Наполеон и граф Монтекристо

Николай Башилов

«Есаул смерил незнакомого казака взглядом с ног до головы. Почти двухметровый детина возвышался над ним чуть не голову. – Из уральских, говоришь? Из пополнения? – Так точно, господин есаул. Угораздило вот отбиться от своих. Пошел по нужде в кусты, живот у меня прихватило. Слышу – шум, гам, топот. Пока то да се, пока портки надел, выскакиваю – а наших и след простыл. – Стоящие рядом казаки загоготали. – Только мой Гром стоит, копытами перебирает. Видать, срочный приказ пришел. Я, было, по следам пошел, да они быстро смешались с другими. Там пол-армии протопало. Дозвольте, господин есаул, пока к вам прибиться. Обузой не буду. А там разберемся. Одному скучно как-то…»

Давным-давно…

Часть первая

Глава первая

Есаул смерил незнакомого казака взглядом с ног до головы. Почти двухметровый детина возвышался над ним чуть не голову.

— Из уральских, говоришь? Из пополнения?

— Так точно, господин есаул. Угораздило вот отбиться от своих. Пошел по нужде в кусты, живот у меня прихватило. Слышу — шум, гам, топот. Пока то да се, пока портки надел, выскакиваю — а наших и след простыл. — Стоящие рядом казаки загоготали. — Только мой Гром стоит, копытами перебирает. Видать, срочный приказ пришел. Я, было, по следам пошел, да они быстро смешались с другими. Там пол-армии протопало. Дозвольте, господин есаул, пока к вам прибиться. Обузой не буду. А там разберемся. Одному скучно как-то.

— Скучно ему. Скажи уж, на хранцузов боишься один нарваться, — со смешком заметил кто-то из казаков.

— Не-а. Хранцузов я не опасаюсь. Взаправду скучно. Я обчество люблю.

— А Гром у тебя хорош, — заметил есаул, знающим взглядом окидывая коня. — Ахалтекинец? Откуда такое чудо?

— В Бухаре купил. Довелось побывать в тех краях. Я дочку ихнего эмира помог от абреков отбить. Ну, он мне и уступил по дешевке. Так бы у меня нипочем денег не хватило. Дорогущее животное.

— За дочку мог бы и подарить, — заметил все тот же казак.

— За сына — мог бы. Девки у них не в почете.

— А зачем тебе вторая шашка? — спросил есаул, заметив торчащую из-за плеча рукоятку.

Ахалтекинец

— А я — двуручник, — ответил уралец так, как будто в этом не было ничего необычного. Но реакция казаков на это заявление показала, что необычное в этом было. Двуручники встречались крайне редко. Искусство боя двумя руками было изрядно подзабыто к началу девятнадцатого века. — Дед обучил. Он у меня славным был казаком. Да и сейчас кому хош это докажет, хотя ему скоро шесть десятков стукнет.

— Зовут-то тебя как, казак? — спросил есаул.

— Егор. Егор Хватский, господин есаул.

— Знатная фамилия. Сколько лет?

— Девятнадцать.

— Женат?

— Нет покедова.

— А что это у тебя за ружье такое чудное?

— Купца залетного упросил продать. «Зверобой» называется. Какой-то наш умелец придумал. Оно пятнадцатизарядное и очень точного боя^[1]. Ободрал, гад, как липку. Но не жалею.

Но тут интересный разговор с уральским казаком пришлось прервать.

— Хранцузы! Около полусотни! Сопровождают малый обоз! Карета и две повозки! — доложил подскочивший казак из передового дозора.

— По коням! — скомандовал есаул и добавил тоном ниже, обращаясь к Егору: — Ты тоже давай за нами.

На опушке они спешились и через кусты осторожно выглянули на дорогу.

По ней действительно приближался небольшой обоз. До него было метров двести. Есаул в трофейную подзорную трубу внимательно осмотрел его. — «Ого! Всего три повозки, а в охране старая гвардия и французские гусары. По три десятка и тех, и тех. Таких так просто не возьмешь. Без потерь не обойтись. Стоит ли связываться из-за трех повозок добра?»

Пока есаул размышлял таким образом, пытаясь прийти к какому-то решению, случилось неожиданное. Прибившийся к ним казак-уралец внезапно выскочил из кустов на своем Громе и во весь опор помчался по направлению к французам. Казаки опешили, а французы, засуетившиеся было, успокоились, поняв, что всадник один и не держит в руках оружия. Они приняли его за какого-то посланника.

Между тем Егор, подлетев к обозу на тридцать шагов, неуловимо быстрым движением сдернул с плеча свой «зверобой» и тут же открыл огонь. Он опустошил пятнадцатизарядный магазин за десять секунд, и пятнадцать французов рухнули на землю. К этому моменту Егор оказался уже в самой гуще французов. Отбросив винчестер, он тут же выхватил шашки и завертелся вихрем среди врагов, орудуя клинками с невероятной ловкостью и быстротой, и разя одного противника за другим.

— Казаки! Да этот черт один захватит обоз! Останемся без добычи! Вперед! — крикнул есаул. И казаки с гиканьем вылетели из кустов.

Спустя пять минут все было закончено. Потеряв шесть человек, сотня решила дело. В плен никто из французов не сдался. Вскоре стало понятно, почему. Когда казаки, утирая пот, начали подтягиваться к карете и возкам, первым у кареты оказался Егор. Он пикой ловко подцепил рукоятку и распахнул дверцу кареты.

— Мать честная! Наполеон! Сам хранцузский император! Чур мой!

От других возков послышалось:

— Братцы! Да тут деньжищ целые сундуки! Видать, казна ихнего императора!

— Казну делите между собой, а этот мой, — вновь вмешался Егор. — Давно хотел ему вопрос задать: зачем он нас воевать пошел?

Впрочем, никто ему и не пытался перечить. Казаки, столпившись вокруг вытащенных из возков и тут же открытых сундуков с золотом и серебром, не могли оторвать от этого зрелища глаз.

Спохватились казака-уральца и Наполеона лишь спустя полчаса. Но тех уже и след простыл.

— А-а, пусть его, — махнул рукой есаул. — Ну, дали бы по награде. А что с нее проку? А тут нам, братцы, хватит на всю жизнь. Да и нашим детям и внукам тоже. Сейчас будем делить…

* * *

Наполеон Бонапарт то и дело бросал взгляды в сторону пленившего его казака, всякий раз задерживая взор на закинутой за спину винтовке. Тот молча ехал, не оборачиваясь, шагах в пяти впереди. Но у Наполеона было ощущение, что казак каким-то образом чувствует каждое его движение. Их лошадей связывала веревка. Казак молчал всю дорогу, с тех пор, как они покинули место происшествия. Тогда, отведя Наполеона по дороге подальше от казаков, увлеченно изучавших богатую добычу, он поймал для него лошадь одного из убитых гусар и помог сесть. Это был единственный момент, когда Наполеон услышал голос своего пленителя.

— Вы не будете делать глупостей, Ваше Величество? Иначе мне придется связать вам руки.

— Не нужно связывать руки, — буркнул Император. — Никуда я не денусь.

Он видел в окошко кареты, на что способен этот казак, и ему вовсе не хотелось увидеть это еще раз, теперь применительно к себе. Людей, столь виртуозно владеющих оружием, ему еще встречать не приходилось.

Наполеон Бонапарт

Казак кивнул, принимая сказанное к сведению. С тех пор они и пробирались цепочкой вот уже два часа вдвоем по сентябрьскому лесу к ведомой только самому странному казаку цели. Странному, потому что Императору раньше не приходилось слышать о казаках, в совершенстве владеющих французским языком. А именно на таком языке к нему и обратился его пленитель. И еще эта его винтовка. Наполеон был поражен тем, как казак за несколько секунд положил из нее больше десятка его старых ворчунов.

Но, похоже, их путешествие подошло к концу. Наполеон понял это по тому, что они выехали на небольшую полянку, где стоял дом. Добротный рубленый дом из толстенных сосновых бревен, размером примерно шесть на шесть метров.

— Прибыли, Ваше Величество.

Казак помог Наполеону слезть с лошади и кивком указал на крыльцо, приглашая войти в дом.

В доме было тепло, и Император с удовольствием избавился от верхней одежды. В светелке находился большой стол, на котором располагалось нечто, закрытое от взора белой скатертью, но издававшее пленительные запахи. Казак подошел к столу и откинул скатерть, и глазам Наполеона предстали яства, которые сделали бы честь даже его обеденному столу в парижском дворце. Наполеон почувствовал, как его рот невольно наполнился слюной: он был очень голоден.

— Присаживайтесь, сир. Перекусим и побеседуем.

Дважды повторять приглашение не пришлось.

— Как мне к вам обращаться, сударь? — спросил Наполеон, усаживаясь на широкую лавку. Казак сел напротив.

— Можете называть меня пока… Ну, скажем, граф Монтекристо, — усмехнулся казак.

— «Граф» подходит вам много больше, чем «казак», — отозвался Император, еще раз окидывая взглядом мужественное и одухотворенное лицо собеседника. Он был молод, но это вовсе не воспринималось, как недостаток. — Вы что же, были так уверены в моем пленении, что приготовили все это? — кивнул он на стол. — О моем выезде из Москвы для инспекторской проверки мало кто знал.

— У меня были к тому некоторые основания, — туманно ответил граф. — Немного вина? Есть хорошие французские сорта. После осенней прогулки не помешает.

— Не возражаю.

Они молча и не чокаясь выпили, после чего некоторое время отдавали должное представленным деликатесам.

— Поход в Россию был стратегической ошибкой с вашей стороны, Ваше Величество. Этот кусок слишком велик даже для вас, — внезапно прервал молчание странный граф. — Как, впрочем, и испанский поход. Испанцы — очень гордая и сильная нация. Недаром они в недавнем прошлом завоевали половину Америки. Нельзя их было доводить до крайности. Нужно было сосредоточиться на главном противнике — Англии, а Испанию и Португалию сделать союзниками в этом вопросе. Ведь не так уж давно Великая Армада чуть было не похоронила Англию.

Наполеон поморщился, как от зубной боли, налил себе еще полбокала вина и тут же выпил.

— Это стало очевидным слишком поздно. Эти англичане… Они как кость в горле. Их никак не достать на их чертовом острове. У них слишком сильный флот. А что касается России, то я ведь и не хотел с ней воевать всерьез, граф. Я хотел лишь попугать Александра. Мне важно было добиться, чтобы он не ударил в спину, когда я буду разбираться с англичанами. Он никак не хотел понять, что нам выгоднее сотрудничество, а не война. Возможно, потому, что Александр слишком хорошо помнит, кому он обязан приходом к власти. Вы понимаете, о чем я?

— О деньгах, которые передавал на подготовку переворота и свержение Павла английский посол лорд Уитворт через свою любовницу светскую львицу Жеребцову?

— Именно. Жеребцова была родственницей Зубовых, которые были среди заговорщиков. А Павел не хотел проводить проанглийскую политику. Наша разведка обнаружила кое-какие документы, подтверждающие факты финансирования англичанами переворота.

— Вы хотите сказать, что Александр оплачивает старые долги?

— Не только это, не настолько он сентиментален. Все гораздо прозаичнее: Англия очень хорошо платит ему за выступления против нас, благо денег у нее, наворованных в колониях, предостаточно. Англичане очень испуганы, оставшись один на один с нами. Поэтому денег не жалеют. Слабая экономика крепостной России не смогла бы вынести такую войну, если бы не английская помощь. Вы даже не представляете, о каких суммах идет речь, граф.

— Отчего же, представляю. Англия списала России все кредиты, включая огромный голландский в 87 миллионов гульденов, поставила в прошлом году тысячу тонн свинца, тысячу сто тонн пороха и сто пятьдесят тысяч ружей, которых русская промышленность производит мало. Оплачивает по восемь миллионов рублей за каждые сто тысяч солдат русской континентальной армии.

— А вы хорошо осведомлены, — с уважением посмотрел на собеседника Наполеон. — Все верно. Александр играет в войну, потому что получает за это весьма неплохие деньги. И ради этих денег порой действует вопреки интересам страны. Кроме того, он очень двуличен. В Тильзите заверял меня в вечной любви и дружбе, и в то же время писал матери Марии Федоровне, что Тильзит — лишь временная передышка, чтобы собрать еще более многочисленную армию и вновь начать войну. Мы знаем об этом. И все же вы правы: вводить армию в Россию было нельзя. Нужно было ждать на границе. Александр не решился бы на активные действия, и на этом бы все закончилось.

— На какое-то время — да. Но пока англичане не повержены, они постоянно будут подталкивать Александра выступать против вас. Поэтому у меня вопрос: что вы планируете делать в ближайшее время, сир?

— Стойко переносить тяготы плена, — ответил Наполеон, окидывая вожделенным взглядом еще не отведанные деликатесы.

— Отличный план на ближайшую перспективу. Но вопрос с пленом пока окончательно не решен, — с усмешкой отозвался граф Монтекристо.

— Как это понимать? — удивленно спросил Наполеон.

— Решение этого вопроса будет зависеть от исхода нашего разговора. Вариантов может быть два: я сопровождаю вас в ставку Кутузова или же провожаю до места дислокации одной из французских частей, после чего освобождаю.

— Поясните, граф. Вы говорите загадками. — Наполеон на какое-то время даже забыл про деликатесы.

— Извольте. Этот вопрос решится в зависимости от того, что вы хотите делать дальше. Поэтому повторяю: какие ваши планы? Понятно, что вы, получив свободу, вернетесь в Париж и начнете восстанавливать армию. А потом? Пойдете ли вы снова на Россию?

— Нет уж, увольте. Я не из тех, кто любит повторно наступать на одни и те же грабли, как говорят в России. Мне достаточно было одного раза. Я выведу войска из Испании, поставив на Пиренеях заслон, и вплотную займусь Европой и англичанами.

— Вот это я и хотел услышать от вас. В таком случае, у меня есть к вам предложение. Вы наблюдали сегодня за ходом боя?

— Да. Я все видел.

— Тогда, очевидно, обратили внимание на мою винтовку?

Наполеон бросил взгляд на стоящее в углу оружие.

— Конечно. Что это за чудо-ружье?

— Новое оружие. Называется «зверобой». Существует пока в одном экземпляре. Пятнадцатизарядное. Скорострельность вы могли наблюдать сами. Я мог бы передать вам его чертежи. С таким оружием ваши гренадеры будут непобедимы. Кроме того, я могу помочь вам победить англичан на море.

Наполеон изучающее посмотрел на сидящего напротив него. кого?

— Кто вы? Кто стоит за вами? Почему вы делаете мне столь щедрое предложение? — Император никак не мог «раскусить» этого человека, хотя обычно это получалось у него почти моментально.

— Я представляю силы в России, которым не нравится, что английское золото оплачивается русской кровью. И которым также не нравится, что англичане суют свой длинный нос туда, куда их не просят. Между Россией и Францией не существует каких-либо противоречий, которые были бы настолько серьезны, чтобы послужить поводом к войне. Ни экономических, ни геополитических, ни военных — никаких.

— Абсолютно с этим согласен.

— Поэтому, коли вы признаете вторжение в Россию ошибкой, мы готовы с вами сотрудничать, чтобы одолеть общего врага. Но за ошибки приходится платить. Теперь будет очень непросто добиться того, чтобы обозленные вторжением русские полки не последовали за вами до Парижа. А отступать вам придется. Вам нечем кормить армию. Но шанс все же есть.

Наполеона все больше увлекал этот разговор. Правитель, удел которого — вечное одиночество, давно не разговаривал с кем-либо, кого он мог бы признать за равного себе. В сидящем напротив человеке он чувствовал сильную личность. Настолько сильную, что, по крайней мере, не уступала его собственной.

— Какой?

— Нужно написать Александру письмо.

— Я уже писал. Он не ответил.

— Знаю. Не ответил, потому что содержание его не заинтересовало. Нужно бросить ему такую кость, от которой бы он не смог отказаться. Иначе с русскими полками на хвосте вы ничего не успеете — не подготовить новую армию, не запастись новым оружием.

— У вас есть какая-то конкретная идея?

— Есть. Восточная Пруссия с Кенигсбергом и Данцигским заливом. Как вы знаете, после смерти Елизаветы в 1761 году новый государь и ярый почитатель Бисмарка Петр III возжелал вернуть ему этот регион, присоединенный к России в результате Семилетней войны. Если вы предложите Александру эту кость, он вцепится в нее. Ему ведь тоже нужно основание, чтобы остановить полки на границе и не преследовать агрессора дальше. Иначе его не поймут ни в армии, ни в народе. Восточная Пруссия — очень серьезное основание. Для вас же этот регион не слишком важен. Тем более что немцы не очень рады присутствию у них ваших войск.

— Думаете, русским будут рады больше?

— Почти все государыни и жены государей последнего времени, начиная от Екатерины и даже раньше, были немецкими принцессами. Это имеет значение. Для вас же имеет значение, что войска из Восточной Пруссии не будут противодействовать вам в Европе. По сути, этим шагом вы убьете двух зайцев: остановите русские войска на границе и выведите из списка своих противников значительную часть прусской армии.

Наполеон задумался.

— Вы думаете, он за это ухватится? А как же англичане?

— Пруссия стоит дороже, чем ему могут дать англичане. Кроме того, я постараюсь помочь в этом вопросе. Я сам повезу письмо, если вы его напишите.

— У вас есть связи при дворе?

— Есть кое-какие возможности. Думайте. У вас есть время до утра. Больше дать не могу. Вы слишком заметная фигура, чтобы ваше отсутствие не вызвало паники. Вас, наверное, уже ищут. В письме предлагаю сделать упор на то, что вы совершили ошибку, вторгшись в Россию, о чем сожалеете. В качестве компенсации за принесенные страдания… Ну, и так далее.

Император вскинулся при последних фразах, но граф Монтекристо жестом остановил его.

— Рекомендую отбросить ненужную в данной ситуации гордость — для вас важно выиграть время. Бумага все стерпит. Если все получится, я найду вас в Париже, и тогда поговорим о новом оружии и о том, как добраться до англичан.

Наполеон вновь погрузился в задумчивость, а граф Монтекристо отправился спать, предварительно показав Императору его комнату, где имелись также и письменные принадлежности.

Утром Наполеон протянул графу незапечатанный конверт.

— Прочтите.

Граф Монтекристо быстро пробежал глазами по тексту, размещенному на трех листах. Внизу последнего, кроме подписи, стояла также личная печать Императора.

— Неплохо. Думаю, Александр будет впечатлен. Давайте позавтракаем — и в путь.

…Спустя три часа они заметили на дороге французский дозор. Пришло время прощаться.

— Куда вы сейчас, граф? — поинтересовался Наполеон.

— В ставку Кутузова.

— Передайте ему привет от меня. Скажите, что я впечатлен его решением сдать Москву, но сохранить армию. Хитер, хитер старик.

— Хитер и умен. Так о нем и Суворов отзывался.

Попрощавшись с графом, Император выехал на дорогу навстречу французскому дозору. Соответствующая легенда у него была уже заготовлена.

Глава вторая

— Ваше Сиятельство! Михаил Илларионович! Тут какой-то гусарский офицер очень просит вашей аудиенции. Говорит, дело чрезвычайной важности. Капитан Шпагин.

— Эко, фамилия-то у него какая гусарская. Не знаю такого. Запомнил бы. Ладно, зови. Но без оружия.

— Знамо дело.

Моложавый гусарский капитан действительно оказался незнакомым. Иначе генерал-фельдмаршал запомнил бы это мужественное лицо с выразительными голубыми глазами.

— Что у вас, капитан?

Гусар протянул ему конверт, одновременно подавая руками тайный знак масонской ложи^[2].

— Свободен, — бросил Кутузов адъютанту. Когда тот вышел, поинтересовался:

— Что за срочность, гусар?

— Прочтите, все поймете.

Кутузов углубился в чтение, то и дело удивленно вскидывая брови.

— Откуда у вас это письмо, капитан?

— От самого Императора.

— Вы что, были у них в плену?

— Не совсем так, Ваше Сиятельство. Это Наполеон был у меня в плену.

— Был?? У вас???

— Я передал его вчера в руки французского дозора возле Царево-Займище. Отпустил после обстоятельной беседы и получения вот этого письма.

— Что-то проскакивало в донесениях. Где-то в тех краях казаки-донцы атаковали императорский обоз и порубили с полсотни охраны. Будто бы сам Император ушел, но обоз захватили. Правда, про содержимое обоза скромно умолчали. Но не много ли вы на себя берете, капитан?

— Я участвовал в этом бою, переодевшись казаком. Император не ушел. Пока донцы разбирались с добычей, я отвел его в охотничью избушку, и мы вдумчиво проговорили весь вечер. Наполеон действительно считает вторжение в Россию ошибкой, как и пишет в письме. Кстати, он просил передать вам привет и свое восхищение вашими действиями после Бородино, когда вы решили сдать Москву, но сохранить армию.

Кутузов довольно сощурился.

— Но вы так и не ответили: почему вы отпустили его? Кто дал вам право решать такие вопросы? Я ведь могу и привлечь вас к дисциплинарной ответственности. И зачем вы переодевались казаком?

— Зачем отпустил? А зачем России пленный французский император? Тем более, талантливый полководец? Какой от него прок в плену? Объедать русскую казну? Пусть он лучше сражается с общими врагами в Европе. Тем более, будучи в плену, Восточную Пруссию он не отдаст. Что касается дисциплинарной ответственности, то я — не ваш подчиненный, Ваше Сиятельство. Я — французский офицер.

— Как это? — замер Кутузов и удивленно посмотрел на капитана своим единственным глазом. — Вы же только что сказали, что участвовали в налете на обоз?

— Участвовал. Переодевшись казаком. Среди французских офицеров у многих есть понимание того, что вторжение в Россию было роковой ошибкой. Вместо этого нужно было добивать англичан. Я — представитель этих сил. Надо попытаться исправить эту ошибку. Чтобы не притащить русские полки на хвосте в Париж, был разработан план. Мне поручили его осуществление. Так что единственное, что вы можете со мной сделать — взять в плен. Но вряд ли это принесет пользу.

— А ваш язык?

— У меня мать русская.

Кутузов встал с места и начал молча прохаживаться по комнате, то и дело бросая на «капитана» изучающий взгляд.

— Какова же конечная цель вашего плана?

— Сделать так, чтобы русские полки остановились на границе. Тогда Наполеон, подготовив новые войска и наведя порядок в Европе, вплотную займется англичанами. Нас бы это вполне устроило.

— А если нет? Если вновь попрет на нас?

— Нет. Вот дословно, что он сказал: «Я не из тех, кто любит повторно наступать на одни и те же грабли, как говорят в России. Мне достаточно было одного раза. Я выведу войска из Испании, поставив на Пиренеях заслон, и вплотную займусь Европой и англичанами». И я ему верю. Он говорил, считая меня русским дворянином. Еще он сказал, что между нашими странами нет разногласий, которые требовали бы решения их военным путем. Когда я сказал ему, что в сложившейся ситуации попробовать остановить русские войска можно лишь одним способом — предложив Императору Александру Восточную Пруссию, он после некоторых размышлений и уселся за письмо. Должен заметить, что для вашей страны такое решение тоже было бы наилучшим выходом. В конце концов, почему русские солдаты должны проливать кровь за английские деньги, чтобы помогать англичанам и остальным решать их проблемы с Наполеоном? Поэтому считаю, что дать нам уйти отсюда не слишком ощипанными — в российских интересах. Чем больше опытных полков сохранит Наполеон, тем легче ему будет потом иметь дело с англичанами. Да, и еще одно. Про пленение императора и это письмо никто не знает. Ни у французов, — Наполеон придумал, что сказать по поводу своего отсутствия, — ни у нас. Казаки не знают, куда я подевался с ним. Да и не будут касаться этой темы, потому что неплохо поживились при налете. Опасаются, как бы не отобрали. Эскорт же его весь погиб.

Услышав про грабли и ощипанных французов, Кутузов усмехнулся, а когда капитан замолчал, вновь задумался. Фельдмаршал тоже придерживался мнения, что таскать для кого-то каштаны из огня, проливая русскую кровушку, было бы неправильно.

— Почему вы пришли ко мне?

— За советом. Если отправить письмо Императору Александру курьером, вовсе не факт, что дело решится нужным образом. Я хотел бы доставить письмо сам, предварительно кое с кем поговорив в Санкт-Петербурге. Но у меня там, вполне естественно, нет никаких связей. Я хотел бы получить от вас предписание, надежные документы на имя какого-нибудь офицера, прибывшего недавно, скажем, с Кавказа, которого в столице никто знать не может, и рекомендательные письма. И, как я сказал, мне нужен совет: как действовать, чтобы решить дело наилучшим образом?

— Признаться, вы меня сильно озадачили, голубчик. Мне нужно все это хорошенько обдумать. Отправляйтесь-ка вы отдыхать с дороги. Вас проводят, я распоряжусь. Письмо пока оставьте.

…Наутро капитана Шпагина разбудил посыльный, сказав, что светлейший князь ждет его.

— Устроили вы мне бессонную ночку, капитан. Или как вас там? — встретил его ворчанием Кутузов. — Однако, в главном вы правы: проливать русскую кровь за чужие интересы — это неправильно. Поэтому попробую вам помочь. Я подготовил рекомендательные письма трем влиятельным членам братства каменщиков, не посвящая их полностью в курс дела. Они выведут вас на Марию Нарышкину, любовницу Императора Александра, а также на его сестру Екатерину Павловну, с которой у него весьма близкие и доверительные отношения. Еще обратите внимание на графиню Ливен. Она дружит с матерью Императора. Ну, а дальше уж сам, голубчик. Нарышкина редкостная красавица и весьма неравнодушна к симпатичным мужчинам. Вы, по-моему, будете в ее вкусе. Как искать подход к Екатерине Павловне и графине Ливен — думайте сами. Это все, чем могу помочь. Дам вам полусотню казаков. Они сопроводят вас до Москвы. А дальше — на перекладных. Вам подготовлены документы на имя штабс-капитана барона Александра Степановича Куравлева из Кавказского корпуса.

— Надеюсь, эти три члена братства вольных каменщиков никак не связаны с англичанами? Иначе у меня могут быть серьезные проблемы.

— Не волнуйтесь. Это надежные люди.

— Император Александр сейчас в Санкт-Петербурге?

— Нет. Он не любитель сидеть на месте. Но через неделю должен вернуться. Так что некоторый запас времени у вас будет. И вот еще что, милейший. Обязательно навестите меня на обратном пути. Я хочу узнать, чем все закончилось. Хотя бы для того, чтобы иметь представление, насколько следует ощипывать французскую курицу. — Рассмеявшись собственной шутке, Кутузов с этим и отпустил капитана.

Глава третья

Санкт-Петербург встретил штабс-капитана Куравлева ненастьем. Сильный порывистый ветер с залива и мелкий дождь заставляли плотнее кутаться в шинель. Сняв жилье, штабс-капитан первым делом нанес три визита по адресам, указанным Кутузовым. Все три члена Санкт-Петербургской масонской ложи, узнав, от кого он прибыл, встретили его тепло и радушно. К концу дня штабс-капитан уже знал, с чего ему следует начинать.

Утром следующего дня он получил приглашение на прием, который этим вечером давали граф и графиня Ливен по случаю отбытия в Англию, в Лондон, куда граф был назначен послом. В их доме должен был собраться весь цвет петербургского общества.

Княгиня Дарья Христофоровна Ливен, урождённая Доротея фон Бенкендорф

И действительно, когда он появился в указанное время в парадном зале большого дома на Невском, там уже собралось немало представителей высшего света Петербурга.

Он был представлен хозяевам. Графиня Дарья Христофоровна Ливен, урожденная Доротея фон Бенкендорф, была женщиной весьма примечательной. Она была дочерью подруги детства матери Императора Марии Федоровны, с которой у нее были очень теплые и дружественные отношения. Недавно графиня покоряла салоны Берлина, где служил посланником ее муж. Теперь то же самое ей предстояло делать в Лондоне, где она собиралась обучать искусству вальса англичан, пока не знакомых с этим танцем. Прелестная Доротея или Доротти, как звали Дарью Христофоровну Ливен на английский манер, покорит сердца английских аристократов. Благодаря своему очарованию и живости манер, столь не свойственных чопорному английскому обществу, она сделается одной из законодательниц мод лондонского общества. Обладая отменным умом, наблюдательная и общительная, она будет играть в русско-английских делах роль чуть ли не более важную, чем ее муж.

— Какой бравый кавалер! — встретила она восклицанием штабс-капитана.

— Теперь, когда гвардия ушла в поход, такого в наших салонах увидишь не часто.

— Вам не грозит быть обойденной мужским вниманием и без гвардейцев. Если даже на земле останется только один мужчина, его удел — быть у ваших ног, графиня, — отозвался штабс-капитан, целуя хозяйке руку.

— Ого! Да еще такой галантный! — со смехом продолжила графиня.

— Что же отвлекло столь бравого вояку от противостояния супостату? — спросил граф Ливен.

— Военная тайна, Ваша Светлость. Жду Императора для вручения особо секретного послания.

Для графа и графини Ливен упоминание о тайне было аналогично взмаху красной тряпкой перед быком. В обязанности посланника входил и сбор информации, в чем графиня всегда очень эффективно помогала мужу. Это было уже в крови. Поэтому оба дружно насторожили ушки.

— Штабс-капитан, я буду ждать вашего приглашения на танец. Кавалеров мало, и я боюсь, что вас быстро приберут к рукам. А я хочу узнать последние новости с театра военных действий.

— Всенепременно, сударыня. Какой танец вы предпочитаете?

— Вальс. Он гарантирует, что ненужные уши не услышат ваших секретных новостей.

— Буду ждать его исполнения с нетерпением. У меня к вам просьба, графиня: представьте меня, пожалуйста, гостям. Я прибыл с Кавказа, и никого здесь не знаю.

— С удовольствием.

Вскоре штабс-капитан был представлен княгине Марии Нарышкиной, с которой Александр I жил второй семьей. Красота этой женщины была ослепительной и не зря воспевались современниками.

— Даже на Кавказе наслышаны о вашей несравненной красоте, княгиня. Но разве корявые слова могут описать то, что видит взор? И как после этого жить? Вот говорят: «Увидеть Париж и умереть». Париж мы, скорее всего, увидим, но от вида кучи камней не умрем точно. А вот умереть от тоски после лицезрения такой красоты можно запросто.

— Льстец, — польщено засмеялась Нарышкина. Вы это часто говорите женщинам?

— Если бы все было так просто, княгиня. Комплименты — это одно. Но когда при взгляде на женщину в душе возникает огонь и хочется говорить стихами, которые тут же и рождаются, это уже серьезно.

— Вот вы и попались, врунишка! А ну-ка, озвучьте нам только что родившиеся стихи!

— Вы меня обижаете, сударыня. Почему врунишка? Скажу больше: ваша красота подвигла мою душу не только на стихи, но и на музыку. Здесь есть рояль?

Художник И.Грасси. Портрет М. Нарышкиной, 1807

— Конечно. Очень любопытно узнать, на что способна моя внешность. Идемте сюда.

Они прошли в угол зала, где находился великолепный рояль, и штабс-капитан уселся за инструмент. Когда его сильный мужественный голос поплыл под сводами зала, все замерли.

Меня зовут юнцом безусым

Мне это право,

Это право, все равно

Зато не величают трусом

Давным-давно

Давным-давно

Давным-давно

Иной клянется страстью пылкой

Но коли выпито

Коль выпито вино

Вся страсть его на дне бутылки

Давным-давно

Давным-давно

Давным-давно…

Когда песня закончилась, все гости несколько секунд пребывали в шоке, потрясенные. А затем разразились аплодисментами и криками «браво». А Мария Нарышкина посмотрела на бравого гусара одним из тех взглядов, от которых мужчин бросает в жар.

Когда подошло время танцев и штабс-капитан уверенно закружил по залу в вальсе графиню Ливен, та сказала ему:

— Вы произвели фурор среди наших дам, барон. Я смотрела за их реакцией. Теперь вам открыты двери всех салонов столицы. Особенно опасаться вам следует Нарышкиной. Я видела ее взгляд.

— Опасаться?

— Вы разве не знаете, с кем она живет?

— Знаю. Вообще-то венценосный рогоносец звучит довольно поэтически.

— А вы смелый не только на поле боя. Это может стоить вам карьеры, как минимум.

— Я не амбициозен.

— Ну, смотрите. Я вас предупредила.

— Будем посмотреть. Как любит говорить наш полковой доктор, вскрытие покажет.

Княгиня Ливен засмеялась. Затем, посерьезнев, спросила:

— Так что вы там говорили, барон, насчет секретного письма? Вы должны мне сказать хоть что-нибудь хотя бы в благодарность за мое благорасположение к вам.

— Хм. Вам, графиня, конечно, неплохо было бы знать содержание этого письма, раз вы отправляетесь в Англию. Как и вашему мужу, конечно. Но это прямое нарушение служебного долга. Могу лишь чуточку приоткрыть завесу тайны: письмо от Наполеона.

Услышав такую новость, графиня Ливен еще больше загорелась желанием узнать о таинственном письме хоть какие-то подробности. Упоминание о Наполеоне только подогрело любопытство. Но все ее попытки неизменно наталкивались на отговорки штабс-капитана об абсолютной невозможности нарушения гонцом служебных обязанностей. Наконец, атака графини достигла апогея.

— Барон, просите, что хотите, кроме супружеской измены, но расскажите мне об этом письме все.

Слегка отстранившись, барон Куравлев с сомнением посмотрел на графиню.

— Не знаю, право. Есть один вопрос, в котором вы могли бы помочь, но. Впрочем, танец заканчивается, и нам придется продолжить разговор во время следующего. Вы позволите вас пригласить еще раз?

— Я настаиваю на этом.

Однако следующий танец штабс-капитану пришлось танцевать с Марией Нарышкиной. Он шел по залу, проводив графиню на место, когда встретился взглядами с любовницей Государя. Это был взгляд ждущей женщины, и штабс-капитан понял, что, не пригласи он ее на следующий танец, заимеет в лице княгини опасного врага.

Следующим танцем был полонез, и когда они начали танцевать, княгиня Нарышкина заговорила первой, и сразу пошла в атаку.

— Мне очень понравилась, барон, реакция вашего сердца на мою внешность. Бесподобная песня. И я хочу повторить опыт. Но уже без докучливых свидетелей. Вы согласны на продолжение наших физических опытов?

— Всегда готов, княгиня! Где и когда?

— Вас известят запиской. Где вы остановились?

Княгиня Нарышкина возвращалась на место с неопределенной улыбкой довольной собой женщины.

Когда штабс-капитан вновь пригласил графиню Ливен, та в первые же па танца сказала ему:

— Все же решили рискнуть, штабс-капитан. Ну, дело ваше. А что с нашим делом? Что вы надумали?

— Так случилось, сударыня, что я знаком с содержанием письма Наполеона Императору Александру. Должен сказать, что это содержание весьма примечательно. Настолько, что я хотел бы поговорить об этом с матушкой Государя Марией Федоровной, прежде чем передам ему письмо. Вы могли бы помочь мне в этом, организовав аудиенцию? Вы смогли бы присутствовать при нашем разговоре и, таким образом, узнать все подробности. Я же при этом не нарушаю служебный долг, поскольку говорить о письме с членом императорской фамилии можно.

— Пожалуй, я смогу помочь вам в этом. Моя матушка и Мария Федоровна были подругами детства, и после смерти мамы Императрица приняла во мне деятельное участие, взяв нас с сестрой под свою опеку. Она очень расположена ко мне. Я завтра же утром переговорю с ней и, полагаю, уже завтра вопрос об аудиенции может быть решен. В связи с отъездом у меня мало времени, и я попрошу ее сделать все быстро.

— Хорошо, графиня. Буду ждать известий от вас. — И штабс-капитан второй раз за вечер назвал свой адрес.

За вечер дамы еще несколько раз просили штабс-капитана спеть, что он без особых возражений и выполнил, совершенно очаровав представительниц слабого пола исполнением незнакомых для всех, но очень красивых и чувствительных романсов.

Попутно он перезнакомился почти со всеми, и высший свет Санкт-Петербурга широко распахнул ему свои объятия.

Глава четвертая

Ближе к обеду следующего дня, почти одновременно, слуги принесли ему два письма. Одно было от графини Ливен. В нем она извещала, что аудиенция у Марии Федоровны состоится сегодня в четыре часа пополудни. Во втором письме княгиня Нарышкина написала, что хотела бы продолжить их физические опыты завтра вечером. Далее указывался адрес и точное время. Штабс-капитан порадовался, что события не наложились друг на друга.

В назначенное время он прибыл во дворец, где находилась Мария Федоровна. Караул был извещен, и его сразу проводили в кабинет матушки-Императрицы. Кроме хозяйки, здесь находилась и графиня Ливен.

Мария Федоровна, она же в девичестве София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская, встретила штабс-капитана внимательным изучающим взглядом.

— Действительно, хорош, ничего не скажешь, — произнесла она в сторону графини так, будто штабс-капитана в кабинете не было. Лишь затем она обратилась непосредственно к Куравлеву.

— Ну, что интересного вы нам расскажете, барон? Все прибывающие из действующей армии военные всенепременно рассказывают о своих подвигах в битве с супостатом. Вы, наверное, не станете исключением?

— Нет, Ваше Величество. Речь я поведу не о подвигах, а о политике.

— Вот как? — удивленно посмотрела мать-Императрица на офицера. — И что же интересного лихой гусар может рассказать мне о политике?

— Вы знаете, Ваше Величество, что вдохновителями и спонсорами убийц вашего мужа были англичане, недовольные проводимой им политикой?

Слегка снисходительное выражение, присутствовавшее на лице Императрицы с начала разговора, моментально сменилось на замкнутое и даже слегка неприязненное. Мельком глянув на графиню Ливен, в глазах которой читалось явственное изумление, она произнесла:

— Мой муж Император Павел умер от апокалипсического удара^[3].

— Все верно, от удара. Удара Николая Зубова золотой табакеркой по голове вашего мужа.

— Что вы себе позволяете, барон? Откуда вы нахватались этих бредней?

— От французского Императора Наполеона Бонапарта. Он рассказал мне, что его разведка перехватила бумаги, подтверждающие сказанное. В них речь идет о суммах, переданных заговорщикам английским послом Уитвортом через свою любовницу светскую львицу Жеребцову, родственницу этого самого Зубова.

Мария Федоровна, конечно, была в курсе всех материалов следствия и знала, как в действительности умер ее муж. Его она, кстати, любила и родила ему десятерых детей. Однако в интересах царствующего сына старалась не затрагивать эту тему, хотя про роль англичан в смерти мужа помнила всегда.

В кабинете повисла тишина. Мария Федоровна не нашлась сразу, что ответить штабс-капитану, и он продолжил.

— Недавно вместе с казаками мне довелось участвовать в одном деле вблизи Гжатска. Мы атаковали обоз, и нам посчастливилось взять славную добычу. Я пленил Императора Бонапарта, а казаки захватили его казну.

— Что??? — в один голос воскликнули Императрица и графиня Ливен.

— Он имел неосторожность выехать из Москвы для инспектирования войск со слишком маленькой охраной, — продолжил, словно не услышав, штабс-капитан. — Пока казаки были увлечены казной, я отвел Наполеона подальше, посадил на коня и сопроводил в известный мне охотничий домик неподалеку. Там у нас с ним состоялась весьма длительная беседа.

Мать-Императрица постепенно стала отходить от шокирующих известий.

— Вы решили нас разыграть, сударь? — спросила она с суровым выражением лица.

— Император Наполеон сказал мне, что не хотел войны с Россией, а хотел лишь обезопасить свой восточный фланг в действиях против англичан, — словно не услышав, продолжил штабс-капитан. — Он намеревался лишь попугать Императора Александра, поэтому пошел не на столицу, а на Москву. Сказал еще, что считает ошибкой пересечение своей армией границ России и зарекся повторить такую ошибку когда-нибудь впредь. И, признавая эту ошибку, готов предоставить за нее соответствующую компенсацию. Результатом наших разговоров стало письмо, которое он написал вашему сыну, императору Александру, и которое я доставил сюда, в Санкт-Петербург. Письмо запечатано печатью генерал-фельдмаршала Кутузова. Он был первым и единственным, кому я показал письмо после того, как отпустил Наполеона.

— Отпустил??? — опять хором воскликнули обе женщины.

— Вы поймете, почему я это сделал, когда ознакомитесь с содержимым письма.

— Но вы же сказали, что оно запечатано?

— Предвидя опасности, которые могут мне встретится в пути, я выучил его наизусть. Наполеон передал мне письмо незапечатанным. Хотите, чтобы я прочитал его по памяти?

— Конечно! — опять хором отозвались Императрица и графиня и, переглянувшись, улыбнулись друг другу.

…Когда штабс-капитан замолчал, в кабинете некоторое время стояла тишина.

— Вон оно как поворачивается, значит. Наполеон предлагает нам Восточную Пруссию в обмен на наш нейтралитет в его разборках с англичанами. Значит, он планирует отступление из Москвы.

— Это неизбежно. Его армии нечего есть. Посылаемые фуражиры уничтожаются лихими отрядами Дениса Давыдова и партизанами. Скоро он покинет Москву.

— И уже задумался о том, что за этим последует.

— Он гениальный стратег. И он хочет заняться англичанами. Теперь вам должно быть понятно, почему я коснулся столь неприятной для вас темы. Англичане не брезгуют ничем для достижения своих целей. Кстати, жители Восточной Пруссии весьма недовольны присутствием французских гарнизонов в своей стране. Они организуют партизанские отряды и пытаются оказывать сопротивление захватчикам. Правда, без особого успеха: слишком неравны силы. Несомненно, переход под руку российского государя будет воспринят положительно жителями Восточной Пруссии. Они будут уверены, что их под российским протекторатом обижать не будут. У них ведь есть недавний положительный опыт^[4]. Там все знают, что жена и мать Императора Александра — немецкие принцессы. Вы ведь родом из Штеттина^[5], Ваше Величество, если не ошибаюсь?

— Верно, из Штеттина. Но что конкретно вы от меня хотите, штабс-капитан?

— Я — абсолютно ничего. Я лишь предоставил вам информацию к размышлению. Хочу лишь добавить, что генерал-фельдмаршал Кутузов считает, что тут есть над чем очень серьезно подумать. Если наша армия пойдет за Наполеоном во Францию, то с момента пересечения границы она начнет действовать супротив долгосрочных интересов России. В случае разгрома Наполеона главной выигравшей стороной станут англичане. В Европе чрезвычайно усилятся Австро-Венгрия и Германия. Россия же не приобретет ничего, кроме славы. Но слава — вещь весьма эфемерная. В то время как Восточная Пруссия в составе России — это нечто гораздо более осязаемое, дающее в перспективе большие бонусы для нашего Отечества в стратегическом плане. Понятно, что ваш сын Император Александр жаждет славы освободителя Отечества и победителя Наполеона. Первую часть он, несомненно, получит. А вот нужна ли для интересов страны вторая часть — большой вопрос, который следует решать мудрости и дальновидности, присущих в полной мере вам, Ваше Величество. С учетом всех обстоятельств. И в первую очередь — с учетом английского фактора. Если же наши войска, изгнав Наполеона, остановятся на границе, зайдя лишь в Восточную Пруссию, расклад в Европе может быть совсем иным. Без России европейцы с Наполеоном не справятся, тем более, что и часть прусской армии выводится из игры и не будет действовать против Наполеона. В беседе со мной у Императора промелькнуло, что он хочет вывести войска из Испании и Португалии, предоставив их самим себе, навести порядок в Европе и сосредоточить все усилия на Англии. В этом случае Европа надолго погрузится в решение своих проблем, в то время как Россия могла бы спокойно заниматься своими. Таким образом, сейчас мы находимся на очень важной развилке. От решения, которое будет принято по письму Наполеона, будет зависеть очень многое. Поэтому я и решился просить вашей аудиенции, чтобы донести до вас в полной мере информацию о складывающейся ситуации.

Мать императрица погрузилась в глубокое раздумье. Потом повернулась к графине Ливен и спросила:

— Ты последнее время была с мужем в Берлине, как жена посланника. Европейскую кухню знаешь хорошо. Что думаешь обо всем этом? Головка у тебя светлая.

Посмотрев долгим взглядом на штабс-капитана, графиня заговорила.

— Думаю, матушка, что оценка Кутузова в главном справедлива. Если российская армия пойдет за Наполеоном до Парижа, она будет таскать каштаны из огня для кого угодно, но только не для нашего Отечества. Если Наполеон гарантирует, что больше не будет представлять угрозы для нас, лучше предоставить ему свободу рук в Европе.

— Но можно ли ему верить?

— Словам верить нельзя. Но передача Восточной Пруссии — это уже не слова, а конкретные дела, конкретные гарантии. Продвижение России так далеко на запад создает такую конфигурацию в Европе, при которой идти опять на Россию — самоубийство. Поэтому полагаю, что предложение Наполеона нужно принять.

— У меня было о гусарах совсем иное представление, господин барон, — произнесла Императрица, поворачиваясь к штабс-капитану. — Вы меня изрядно удивили. Странно, почему я не слышала о вас раньше?

— Я прибыл с Кавказа, Государыня.

— Ах, да, графинюшка упоминала. Что ж, полагаю, что теперь я буду часто слышать упоминания о вас. Спасибо за очень интересные новости, что вы нам принесли. Я этого не забуду.

— Буду всегда рад послужить вам, Ваше Величество. Позвольте мне откланяться?

При процедуре прощания штабс-капитан улучшил момент, чтобы шепнуть графине, что подождет ее.

Когда барон вышел, Императрица сказала графине Ливен:

— Ты была права, милочка. Эта аудиенция действительно оказалась весьма полезной для меня. Надо будет хорошенько обдумать все эти новости.

Когда графиня Ливен покинула дворец Марии Федоровны, барон Куравлев тут же подошел к ней.

— Спасибо за аудиенцию и высказанную позицию, которая полностью совпадает с моей. Я — ваш должник. А поскольку в должниках я быть не люблю, можете и впредь рассчитывать на получение интересной для вас информации во время пребывания в Лондоне. Обращайте внимание на письма, подписанные графом Монтекристо. Они будут зашифрованы. Читать их следует по первым буквам каждой строки, снизу вверх.

Графиня Ливен опять посмотрела на барона долгим взглядом, как ранее на приеме у императрицы.

— Кто вы, барон?

Штабс-капитан не удивился вопросу. Он успел убедиться, что графиня обладает острым мужским умом.

— Член тайного общества, члены которого хотят всяческого процветания для России. Пока этого хватит. У меня есть ощущение, что мы с вами еще встретимся. И тогда я, возможно, расскажу вам больше. Пока же достаточно этого. Во многих знаниях — многие печали, графиня.

— Вы — человек-загадка. Взять в плен императора Наполеона, покорить любовницу императора Александра, произвести впечатление на Кутузова и матушку-императрицу, и все это — за одну неделю. Это дорогого стоит. Пожалуй, с вами стоит дружить. Может быть, вы что-то еще хотите сказать мне?

— Только одно. Чтобы Император Александр принял решение по письму Наполеона, соответствующее нашим с вами взглядам на проблему, нужно использовать все возможности. Поэтому было бы полезно, если бы вы встретились с сестрой Императора Екатериной Павловной и подготовили ее мнение по этому вопросу в нужном ключе. Она может оказать значительное влияние на окончательное решение Императора.

— А вы многое знаете о взаимоотношениях в императорском окружении. Хорошо, я постараюсь выполнить ваше поручение.

— Просьбу, графиня. Всего лишь просьбу.

* * *

Княгиня Нарышкина в очередной раз испытала наивысшее наслаждение, которое только может испытать женщина. Барон был в одинаковой степени изобретателен и неутомим. Несмотря на свой довольно солидный опыт, ничего близкого по ощущениям она ранее не испытывала.

— Никогда и ни у кого не просила пощады, сударь, но сейчас прошу: дайте мне передышку, — сказала она, задыхаясь. — Я больше не могу.

— Может быть, глоток шампанского поможет вам обрести силы, княгиня?

— Давайте.

Спустя пять минут, после пары глотков шампанского, княгиня немножко пришла в себя.

— Откуда только вы такой свалились на мою голову, барон? Теперь все мужчины будут казаться мне пресными.

— Мы можем время от времени встречаться, чтобы с помощью специй избавить себя от ощущений пресности. В чуде сегодняшней ночи целиком и полностью ваша заслуга. Вы просто бесподобны, и хочется заниматься с вами этим снова и снова. Женщина в этом вопросе первична, мужчина вторичен.

Польщенная княгиня улыбнулась.

— Так откуда вы прибыли, барон? И зачем? Я как-то не поинтересовалась у графини Ливен.

— Привез письма от Кутузова Императору. По слухам, он послезавтра должен вернуться из поездки.

— Верно. Завтра вечером он уже будет во дворце. Что за письма?

— Ну, вообще-то я не должен.

— Ах, оставьте, барон. Я в курсе всего, что происходит вокруг Императора. Говорите.

— Послание важное. Письмо от Наполеона.

Выражение легкой игривости пропало с лица княгини.

— Вы знаете, что в нем? — напряженно спросила она.

— Знаю. Можно сказать, оно и писалось при мне.

— Как так? — с загоревшимся неподдельным интересом в глазах спросила Нарышкина, вставая и накидывая пеньюар.

— Мне посчастливилось пленить Наполеона, и после продолжительной беседы я убедил его в необходимости такого письма.

— Вы что, бредите, барон? — в голосе княгини Нарышкиной прорезались жесткие нотки.

— Вам нужны подробности?

— Будьте добры.

По мере рассказа барона Куравлева о недавних событиях под Гжатском княгиня все более убеждалась, что барон ничего не выдумывает. Слишком много в рассказе было деталей, которых вот так, сходу, придумать было невозможно.

— Значит, Наполеон хочет всерьез взяться за англичан. А вы что обо всем этом думаете, барон?

— Думаю, что, прими Император Александр предложение Наполеона, это было бы лучшим выходом для России.

— Почему?

— Все просто. Заграничный поход обойдется нашему народу, как минимум, в сотню тысяч только убитыми. Сто тысяч вдов и Бог знает сколько сирот. Государству придется взять их на свой кошт. И ради чего? Ради чьих интересов? Уж не российских — точно. А так Наполеон предлагает нам без всяких военных усилий всю Восточную Пруссию, за которую в Семилетней войне было заплачено десятками тысяч жизней. Все, что ему нужно — обязательство России не вмешиваться в его разборки с англичанами и прочими европейцами. Где-то так. Да, и еще: если Восточная Пруссия отойдет к России, Польша, возможно, получит выход к Балтийскому морю.

Штабс-капитан не зря произнес последнюю фразу. Он знал, что полячка Мария Нарышкина была большой патриоткой своей страны^[6].

— Каким образом?

— Можно будет подумать о создании польского коридора для выхода к Балтике на западных границах Восточной Пруссии.

Княгиня ненадолго задумалась, потом произнесла:

— Император мечтает выступить в роли спасителя Европы и хочет на белом коне въехать в Париж.

— Вполне понятное для его возраста желание славы. Но российский император должен в первую очередь думать не о славе, а о национальных интересах страны. Именно по умению заботиться о национальных интересах его действия будут оценивать потомки. Его и всех, кто был с ним рядом в этот период. Ваших, конечно же, тоже, княгиня, поскольку потомкам будет прекрасно известно о вашей роли рядом с Императором.

Княгиня вздохнула.

— Честно сказать, барон, эта роль изрядно меня утомила. Слышать вечно эти шепотки за спиной. Надоело. Зачеркнуть бы всю жизнь, да сначала начать.

Барон внезапно рассмеялся.

— Что я такого смешного сказала?

— Не обращайте внимания. Так, вспомнилось кое-что^[7]. Пустое. Вы хотите покинуть Императора? Но разве он вас отпустит?

— Мужчина — голова, а женщина — шея. Куда захочет шея, туда голова и повернется. Да, я всерьез подумываю об этом.

— В таком случае, это нужно сделать красиво.

— Что вы имеете в виду?

— Раз вы шея, нужно сделать это так, чтобы потомки вспоминали о вас не как о фаворитке Императора, а как о женщине, убедившей Императора принять предложение Наполеона, и тем самым спасшей для Отечества десятки тысяч жизней ее сынов.

— Интересная мысль. Пожалуй, ее стоит обдумать. Но, барон, это будет после. А сейчас давайте-ка вернемся к вопросу о специях. Я, кажется, отдохнула.

— Вы не представляете, княгиня, как я заждался этих слов.

Глава пятая

Министр иностранных дел Российской Империи граф Николай Петрович Румянцев поднял взгляд от бумаг.

— Ну, что там еще?

— К вам на прием настоятельно просится какой-то гусарский штабс-капитан, некто Куравлев, Ваша Светлость. Говорит, по очень важному делу.

— Гусар? Он ведомство не спутал? Ладно, зови. Посмотрим, что этот вояка от меня хочет.

Помощник вышел и спустя несколько секунд вернулся вместе с высоким бравым гусарским офицером.

— Штабс-капитан барон Куравлев Александр Степанович, Ваша Светлость. По конфиденциальному делу.

— Слушаю вас, господин Барон.

— Вопрос деликатный, — сказал посетитель, покосившись на помощника.

— Оставьте нас, Петр Ильич, — кивнул помощнику Румянцев. Тот вышел, оставив дверь слегка приоткрытой. Но это не укрылось от гусара. Он подошел к двери и плотно прикрыл ее.

— Ваш помощник не лишен любопытства, Николай Петрович. Но то, что вы сейчас услышите, не для посторонних ушей. Даже если речь идет о вашем помощнике.

Заинтересованный министр еще раз окинул взглядом штабс-капитана и предложил сесть напротив.

— Я прибыл из ставки Кутузова с письмом для Императора от Наполеона, — без обиняков начал гусар, понизив голос. — Бонапарт предлагает мир и Восточную Пруссию с Кенигсбергом и Данцигским заливом в качестве компенсаций за ущерб от вторжения. Взамен просит развязать ему руки в действиях против англичан и других европейских игроков. То есть, просит остановить наши войска на границе. Я знаю, что вы, в отличие от Императора Александра, тоже сторонник того, чтобы наши войска не пересекали границ Отечества, поскольку полагаете, что это супротив русских интересов. Поэтому я и пришел к вам.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Аналог винчестера, который будет изобретен лишь через пятьдесят лет.

2

М.И.Кутузов был активным участником масонства, имел высшие степени посвящения и имя «Вечнозеленеющий лавр».

3

Официальная версия.

4

Восточная Пруссия с Кенигсбергом входила в состав Российской Империи в 1756–1761 гг по итогам Семилетней войны.

5

Ныне Щецин.

6

Мария Нарышкина была дочерью польского вельможи Антония Четвертинского, который стоял за сближение Речи Посполитой с Россией, из-за чего был линчеван варшавской толпой в разгар восстания Костюшко. Екатерина II велела вывезти его вдову с детьми в Петербург и взяла на себя устройство их будущего.

7

Строчка из песни к кинофильму «Ошибка резидента».