офицер вдруг принял священнический сан, в корне изменив свою жизнь и жизнь своей семьи.

Оглавление

1917 год

Начало

Михаил Михайлович никак не мог вместить в своей голове обрушившуюся на него снежным комом заканчивающейся зимы одна тысяча девятьсот семнадцатого года новость об отречении от российского престола императора Николая II:

— Может быть, это всё-таки ошибка, провокация большевиков или анархистов! Не могу поверить! — сокрушенно мотал он головой вечером понедельника четвертого марта в кабинете командующего Могилёва. Рядом с ним на софе сидел его отец Михаил Семёнович Каргополов, а за своим рабочим столом находился собственно сам есаул Могилёв.

— Слышал же сегодня официальный приказ по шестой Сибирской стрелковой бригаде. Пришел с четким указанием сверху: зачитать его в срочном порядке дивизиону, — с сожалением развел руками командующий. — Отрекся в пользу своего младшего брата Михаила, власть пока взял на себя Временный комитет Государственной думы…

— Известно было, что трясет Петроград сильно, но я, конечно, не думал, что до такого дойдет, — огорченно вздохнул на это полковник Каргополов. — А ведь еще двадцать восьмого февраля в Красноярск поступило извещение о свержении самодержавия в стране, но губернатор и Дума решили не афишировать его до времени: надеялись на скорое прекращение беспорядков в столице и возвращение жизни в привычное русло. Но, увы, уже и Думу нашу разогнали, наскоро создав временный Комитет безопасности для управления губернией.

— Но, выходит, самодержавие остается, раз власть просто переходит к брату, — рассуждал Могилёв. — Не поторопились ли в столице с заявлениями?!

— Официального манифеста об отречении еще никто не видел! — не сдавался и подъесаул Каргополов. — Пусть бунт, революция, но государь не мог пойти на такое, да еще в столь сложное время для России! Это же предательство! В военное время менять главу в стране — это же путь к поражению! Пока новые власти будут разбираться, что и куда, страна совсем ослабеет!

— А вот ребята с фронта пишут, — возразил на это командующий, — что среди них давно идут разговоры о свержении самодержавия в России в принципе. Есть мнение, что именно единоличное правление царя, делающего много ошибок, не дает стране закончить войну. Винят Николая в том, что бесполезно топчемся на месте столько времени и нет четкого плана.

— Да уж, монархистов в среде военных осталось немного, — согласился Михаил Семенович, — но неужели лучше такая кровавая демократия…

— Читал недавнее письмо подъесаула Сипкина? — спросил друга Могилёв, и тот подтвердил сей факт кивком головы. — Ага! Значит прочитал, что семьдесят стрелков из Сибирских полков казнили за так называемое «братание» с врагом! Не одного, ни двух — семьдесят! Недовольство на фронте царем огромное, особенно после того, как стали за ерунду расстреливать своих же бойцов, — командующий был эмоционален.

— Давайте немного остынем, — вступился на это Михаил Семенович, — потому что неправильно вот так с пол-оборота судить о ситуации на фронте и в тылу, включая поступки самого государя. Нам здесь не всё видно, не всё доступно. А дураков и предателей на местах, за дела которых потом легче царя винить, чем себя, тоже в стране немало. Знаю только, что либеральное большинство в нынешней Думе, так называемый «Прогрессивный блок», давно стоит в прямой оппозиции к царскому правительству, не брезгуя никакими методами воздействия на него, не гнушаются ни собиранием грязных сплетен вокруг императрицы, ни запугиваниями и оговорами ближнего круга государя! Кто знает, до какой низости и наглости они смогли дойти, воспользовавшись острым накалом ситуации!

— Сам говорил, что Распутина убили, для того чтобы запугать Николая! — подхватил тему младший Каргополов. — Но как смогли довести до отречения?! Проще было бы убить, раз так мешает! Значит, всё-таки это личное решение Николая!

— Убить царя — просто, а вот убрать его так, чтобы самим законно сесть на трон… — задумчиво отозвался полковник. — Мне кажется, государь принял такое решение от безысходности, сочтя его единственным для сохранения мира в государстве: иной раз лучше уйти, уступить, чем дальше стрелять в толпы безумных, но все-таки людей… Если кругом одни предатели, перехватившие власть так, что он перестал принимать непосредственное участие в управлении страной, то последняя надежда для него сейчас — это брат!

— Один Бог знает, что у них там, в столице, творится, но нам-то здесь что делать теперь?! — перехватил разговор Могилёв. — Признавать законность приказов Временного комитета? Или ждать указов нового царя?

— Бежать впереди колесницы не надо, конечно, — рассудил старший Каргополов. — Но и открыто выступать против перемен пока не стоит. Господь Россию хранит — утрясется! Время покажет, что к чему, иначе не бывает.

— Легко говорить: не противиться! — воскликнул Могилёв. — С ног на голову всё переворачивается! Приказ «Номер один» только чего стоит! Какие-то комитеты требуют создать в армии и подчиняться, какое-то равенство чинов — бред!

— Будем надеяться, что всё это временно, — многозначительно отчеканил каждое слово полковник. — Подождем.

— Значит, будем, как и прежде, просто четко выполнять свои служебные обязанности, — резюмировал командующий казачьим дивизионом. — Поменьше эмоций — крепче ряды! Политические подпольщики, правда, теперь ничего не боятся и открыто будоражат общественность своими лозунгами, так что тишины и порядка вряд ли стоит ждать в ближайшем будущем! Подъесаул Каргополов, Миша, аккуратнее будь с такими активистами: уж очень любят они провокации и революции!

— Всех бы их на фронт отправить! — отреагировал Михаил Михайлович. — В пехоту! Больше пользы бы было….

Наталья не находила себе места: сновала по комнате из угла в угол, занимая себя мелкой домашней работой в ожидании задерживающегося со службы мужа. Уже совсем стемнело, когда он, наконец, вошел в дом.

— Миша, скажи, правда, что люди в столице так взбунтовались, что царя свергли? — тотчас кинулась женщина к хмурому супругу. — Весь город гудит об этом.

— Правда, — сухо ответил тот, стягивая сапоги.

— Господи! — вскинув руки к груди, воскликнула Наталья. — Что же теперь будет-то?!

— Новый день, новый приказ, новый государь, всё будет как всегда, только но-во-е… — также без особых эмоций выдал Михаил, лишь зажмурившись на секунду так, словно разом и навсегда хотел забыть все неприятности этого дня: — Ужинать не буду, спать сразу пойду, устал очень.

— Конечно, поздно уже, — волнение Натальи немного улеглось, вняв эмоциональной сдержанности супруга, она тоже направилась в кровать. — Всё будет хорошо, утрясется, успокоится. Господи, помилуй нас, грешных!

Однако успокоиться в ту ночь Наталья так и не смогла, словно предчувствовала что-то дурное, и действительно, в полшестого утра в дверь дома Каргополовых кто-то настойчиво и сильно застучал так, что все домашние подпрыгнули в кроватях, а сам хозяин поспешил скорее узнать у визитера, что случилось.

— Миша, что происходит?! Что за срочность? Кого-то убили? — взволнованно поинтересовалась Наталья, наблюдая, как муж, вернувшийся через пару минут в спальню, на ходу натягивает на себя обмундирование и сапоги.

— Могилёва арестовали. Полчаса назад. Ерунда какая-то! Кто мог его арестовать?! За что?! — наскоро объяснив свой возбужденный скоропалительный сбор, Михаил Михайлович удалился вместе с ожидавшим его при дверях вахмистром его казачьей сотни.

«Приказом за номером шестьдесят четыре по Красноярскому казачьему дивизиону от пятого марта одна тысяча семнадцатого года командующий дивизионом есаул Могилёв Александр Александрович был арестован за неподчинение новому правительству по постановлению Совета рабочих, солдатских и казачьих депутатов» — таков был официальный ответ подъесаулу Каргополову на вопросы о причинах задержания его непосредственного начальника. В ответ на происходящее Михаил Михайлович незамедлительно объявил срочный сбор всего офицерского состава казачьего дивизиона на совещание.

— Итак, все вы наверняка уже знаете о том, что произошло, — начал собрание подъесаул как инициатор и командир одной из трех казачьих сотен, когда трапезная казачьих казарм плотно забилась людьми.

— Конечно, знаем, самодержавию пришел конец! Революция победила! — раздался на это возглас из группы молодых казаков, едва получивших свои первые офицерские погоны.

Каргополов многозначительно замолчал, бросил строгий взгляд в сторону юнцов и, убедившись в том, что большей дерзости с их стороны не последует, ответил на выкрик:

— Не пристало казакам делать скоропалительных выводов о судьбе Отечества и интересоваться более политикой, чем непосредственной службой оному! Знаю, что многие из вас разделяют взгляды социалистов и революционеров, кто-то выступает за кадетов с их либерализмом — ваша свобода и мнение, но долг казака превыше этого! Не забыли еще: «Служим Отечеству, Вере Православной и казачеству»?

Молодежь промолчала, недовольно насупившись, более же зрелые офицеры одобрительно закивали, поддерживая командира.

— Но я, собственно, начиная разговор, имел в виду внезапный арест командующего Могилёва, — продолжил Михаил, — вот что в первую очередь нам с вами необходимо обсудить. Командующему в вину прописали активные разгоны митингов, которые, на мой взгляд, были больше похожи на беспорядочные шумные сборища, потому считаю, что казаки действовали в рамках своих прямых обязанностей по обеспечению порядка в городе и за его пределами. Посему предлагаю отстоять честное имя есаула Могилёва, который не совершил, на мой взгляд, никаких противозаконных действий! Это какое-то недоразумение! Лично я готов дать по этому делу исчерпывающие объяснения в пользу Александра Александровича. Что скажете, братья казаки?

— Теперь новые власти требуют другого отношения к митингующим и их провокаторам, называя их агитаторами, людьми революции, — первым отозвался урядник Шахматов. — Вряд ли нас будут слушать. Мне кажется, стоит подключить начальство военного округа в Иркутске, оно поважнее нас будет, зачтут прошлые заслуги Могилёва перед родиной.

— Предлагаю сегодня же составить петицию в Иркутск и подписать всем согласным с ней офицерам! — поддержал разумное предложение Каргополов. — Хотелось бы также поинтересоваться у казачьего представителя в Красноярском комитете Совета рабочих, солдатских и казачьих депутатов офицера третьей казачьей сотни Жданова по поводу правомочности принятия подобных постановлений об арестах наших офицеров от Совдепа в условиях без того нестабильной обстановки в стране в ожидании нового российского императора Михаила Александровича. Жданов здесь сейчас присутствует?

— Ваше благородие, так не будет никакого нового императора… — в полной тишине зала осторожно отметил всё тот же Шахматов. — Вы не в курсе? — и по вскинутым вопросительно вверх бровям подъесаула Каргополова понял, что тот действительно не знает свежих новостей. — В Совдепе еще вчера знали о том, что Михаил Александрович отказался от принятия престола, — поделился урядник. — Большевики и эсеры уже закидали город листовками с этой информацией. Власть, говорят, принадлежит теперь только народу!

— Вот как?! — удивился Каргополов. — Что ж, раз так, то вспомним, что мы с вами тоже часть этого самого народа! Нам по-прежнему надо защищать себя, свои семьи и вверенную территорию, где по-прежнему нужен порядок, иначе такими путями вскоре дойдет до того, что каждый желающий в стране — царь и начальник!

— Верно сказано! — одобрительно отозвалась основная масса присутствующих. — А на время разбирательств по Могилёву нужно назначить нового командующего! — решили казаки.

— Предлагаю кандидатуру командира сотни подъесаула Михаила Михайловича Каргополова! — предложил хорунжий Сотников, также присутствовавший на собрании.

— Поддерживаем! — раздались одобрительные возгласы других офицеров. — Каргополов — давно правая рука Могилёва, опытный казак! Давайте голосовать: кто «за»!

Большинство присутствующих в трапезной тут же подняли руки вверх.

— Благодарю за оказанное доверие, — ответил на решение сослуживцев Михаил Михайлович. — Но возьму на себя эту серьезную ответственность только на то время, пока есаул Могилёв отсутствует. Уверен, что вскоре он к нам вернется! Прошу вечером после нарядов заходить в штаб, подписывать петицию у секретаря!

На следующий день есаул Могилёв благодаря стараниям казаков своего дивизиона был откомандирован в распоряжение штаба Иркутского военного округа вместе с петицией в его защиту. Каргополов же с чувством, что сделал для старшего товарища всё, что мог на данный момент сделать, с надеждой на скорое устранение недоразумений и беспорядков занял к обеду знакомый штабной кабинет командующего дивизионом. Но только он приступил к разбору накопившихся бумажных вопросов, как до него дошла новая тревожная весть: губернатор Енисейской губернии Яков Георгиевич Гололобов по распоряжению из Петрограда отстранен от должности и взят под домашний арест.

— Господи! Что же такое творится?! — только и смог прошептать на это ошеломленный подъесаул.

— Председатель окружного суда также отстранен от должности, — добил нежданный вестник в лице Александра Сотникова.

— Это всё? — с ноткой обреченной неизбежности принимать происходящее уточнил у него Каргополов.

— Пока всё, — кивнул Сотников.

— Пока?! Куда больше-то?! — воскликнул подъесаул. — Ну и кто же, по мнению Совдепа, лучше справится с работой губернатора?

— Комитет общественной безопасности выдвинул некого Крутовского Владимира Михайловича на этот пост, — ответил хорунжий. — Ждут одобрения из Петрограда.

— Крутовского?! Хм, ну да, ты же не местный, поэтому не знаешь такого, — отреагировал Каргополов. — Гласный нашей думы, в прошлом врач, теперь, как видишь, политик, довольно известный в Красноярске человек, к тому же небедный, даже издает какой-то журнал ежемесячный… Ладно, Крутовский так Крутовский — могло быть и хуже… Хотя не удивлюсь, если завтра уберут и его, поставив какого-нибудь анархиста!

— Всё может быть — революция в стране! — согласился Сотников.

— Выходит, что Комитет безопасности теперь законная администрация в городе? — рассудил Каргополов. — Или всё-таки Совдеп?

— Точно не ясно, но, думаю, это понятное временное неустройство во власти, — ответил хорунжий. — Пока революция не придет к своей главной цели, будет неразбериха, а затем жизнь снова станет на нормальные рабочие рельсы.

— И какая же главная цель революции? — чуть прищурившись и усмехнувшись, уточнил у собеседника новый командующий дивизионом.

— Известно: свержение самодержавия, установление демократической республики со всеми демократическими свободами, — ответил уверенно тот.

— Эх-эх, — вздохнул на это подъесаул. — Свобода — это хорошо, но только ответственная и осмысленная свобода, христианская свобода, если хочешь! Как бы эта нахрапом полученная безудержная свобода страну в окончательный хаос не привела, которым легко воспользуются наши забугорные враги, и станет великая империя Россия колонией с посаженными на управление иностранными агентами!

— Обратного пути у России уже нет, — спокойно констатировал на это Сотников. — Революция уже свершилась! Просто народ терпеть больше не мог! А теперь этот сплоченный одним духом народ не допустит врагов до России! И не факт, что с царем империя не стала бы такой же колонией!

— Намекаешь на царицу-немку?! Не разделяю сплетен по поводу шпионских связей императрицы, — отреагировал Каргополов, — а вот то, что наш уставший и недалекий в общей массе народ используют в своих целях рвущиеся к власти предатели России, вполне допускаю. Верю, что так же, как и вы, Александр Александрович, многие искренне верят в революцию, в её идеи и потому поддерживают, идут на митинги, бросив работу и дела. Посмотрим, что из этого в итоге получится, пока же, на мой взгляд, в стране полный разброд и шатания.

— Нужно немного времени, Михаил Михайлович! Не всё сразу! — оптимистично заявил Сотников. — Я недавно вступил в партию эсеров, так вот у них есть четкая программа, полная ясность, что и как должно быть. Если их программу воплотить, то всё в стране урегулируется! Кроме того, наша партия призывает скорее закончить войну и восстановить мир!

— Дай Бог! Дай Бог, — задумчиво пробубнил в ответ Каргополов. — Боюсь, написать программу и воплотить её — совсем разные вещи… Что ж, благодарю за беседу. Вы свободны, хорунжий Сотников.

— Разрешите идти, Ваше благородие?

— Идите.

Следующие несколько мартовских дней, как и предыдущие, были полны новостей и событий. Военное начальство из Иркутска прислало телеграмму с одобрением выдвинутой казаками кандидатуры Михаила Каргополова на должность командующего дивизиона. Событие было бы несомненно радостное, не будь ситуация вокруг него столь неоднозначна и неопределённа, поэтому праздновать своё карьерное продвижение Михаил Михайлович не хотел и не собирался. Поступившие в Красноярск к концу недели известия из столицы об официальном аресте царя вместе с супругой не способствовали улучшению настроения подъесаула, наоборот, беспокоили и усиливали тревогу за судьбу Отечества.

Однако субботним вечером этой, казалось, нескончаемо длинной и непростой недели семья Каргополовых всё же собралась за одним столом на ужин: Наталья пригласила родителей супруга в гости, чтобы тихо, по-семейному отметить-таки повышение мужа.

— Как поживают твои родные в Енисейске? — поинтересовалась у невестки свекровь, помогая наполнять едой тарелки детей.

— Волнуются за нас, конечно. Вчера только весточку от мамы получила. Пишет, что у них там такой же кавардак: митинги, комитеты! Папа сильно болеет, а лекарств — дефицит. Травы пьют.

— Помоги Господь! Скорейшего выздоровления ему! — посочувствовала гостья. — А как у ребят дела? Успеваете ли, внученьки, в учебе?

— Все молодцы! Отметки хорошие, замечаний от учителей нет. Вот только чистописание у Надюши хромает, но мы и дома пишем с ней, занимаемся, — поделилась Наталья. — Девочки, вы уже можете и сами побеседовать с бабушкой! — с легким укором обратилась она к дочкам.

— Хорошо у нас дела, — отозвалась на это старшая Вера. — Хотя эту неделю мы дома сидели: папа запретил в гимназию ходить.

— Правильно! — одобрительно вставил свекор. — Вы девочки умненькие, нагоните по программе, а время сейчас действительно неспокойное, детям лучше дома посидеть.

— Это потому что свергнуты все угнетатели? — вдруг наивным голоском поинтересовалась Надя.

— Какие угнетатели?! — разом воскликнули взрослые и устремили взгляды на опешившую от такой реакции девочку.

— Не знаю, просто так старшеклассницы говорили, — пролепетала она, смущаясь, тихо.

— Вот, уже и детей втянули в политику! — возмутился старший полковник. — Ты, Наденька, не слушай разговоры других, а слушай отца с матерью! И ничего не бойтесь, детки, мы вас в обиду не дадим! Налей-ка нам, Наташа, наливочки! Выпьем за страну нашу российскую!

— Так, ребятня, поели? Марш в комнату! Нечего взрослые разговоры слушать! — не терпящим возражений тоном скомандовал хозяин, и те, схватив по пирожку напоследок, нехотя побрели в свою спальню.

— Что думаешь по поводу ареста царя? — без обиняков спросил Михаил у отца, когда дети скрылись за дверью, а женщины уединились для беседы в другой части кухни.

— Бога не боятся — вот что думаю! — резко высказался тот в ответ.

— Неужто показательно судить будут?

— Да кто его знает, что и как будет и, главное, что из этого выйдет! — обреченно махнул рукой Михаил Семенович. — Скорее всего, хотят судить всенародно и рвать на части вместе с императрицей, иначе дали бы им возможность тихо уехать за границу: Англия же сразу согласилась принять членов царской семьи!

— Может, всё-таки побоятся, дерзость-то какая! Та же Антанта может попытаться защитить свергнутого, но законного государя новой войной.

— Лучше бы так, — задумчиво вздохнул старший Каргополов. — Завтра на «празднике Свободы», поди, будут продолжать нагнетать ненависть к императору с семьей. Глупость, конечно, какая-то с этим праздником! Не успели еще ничего толком сделать в этом Временном правительстве, зато новый общегосударственный праздник устраиваем! Все казаки согласились участвовать в этом «празднике Свободы», а по мне так — пире во время чумы?!

— Приказа сверху и примера Могилёва вполне достаточно, чтобы поддержать специальное массовое мероприятие по зарядке народа оптимизмом в ожидании светлых демократических свобод. Да и большинство в дивизионе открыто поддерживает революцию, остальные же осторожничают, как, впрочем, и я сам, — ответил младший.

— Что известно по Могилёву?

— Тишина пока. В Иркутске рассматривают его объяснительные, ждём, — грустно ответил новоиспеченный командующий. — Хотя, мне кажется, всем уже очевидно, что в Красноярск Могилёва не вернут, сошлют от греха подальше.

— Кого на свое место командира поставил?

— Александра Сотникова. Хорунжий моей сотни: образованный, с лидерскими качествами. Не так давно служит в дивизионе, но показал себя как достойный офицер и человек.

— Наверняка завтра Крутовский будет выступать с речью с трибуны как комиссар Временного правительства в Енисейской губернии, — поддерживал беседу полковник. — Вот и стал Владимир Михайлович важным человеком! Сколько его знаю, он всегда стремился им быть. В юности, помню, мы с друзьями еще в салки на улице играем, а он уже нос задирает: некогда, дела, я же староста Воскресенского собора!

— Не позавидуешь нынче такой важности! — возразил сын. — Все шишки революции теперь его будут! Отвечать за глупости сверху и разгребать созданные кем-то проблемы не такая уж приятная должность.

— Да уж, согласен.

— Меня больше волнует, кто теперь в стране будет командовать армией и флотом, — предложил новый вопрос к обсуждению хозяин дома. — Война-то еще не закончилась! А бредовый приказ «Номер один» уже активно приводится в действие! До меня дошли слухи, что в некоторых войсковых частях избранные солдатские комитеты творят невообразимое: отбирают оружие у офицеров и раздают всем нелепые команды.

— Пока генерал Алексеев занял место Верховного Главнокомандующего, но сам понимаешь, как шатко его положение, — пожал плечами полковник. — Алексеев не новичок на этой войне: будем надеяться, что ему удастся остановить это безобразие, ведущее к подрыву главного на фронте и в тылу — дисциплины!

На следующий день, в воскресенье десятого марта одна тысяча семнадцатого года, казаки Красноярского дивизиона оседлали коней, подняли вверх вместе с полковыми знаменами красные флаги революции и присоединились к запланированному в честь нового советского праздника общему шествию по городу по Воскресенской улице от собора на Новобазарной площади.

«Да здравствует свободная Россия!», «Да здравствует демократическая республика!», «Да здравствует Учредительное собрание!» — пестрили лозунгами плакаты и красные флаги по всей площади.

Перед началом шествия городское духовенство собралось подле собора на традиционный молебен, которому предшествовало громкое зачитывание официального послания Святейшего Синода «К верным чадам Православной Российской Церкви по поводу переживаемых ныне событий». Первые же слова этого послания током ударили в сердце подъесаула Каргополова: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ея новом пути». Острая боль смешавшихся чувств неизбежной обреченности и горького отчаяния выжигала огнем остатки надежды на спасение прошлой, казалось бы, правильной и привычной жизни. «Господи! Неужели и вправду твоя воля свершилась, и нет иного пути у нас, грешных?! Неужели не осталось никого, кто защитит многовековое государственное устройство и законного правителя?!» — метались мысли в голове казака, силившегося не выдавать своего состояния внешне.

Конец ознакомительного фрагмента.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я