Батюшка есаул

Екатерина Шубочкина, 2021

Повесть «Батюшка есаул» посвящена людям и событиям начала двадцатого века в России: периоду революций и гражданской войны в стране. В основу этой книги легло житие одного из малоизвестных широкой православной общественности Российских святых священномученика Михаила Каргополова. События разворачиваются в Сибири, в Енисейской губернии, ныне Красноярском крае. Михаил Каргополов, потомственный казак, в тридцать с небольшим лет в чине есаула уже командовал в Красноярске целым казачьим дивизионом в триста сабель. Но непостижимым Промыслом Божьим в годы усиливающихся гонений православной Церкви после прихода к власти в России большевиков казачий офицер вдруг принял священнический сан, в корне изменив свою жизнь и жизнь своей семьи.

Лето 1916 года

— Ох, не радует нынче погода… Неужто снова дождь… — ворчливо сокрушался потомственный казак Михаил Каргополов, собираясь ранним июньским утром на службу. — Солнышку порадоваться хочется, надоели, Сибирь-матушка, твои тучи! Без того людям тяжко, а тут еще твои слезы дождливые обтирай! Натюша, что у нас на завтрак?

— Хлеб да каша, — встретила мужа на кухне казачка Наталья. — Ты уж прости, Миша, но без маслица сегодня, — виновато добавила она, ласково погладив по спине хмурого супруга, усевшегося за стол.

— Что так?

— Дефицит в городе страшный: после погрома лавок на Новобазарной мясо и масло даже за хорошие деньги стало не купить! Сам же знаешь: купцы позакрылись, евреи попрятались, а крестьяне товар привозить боятся, а если и привезут, то крохи!

— Да уж, знаю… — задумчиво протянул муж, медленно закидывая ложку над тарелкой. — Никак эта волна майских беспорядков не утихнет: почти каждый день приходят донесения о грабежах и драках. Вот только на поверку это почти каждый раз оказывается буйством обезумевших от горя и нищеты солдаток, вдов, которые остались без кормильцев, или покалеченных в бою мужиков, которые не могут работать. И как?! Как, Натюшенька, нам, блюстителям порядка, поступать с этими несчастными людьми, которые просто хотят выжить, потому и идут грабить?!

— Тише, Миша, тише! Дети еще спят, — Наталья попыталась унять возбуждение супруга, повысившего тон разговора.

— Ничего, подымать уж пора! Ох, вырастим лежебоками! — отозвался на это глава семьи.

— Пусть понежатся еще чуток, — ласково настаивала супруга. — Тебя провожу, и поднимутся. У Веры сегодня экзамен в гимназии по истории, надо сил набраться побольше.

— История — это нужный предмет! Внимательно надо изучать, как русские воины испокон веков своих врагов били и тем самым нашу историю сохраняли!

— Одно на уме: врагов бить! — махнула рукой хозяйка с нотой отчаяния в голосе. — Может, тебе нужно подумать о чем-нибудь помимо сражений? Глядишь, и настроение улучшится, а то в последнее время всё больше смурной ходишь, ворчишь.

— О чём подумать?! О каше без масла или о тучах на небе?!

— Например, о том, что война рано или поздно обязательно заканчивается, и жизнь налаживается…

— Уже давно бы закончилась, если бы бравых обученных казаков всех разом на фронт отправили вместо неопытных юнцов из крестьян и ремесленников! — эмоционально отреагировал казак. — Два года сидим в тылу, когда могли бы гнать немцев с австрийцами восвояси и давно прижучить бы всю эту иностранную коалицию!

Михаил гневно бросил ложку на стол и тут же схватил её, чтобы не брякала — пусть уж дети поспят.

— Поди-ка очередной рапорт твой об отправке на фронт отклонили?! — присев на скамью у печи, Наталья пронзила мужа вопрошающим серьезным взглядом своих красивых голубых глаз.

— Отклонили. Но я тут же новый подал!

— Да что ж ты не угомонишься никак?! — всплеснула руками жена возмущенно. — Вот натура упертая: покоя ни в тебе, ни от тебя нет! Может, воля Божья о тебе такая?! Может, служба твоя в Красноярске важнее и нужнее людям станется?!

— Хватит, Наталья, мне отцовские нотации перечитывать!

— Вот! Тебе и отец уже не указ! Только своё и о себе твёрдишь! О нас с детьми, о родителях хоть раз за эту войну проклятую ты подумал?! Как нам жить без тебя-то будет?!

— Ты, Наталья, вроде казачка, а дальше нашего огорода думать не хочешь! Родина — это не только Енисейск и Красноярск! С такими патриотами, как ты, Россия ни одной бы войны не выиграла!

— Зато тебе — до земляков своих дела нет, а каких-то французиков и англичанинов ты готов бежать и спасать! Сам рассказывал, что Петр Сипкин пишет: наши гибнут на чужой земле тысячами! А зачем?! Ради чего такие жертвы?! Объясни мне, недалекой, смысл этой проклятой войны! А то ведь другие бабы тоже, как я: глупые и непонятливые! Быстрее с голоду помрем, чем догадаемся, за что сибирские мужики на чужбине кровь льют вместо того, чтобы свои семьи кормить!

— А женам в политике понимать и не надобно! — парировал Михаил жене, которую словно прорвало, и она с сокрушением выплескивала на мужа накопившуюся усталость и несогласие.

Старобазарная площадь г. Красноярска

с видом на Воскресенский собор, начало 20 века

Конечно, шумный разговор взрослых в итоге привлек из спальни на кухню и младших членов семьи.

— Хватит! Уймись, Ната! Вечером поговорим, — сказал как отрезал глава семьи, поднявшись из-за стола. И уже с улыбкой потрепал по голове младшего шестилетнего Петра, щелкнул шутливо по курносому носу восьмилетнюю Надежду, весело подмигнул двенадцатилетней Вере, вскинувшей недовольно брови от шума с утра. — Всем казачатам умываться, питаться, и на хозяйство! Верочке помощи Божьей на экзамене! Помолиться всем следует за сестру! Мне ж пора на службу.

Михаил обратил свой взор на красный угол с иконами и перекрестился. Затем обнял свою еще не остывшую от эмоций супругу и поцеловал её в щеку. Наталья в ответ словно выдохнула утреннюю напряженность и взаимно приласкала мужа своими объятиями. Умиленные младшие дети тут же запрыгали вокруг любящих супругов, приговаривая: «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись!» «Да мы и не ссорились, солнышки! — рассмеялись в ответ взрослые. — Всё хорошо!»

Красноярский казачий дивизион, в котором подъесаул Михаил Михайлович Каргополов в свои тридцать три года уже командовал сотенным боевым составом, в то время квартировался в Покровской слободе на улице Желябова недалеко от Кладбищенской церкви в новых каменных специально отстроенных для него казармах взамен старых деревянных построек, что располагались в центре города на Благовещенской улице.

Как только Михаил въехал в казарменный двор и слез с коня, как к нему тут же подбежал младший урядник: «Ваше благородие! Командующий просил вас срочно к себе!»

— Раз просил, то иду, — спокойно отреагировал подъесаул, догадываясь, о чем пойдет речь у начальства. — Сейчас рапортом моим будет громко махать, — пробубнил он себе под нос и направился в штаб.

Действительно, не успел Каргополов войти в кабинет, как вместо приветствия получил сразу выговор сидящего за широким деревянным столом командующего казачьим дивизионом Александра Александровича Могилева:

— Доколе, подъесаул Каргополов, мне терпеть ваши нарушения приказов министерства!

— Прошу разъяснить суть обвинения! — вытянулся в стойку ответчик.

— Издеваешься?! — прошипел, гневно вращая зрачками, командующий, слывший человеком резким, но справедливым. — Всё героем рвешься быть поперек начальства! На войну ему надо! Сколько раз с тобой это обсуждали?!

— Так отправьте меня на фронт, и дело с концом! — отчеканил ответчик.

— Вот прав твой отец: твердолобый и есть! Никого не слушаешь, своё трындыришь! — воскликнул обреченно Могилев. — Весь дивизион в немилости из-за твоей гордыни патриотической!

— Разве плохо казаку быть патриотом?! — эмоционально отреагировал Михаил. — Вы же нас, Сан Саныч, с отцом сами учили с малолетства родину любить!

— Так и люби на своём месте, куда начальством поставлен! Зачем сам дергаешься и своих бойцов в смуту вгоняешь?!

Выплеснув давившее грудь негодование, Могилев немного успокоился, вышел из-за стола, развернул стул, стоящий рядом, и жестом пригласил подчиненного присесть. Затем, шагая по кабинету, уже спокойнее продолжил:

— Ну, уймись, Миша! Себя погубишь, семью! Ты детей чужих зачем в семью брал?! Чтобы второй раз сиротами оставить?! Или, думаешь, Наталья сама справится?!

— Если бы не это обстоятельство, я бы еще в начале войны сбежал добровольцем, как другие! — не сдавался подъесаул. — Но сейчас-то дети уж привыкли на новом месте, да и родители мои Наталью поддержат… — сыпал он аргументы в свою защиту.

— Если у нас все казаки убегут на фронт «охотниками», кто на родине за порядком следить будет?! — негодовал Могилёв. — Мы с тобой народ служивый, подневольный. есть приказ стоять дивизиону в городе — выполняй! Кончились поблажки в министерстве! В Иркутске четко дали понять: еще одна такая бумажка, и придется гнать тебя в шею из дивизиона за нарушение воинской дисциплины и порядка! А вместе с тобой и меня выпнут!

— Вы-то причем? — грустно усмехнулся ответчик.

— Рыба с головы гниет — слышал такое? Для министерства мы с тобой плохие командиры получаемся, раз у нас вместо выполнения должностных обязанностей провокации в строю!

— Да нет у нас никаких провокаций! — не сдавался Каргополов. — Отправили бы меня на фронт еще прошлой весной с официальным пополнением, не было бы сейчас никаких бумажек!

— Как же нет?! Кого не спроси из твоей сотни: мы за командиром на фронт! Кому охота перед начальством трусливым мещанином слыть?! — бросив взгляд исподлобья, усмехнулся Могилев и снова расположился в кресле за рабочим столом. — Закончим разговор на этом. Надеюсь, Михаил, ты меня наконец-то понял: у каждого своё место и служба! Я, конечно, твоему отцу обещал держать в узде твою молодую горячность, чтобы беды не вышло, но мне и о других казаках положено думать, а тебе пора самому отвечать за свои поступки! Свободен!

Каргополов поднялся со стула, привычным жестом отдал воинскую честь старшему по званию офицеру и развернулся к двери на выход.

— Погоди! Еще дело есть! — вдруг остановил его командующий. — Сейчас общее построение объявим: пополнение прибыло из Иркутского военного училища, одного из младших офицеров к тебе в сотню определяю: Сотников Александр Александрович, тысяча восемьсот девяносто первого года рождения. Личное дело его возьми! Обучай!

Михаилу пришлось вернуться за бумагами к столу Могилёва, который, бросив на подчиненного усталый взгляд, многозначительно добавил:

— Вот Сотников с женой расстаться не пожелал: с собой беременную притащил! Герой, тоже мне! Вот что мне с вами, молодыми, делать?! Так что займитесь уже, подъесаул Каргополов, своими прямыми обязанностями, включая проблемы личного состава вашей сотни!

Через полчаса есаул Могилев уже стоял перед выстроившимися рядами вверенного ему дивизиона:

— Братья казаки! — громко, с напряжением в голосе обратился он к подчиненным. — Из Иркутска к нам прибыло пополнение младшего офицерского состава: небольшое, но очень важное и нужное для нашего города, губернии, страны! Родина по-прежнему несет большие потери как на фронтах мировой войны, так и внутри своих границ! Благодарю каждого из вас за верную и преданную службу!

Тут же по округе с далеким эхом разнеслось мощное ответное: «Служим Отечеству, Вере Православной и казачеству!» Как затихло, Могилев продолжил свою речь, достав из плечевой сумки бумажный лист:

— В назидание всему боевому составу и для полного информирования вновь прибывших к нам на службу офицеров и приказных зачитываю выдержки из приказа командования Иркутского военного округа! Внимание!

«На Иркутский и Красноярский казачьи конные дивизионы окружным командованием возложено выполнение целого ряда функций: несение внутренних нарядов и гарнизонной службы, окарауливание и конвоирование германских и австрийских военнопленных, доставка их в специальные лагеря военнопленных, а также сопровождение армейских маршевых команд на фронт, следующих для пополнения действующей армии».

Вы, братья казаки, до сих пор с поставленными задачами исправно справлялись, и это наш с вами вклад в военную мощь и боеспособность России! Сейчас стране, как никогда, нужен уверенный и спокойный тыл, чтобы одерживать победы за границей! Посему напоминаю и об особом распоряжении штаба касаемо желающих воевать на фронте! «Нижним чинам и офицерам названных дивизионов отправку на фронт впредь запретить до особого распоряжения военного командования»! Это потому, братья казаки, что наша служба для России не менее важна, чем победы армии на морях и полях! С этой мыслью приступайте к своим обязанностям каждый Божий день! Вольно!

Казаки стали расходиться. Каргополов направился к курительному месту во дворе, где стояли несколько деревянных скамеек, и присел на одну из них. Стал изучать полученные у Могилева документы нового офицера.

Личное дело Александра Сотникова оказалось весьма интересным и не похожим на большинство биографий казаков его сотни. «Родился в марте одна тысяча восемьсот девяносто первого года в селе Потаповском, Енисейской губернии. Из казачьей семьи купцов и промышленников… — читал с большим вниманием Михаил. — Надо же! Окончил горный факультет Томского политехнического училища и снова пошел учиться на геологическое отделение в технологический институт имени императора Николая II! Какая тяга к знаниям! Участник экспедиции в Норильские горы для исследования месторождений каменного угля, медной руды и графита. Да уж, удивил! В декабре одна тысяча девятьсот пятнадцатого года призван в армию. Не доучился в институте, значит. Да уж, война многим планы порушила…»

Тут появился и сам Сотников.

— Здравия желаю! Поручик Сотников Александр Александрович! Разрешите уточнить некоторые моменты как только что поступившему на службу?

— Разрешаю, и вольно, Александр Александрович! Можете даже присесть. Как раз ваше личное дело изучаю… Значит, Иркутское военное училище окончили?

— Да, в мае этого года.

— А почему к нам служить направили, а не на фронт?

— Так, война, говорят, скоро закончится, а я ж по сути-то и не военный — геолог…

— Ну и что? — хмыкнул в ответ командир. — У нас половина крестьян на фронте, половина учителей, ученых и прочих специалистов, совсем не военных, но они взяли оружие и родину пошли защищать, не задумываясь, даже военное училище не оканчивали!

— Ну тут уж как направили по призыву, товарищ командир… Ещё и личные обстоятельства повлияли…

— Что за обстоятельства? — уточнил, вскинув густые темные брови, Каргополов.

— Жена на сносях у меня…

— Понятно… — протянул с легкой ухмылкой Каргополов. — Где разместились?

— В казарме пока, но будем искать комнату или дом в аренду. Если знаете такие места — подскажите, пожалуйста, товарищ командир. Мы в Красноярске люди новые, никого пока не знаем.

— Подумаем… Так что за вопрос-то был?

— Насчет обмундирования. И коня.

— Коня дадим, есть резерв, мундир и чекмень тоже. А вот с оружием не так всё просто: выдаем только винтовки. Шашки, кинжалы, нагайки, засапожники — это казаки своё личное пользуют, традиция такая.

— Понятно.

— Наряды на положенное довольствие можешь сейчас оформить в штабе, а затем представлю тебя сотне. Но учти: наши коренные казаки чужаков не очень-то жалуют, особенно тех, кто и военным-то стал исподволь. Мой тебе совет: словами не бузить, а проявить себя на службе достойно, тогда и будет к тебе уважение.

— Благодарю за помощь, товарищ командир сотни!

На следующий день Сотников предстал перед Каргополовым в штабном кабинете уже в офицерском обмундировании Красноярского казачьего дивизиона: темно-зеленом мундире с желтыми лампасами и погонами, на которых ярко алели вышитые на них буквы «Крн.».

— Я вчера у своей жены поинтересовался по твоему делу о жилье, — между делом сказал Каргополов новому подчиненному. — Она знает пару мест: есть полдома на Песочной улице, есть квартиры в Закаченской слободе — это самые ближайшие варианты к нашему гарнизону. Вы бы с супругой посмотрели и определились, Наталья моя поможет. Говорит, комнат много сдается, а вот отдельных домов мало, но поискать место получше можно, если не горит.

— У нас горит, Ваше благородие! Вот-вот ребенок родится, жена неспокойна.

— Смотрю, уже казачьи традиции в обращении к старшим изучил, — хмыкнул с улыбкой подъесаул. — Так держать! Ну, раз срочно вам жилье надо, то пусть супруга твоя к моей Наталье прям завтра с утра приходит, да и решают. Вот адрес.

— Благодарю, Ваше благородие! — отчеканил Сотников, взял листок бумаги с адресом и вышел из кабинета.

Панорама города Красноярска начала 20 века

На следующее утро Наталья, ожидая обещанных мужем визитеров, заметила из окна дома, как в их калитку около десяти часов до полудня вошла небольшого роста женщина с темными вьющимися волосами, её непраздное положение выдавал уже довольно сильно выпирающий живот под широкой светлой блузой. «Видимо, это и есть супруга нового офицера в сотне мужа», — догадалась хозяйка и поспешила навстречу гостье.

— Доброго утречка! Проходите, пожалуйста! — поприветствовала Наталья женщину, приглашая в дом.

— Здравствуйте! Я Шарлотта, супруга… — начала было объясняться гостья, но хозяйка её по-свойски перебила, озаряя в ответ дружелюбной улыбкой, словно они были знакомы много лет:

— Да я уже поняла! Я Наталья! Проходи, сейчас тебя чайком или компотиком угощу да поболтаем.

— Ой, неловко вас так надолго беспокоить… Может, лучше сразу пойти квартиру смотреть, — смущаясь, залепетала Шарлотта, замешкавшись входить в незнакомый ей дом, но Наталья на это еще шире заулыбалась и стала тихонечко подталкивать гостью к крыльцу, придерживая её со спины, чтобы та ненароком не оступилась на ступеньках, уже тяжело поддающихся беременной женщине.

— Ну куда спешить: утро раннее, всё успеем! Как тебя муж с таким бременем вообще из дома выпустил?! Родишь вот-вот! — вознегодовала Наталья, наблюдая, как пыхтит, взбираясь на крыльцо, гостья. — Это как же по городу на осмотры с тобой идти?! Ты же еле передвигаешься уже! Сам-то муж, что, не может дом приглядеть?!

— Некогда ему, — стала объясняться Шарлотта, усаживаясь за стол на кухне. — Служба же у него новая, ответственная. Хотя жизнь так развернулась, что вся жизнь новая! А Богу было угодно нам еще и ребеночка послать именно сейчас… Но ничего — справимся! Тише, малыш! Ух, распинался! — поглаживала ласково свой живот женщина.

— Ох, мужики! — всплеснула руками Наталья. — Только о службе думают, а о бабах позаботиться-то и некому! Приходится только на себя и на Бога надеяться, — наливая чай гостье, сокрушалась Наталья. — А ты нашей веры-то будешь? — вдруг поинтересовалась она осторожно у гостьи. — Имя у тебя ненашенское — Шарлотта…

— Просто мама любила всё французское, — смущенно пролепетала, словно оправдываясь, новая знакомая. — А я еще и темненькая родилась…

— Да ну и Бог с ним, с именем-то, главное ж, чтоб человек хороший, — махнула рукой Наталья по-свойски. — Ты не переживай: в городе у нас люди в основном добрые, отзывчивые, хотя, конечно, всякое бывает, особенно нынче, когда много скорбей от войны. Люди поозлобились многие: выживают потому что…

— Да, конечно, — согласно кивала головой Шарлотта, прихлебывая из кружки напиток. — Скорей бы война закончилась… А из чего чай? Очень вкусный.

— Иван-чай и шиповника чуток.

— Ой, а с бременем можно такое? — забеспокоилась вдруг гостья.

— Даже полезно! — рассмеялась на это Наталья по-доброму. — Помню, моя сестра также тряслась, когда первенца ждала. Не мутит тебя?

— Сейчас нет, но бывает частенько, — охотно общалась Шарлотта, разглядывая кухню. — Уютно здесь. А дети есть у вас?

— Есть. Только старшие рано на площадь за продуктами ушли, а младший спит еще, лежебока.

— Ого! Трое уже! Погодки поди? — предположила гостья, оценивая сравнительно молодой возраст хозяйки.

— Нет, не погодки: старшей двенадцать, средней восемь, а младшему шесть годков. Приемные они… Сестры моей покойной детки… — ровным тоном разъяснила Наталья в ответ на растущее удивление в широко распахнутых темных глазах гостьи. Затем, зажмурившись на секунду, словно отгоняя грустные воспоминания, добавила: — Почти два года уже с нами живут. Сестра в Енисейске померла от болезни, а муж её погиб почти сразу после призыва на войну. Вот мы и взяли, потому как более и некому было. Не престарелым же родителям с детьми малыми связываться.

— Вы простите, я не знала… — почувствовала легкую неловкость Шарлотта.

— Это ничего, — наскоро перебила её извинения Наталья. — Это же прекрасно, что у нас с мужем сразу столько деток появилось, да и родные уже они нам совсем.

— Давайте я у вас адреса домов возьму и пойду уже, — приподнялась со скамьи Шарлотта. — У вас же дети, вам совершенно, наверное, некогда…

— Ну и беспокойная ты, Шарлотта! Куда тебя одну с таким пузом пущу?! Сейчас бричку найдем да поедем. А дети у меня самостоятельные: не груднички уж поди. Завтрак — вот, а дальше сами разберутся. Сиди тут, жди меня с извозчиком! И никуда не дергайся! Поняла?

— Да, хорошо, — послушно кивнула женщина и снова присела за стол.

Долгих поисков жилья для Сотниковых не случилось: уже вторая осматриваемая квартира пришлась Шарлотте по душе.

— Вот и Слава Богу! Решили всё к обеду! Устраивайтесь с мужем, хлопочите, а мне пора. Извозчик тебя, Шарлотточка, довезет, а я сама пойду дальше: еще дела есть недалече. Ты обращайся, если что, не стесняйся! — рассталась Наталья с новой знакомой, к которой по-женски прониклась добрым сочувствием: уж очень очевидна была беспомощность этой утонченной белокожей молодой женщины в полевых условиях её нынешней новой жизни.

Вечером дома, поделившись новостями дня с мужем, Наталья между делом бросила как бы невзначай:

— Как Шарлотту отправила, к родителям твоим заходила. Матушка маслом поделилась, ситца девчонкам на платья отрезала. А в воскресенье на обед к ним приглашают после молебна.

Повисла молчаливая пауза, но вопросительно-испытывающий взгляд супруги не дал Михаилу шанса оставить эту информацию без ответа:

— Помирить хочешь?! Дело нужное, только выйдет ли…

— Если сами пригласили, то теперь, выходит, твой шажок навстречу должен быть.

— С матерью сговорились?! Отец рад, поди, что его правда взяла: на фронт снова не пустили, только я-то отступать не намерен! Так и будем опять каждый на своем стоять, — сомневался казак в добром исходе встречи.

— Да уж, яблоко-то от яблони недалеко упало! Оба упертые! — всплеснула руками Наталья. — Бога-то побойся! Ради заповеди: почитай родителей своих, сделай матери поклон да отцу не перечь два часа, — настойчиво увещевала Наталья. — Не соглашайся с отцом, коли не хочешь, но и не спорь!

— Что ж, ты, пожалуй, права, посетим отчий дом, — смирился-таки супруг.

Щедрое солнце наступившего воскресенья с раннего утра обещало красноярцам погожий летний день, словно созданный для мира и добра в череде гнетущих будней. Колокольный звон городских храмов торопил православных христиан на службу. Семья Каргополовых не была исключением. Под сводами каменной Благовещенской церкви встретились старшее и младшее поколения этой исконно казачьей семьи. Михаил скупо, но с улыбкой ответил на приветственные объятия матери, тут же переключившейся на Наталью и детей: каждого поцеловала в лобик, потрепав по щечкам. Его отец же Михаил Семенович Каргополов, вышедший уже в отставку в чине полковника и служивший теперь Отечеству в красноярской государственной думе, с виду был строг и серьезен. Михаил Семенович довольно сдержанно кивнул головой в знак первого приветствия родным, однако без широких объятий, но сразу отозвался на предложенное сыном рукопожатие.

— Вот и хорошо, вот и славно, — радостно пошептались женщины на этот добрый знак к миру, несмотря на то, что мужчины тут же вытянулись в стойку и устремили свои взгляды на алтарь, за которым уже раздалось привычное: «Благословен Бог наш».

Михаил Михайлович любил этот красивый двухэтажный храм с каменной часовней в честь Иверской иконы Божьей Матери. Сегодняшняя служба шла в приделе святого благоверного князя Александра Невского, чей образ, подаренный церкви самим императором Александром I, каждый раз притягивал внимание молодого казака, невольно отсылая мысли к истории и подвигам великого предка, о коих он зачитывался в отрочестве в библиотеке этого же храма. «Не в силе Бог, а в правде», «Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет!» — напутствием в жизнь стали когда-то слова этого святого полководца для юного казака, с детства мечтавшего о дальних победных походах и сражениях.

Служба закончилась, и Каргополовы, обменявшись дружественными приветствиями с приходскими знакомыми, коих было немало, отправились, наконец, к радости оголодавших детей обедать. После обязательной молитвы перед вкушением пищи, поскольку Михаил Семенович придерживался строгих христианских правил и в домашней жизни, большая семья устроилась за накрытым столом.

— Угощайтесь, детки дорогие! Хлебушек свежий, маслице, а щи-то сегодня какие — с мясцом! — хлопотала хозяйка, разливая суп по тарелкам.

— Где же вы, матушка, мясцо нынче раздобыли?! — удивленно воскликнула Наталья. — Базары-то пустые!

— Бог послал нам вчера одного крестьянина, что товар по дворам предлагал: вот и сладился сытный обед сегодня, — рассказала хозяйка.

— Подумать только: еще с год назад мясом спокойно кормили собак, — вздохнул, поддерживая разговор, Михаил Семенович. — А теперь людям за радость в щах косточку найти! Слава Богу, Господь нашу семью и град милостью всё же не оставляет!

— Слава Богу! Не оставляет, хранит нас Господь! — закивали головами, соглашаясь, женщины. — Верою только и спасаемся!

— Хорошо бы с верой и мир в губернии сохранить! Слышал? — обратился к сыну хозяин. — Никон, епископ наш, смуту на губернские власти снова нагнал? Прости, Господь, за осуждение, но не доброе это! Время без того неспокойное, военное, нам только сильной вражды церкви и властей не хватало…

— Так Гололобов полгода как на посту губернатора, чем успел провиниться-то перед владыкой? — удивился сын.

— Никон объявил зачем-то Гололобова виноватым в майских погромах на базарах, хотя все знают, что губернатор здесь совсем ни при чем, больше того: делал всё, чтобы эти пьяные беспорядки в городе прекратить!

— Возможно, это только мнение лживой прессы, которая теперь способна исковеркать даже доброе и разумное, прикрываясь новомодной свободой слова? — отреагировал Михаил. — Недавно довелось читать нелицеприятную статью о епископе, где его называли лицемером и паникером, но я счел такое неуважение к нему за голословность тех мелких писак, что уже и священство не страшатся открыто унижать.

— Уважать-то, конечно, священство надо, — задумчиво пробубнил в ответ старший Каргополов. — Только истинное христианство, сын, оно ведь в делах, а дела, понимаешь ли, не спрячешь от людей. Настораживает то, что в защиту епископа нет активных действий даже в среде священнослужителей… Ну, да Господь разберется! А нам своё дело знать и выполнять полагается! — подытожил свои рассуждения уже слегка разомлевший в своем уютном кресле Михаил Семенович и тут же дружелюбно поинтересовался у сына с невесткой: — Детей-то причастили сегодня, а сами к Чаше чего не пошли?

— Вчера в Торгашино порядки допоздна наводили: вернулся за полночь, сил на молитву совсем не было, — объяснился младший Михаил. — Да и вот только, на Троицу, все причастились.

— Что в Торгашино?

— Крестьяне землю казачью захватили: казаки пока на войне врагов бьют, одни крестьяне их наделы с краев подергали, да еще и скотину в чужой огород пустили, а другим завидно стало, что не их коровы в том огороде, вот и поспорили друг с другом, а затем и ножи с вилами в ход пошли, — поделился историей подъесаул, а затем, грустно усмехнувшись, добавил: — Вот в таких, отец, вопросах нам в дивизионе приходится разбираться нынче!

— Ну, а кто еще семьи казаков и огороды их защитит, коли не казаки?! — с метким взглядом, ищущим поддержки у присутствующих женщин, бойко заметил на это полковник в отставке. — Порядок в тылу — дело важное! Особенно сейчас, когда мы, наконец, наступаем по всему Юго-Западному фронту и, судя по сводкам, наступаем успешно! Попляшут теперь эти союзнички германские! Правильного человека государь, наконец-то, поставил командовать: Брусилов — это вам не штабная марионетка, а боевой генерал! Враз закончит эту затянувшуюся проблему!

— Боевым генерала Брусилова сделал опыт военных сражений, — многозначительно посмотрев на отца, заявил Михаил. — А вот енисейский казак, что с юности на коне и с винтовкой, для войны оказывается в итоге не подходящим.

— Опять ты за своё! — воскликнул обреченно старший Каргополов. — Да кто тебя держит?! Тебе же уже не шестнадцать, как тогда — в русско-японскую! Езжай, воюй! Можно подумать, я лично твои рапорты отклоняю! — устало взмахнул он рукой и привстал из-за стола: — Пойдем перед чаем воздухом подышим. Дети, непоседы, уже убежали во двор, надоело наши скучные разговоры слушать.

— Помнишь, Миша, громкие стачки и революционные волнения пятого года? — спросил вдруг отец, когда они с сыном закурили в уютной беседке в саду.

— Кровавое воскресенье?

— Да, именно оно было тем спусковым крючком недовольства правительством, что привело тогда к серьезным беспорядкам. И, на мой взгляд, ситуация в стране сейчас очень похожа на тот ужасный одна тысяча девятьсот пятый год: и война, и нужда, и инфляция со спадом производства, и крестьяне по-прежнему недовольны наделами. Близко по накалу! А это плохо, Миша!

— Проблем всегда хватает, — пожал плечами молодой казак. — Даст Бог, война до конца года закончится, и разберется государь с накопившимися проблемами в стране, как и в пятом году. Сейчас сложно ему везде успеть. Правда, непонятно, чем там его министры и депутаты в Российской думе занимаются?! Народ-то у нас в стране понимающий в своей основной массе, просто потерпеть всем надо!

— Правильные слова говоришь, сын! — редкая похвала отца приятно удивила младшего Михаила. — Радуется мое сердце, что смогли мы с матерью воспитать достойного, мужественного человека для отчизны! Если бы все наши соотечественники так рассуждали, то жили бы мы спокойно и никакой враг России был бы не страшен! Только люди-то в стране очень разные, сын, чаще слабые и маловерные, а враги не дремлют…

— Надо скорее этим врагам хвосты накрутить, и враз всё успокоится: народ займется привычным хозяйством, и дальше будем жить у Христа за пазухой.

— Ох, молодой ты ещё: думаешь, враги только в бою из пушек стреляют?! Самые страшные враги те, кто, в глаза глядя, улыбается и поддакивает, а в кармане уже тридцать серебреников держит.

— Известно, что такие Иуды плохо заканчивают, — спокойно отреагировал подъесаул. — Я одно знаю: Бог всегда на стороне правды, и на этой правде вся Русь до сих пор стояла и стоять будет!

— Дай Бог! Дай Бог… — задумчиво пробубнил Михаил Семенович, замолчал, закрыл глаза и направил свое лицо вверх навстречу яркому июньскому солнцу, вдыхая полной грудью родной красноярский воздух.

Увы, лето в Сибири скоротечно. Не успеешь оглянуться: вот уже и сенокос заканчивается, и сбор урожая в разгаре.

Подъесаул Каргополов теплым августовским утром привычно раздавал служебные наряды вверенной ему казачьей сотне.

— Почему на построении отсутствует хорунжий Сотников?! Вахмистр, доложите по форме! — заметив отсутствие подчиненного, строго прикрикнул командир.

— Заявлений об увольнительных мне от него не поступало! — в легком замешательстве отрапортовал вахмистр, выйдя из строя на шаг вперед.

— Ваше благородие, так у него жена рожает с ночи! Не успел поди! — раздался вдруг возглас среди служивых, и легкая волна дружелюбного хохота пронеслась в строю.

— Отставить смешки! Вахмистр, выяснить и по необходимости оформить отпуск как положено! Остальные — разойдись по нарядам!

Сотников появился в штабе дивизиона к вечеру, подтвердив факт своего новоиспеченного отцовства:

— Ваше благородие Михаил Михайлович, не откажите в трапезной поднять бокалы за новорожденного казака! Все наши собрались уже, только вас и командующего ждем!

— Сын? — с легким прищуром и улыбкой уточнил начальник.

— Сын, Эраст, — радостно подтвердил родитель.

— Многая лета новорожденному Эрасту! — громко провозгласил командующий Могилёв, когда в трапезной зале собравшиеся уже разливали красное вино, выставленное Сотниковым в честь праздничного события.

— Многая лета! — тут же разнеслось ответное под звон стекла бокалов.

Могилёв после первого же выпитого им бокала откланялся, а Каргополов поддержал второй тост за здоровье родителей малыша, и, закусывая, он уже неформально по-дружески поинтересовался у Сотникова:

— Имя сыну, поди, супруга выбирала?

— Она, — кивнул тот. — Я согласился: Эраст Александрович хорошо звучит! Я, конечно, предлагал назвать сына в честь моего деда Киприяном, но ей это имя не понравилось. В итоге решил уступить жене: роды были непростые, потому спорить было неправильно.

— Ну и славно: значит, так Бог благословил! Надо иногда и традиции освежать, иначе цепочка из Александров и Киприянов никогда не закончится! Согласны, Александр Александрович?!

— Согласен, Михаил Михайлович! — кивнул Сотников, и оба собеседника рассмеялись над тонко подмеченной общей тенденцией в казачьих семьях относительно имен. — Разрешите завтра с утра телеграфировать из штаба родным на север о рождении внука и правнука?

— Думаю, Могилёв не откажет.

— Благодарю, Ваше благородие!

— Перестань пока благородничать! — махнул рукой слегка разомлевший от вина подъесаул. — Вне службы можно и попроще обращаться! Расскажи лучше, к душе ли пришелся тебе наш Красноярск? Я, так понимаю, сравнить есть с чем: бывал во многих местах, даже в Норильские горы, знаю, заносило. Любишь путешествовать?

— Скорее нравится познавать новое, неизведанное, — ответил Сотников. — В Красноярске мне всё нравится, да и жене тоже. Если сравнивать с Таймыром — так вообще курорт! — пошутил казак.

— И что там интересного на Таймыре? — искренне поинтересовался Каргополов. — Руду искали?

— Да, залежи руды, графита и каменного угля: недаром Таймыр геологи называют островом сокровищ! Там даже рассыпное и рудное золото есть!

— Ого! Так вот откуда ваши богатства, купцы Сотниковы! — подметил дружелюбно подъесаул.

— Да разве в богатстве дело! Сделать что-то важное и нужное для страны, для людей — это и есть смысл и принцип жизни нашей семьи, — отреагировал эмоционально Сотников. — Моего отца очень уважают на севере, аборигены даже прозвище ему дали — Ландур, что означает бык-олень, потому что много работает и не только для себя! При этом уважает простых коренных жителей севера, хотя сам, действительно, богаче их в разы.

— Понимаю, это достойно уважения, — поддерживал беседу Каргополов. — После войны думаешь вернуться в горы? Хочешь продолжать дело отцов?

— Как Бог даст, но рассчитываю именно на это. Есть мысли по поводу строительства железной дороги, которая свяжет Норильское месторождение полезных ископаемых с портом Усть-Енисейским или Дудинкой, чтобы ускорить поставки ископаемых к местам дальнейшей переработки и использования. В пятнадцатом году я собрал большую коллекцию природных ископаемых специально, чтобы представить её императору и обосновать интерес к развитию этих территорий. Но пока не успел из-за призыва на военную службу. Так что есть что искать и есть куда двигаться в этом сложном, но очень интересном деле!

Каргополову была очевидна искренняя заинтересованность Сотникова семейным делом, геологией, его открытость души к познанию и общению с миром и людьми, его бесстрашность к неизведанному и опасному, словом, он как-то проникся теплыми, дружественными чувствами к этому интересному человеку, который хоть и был на несколько лет его моложе, но в чем-то своем знал и видел больше, чем его старший товарищ.

— Кстати, спасибо вашей Наталье: повитуху хорошую посоветовала и сама сегодня прибегала на подмогу, — сменил тему разговора Сотников после минутной паузы в задумчивом молчании собеседника.

— Да, она у меня такая: поможет, поддержит, — отреагировал Михаил. — Так что обращайтесь, если нужна помощь, да и так милости просим в дом, в гости. Будем всегда вам рады! Кстати, час поздний, пора к женам, детям! Допиваем до дна и домой! Завтра на службу!

Александр Сотников с женой Шарлоттой и сыном Эрастом