Мир, в котором меня ждут. Ингрид

Екатерина Каптен

Ингрид исчезает за чуланной дверью на глазах своей одноклассницы Карины, но уже через несколько минут пропавшая девочка сидит в классе. И если Карина может себя убедить, что ей всё показалось, то читатель, проследовав за героиней по ту сторону двери, узнает гораздо больше…

Редактор и корректор Елена Игоревна Сафонова

Дизайнер обложки Мария Ведищева

© Екатерина Каптен, 2022

© Мария Ведищева, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0053-7331-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все персонажи данной истории существуют в реальности, вы даже рискуете быть с ними знакомы.

Если вы найдёте опечатки в тексте, примите их как подарок от автора.

Да постыдятся и посрамятся все, ищущие погибели душе моей! Да будут обращены назад и преданы посмеянию желающие мне зла!

Пс:39—15

01. Дверь на Ясеневую аллею

Ингрид стояла перед дверью кабинета завуча и не решалась постучать. Нет, она не была наказана, просто терпеть не могла присутственные места. А поскольку ей посчастливилось быть профоргом, то она не только украшала класс к Новому году, но и составляла разнообразные справки, формы и отчёты. Сегодня, например, 13 октября, — обязательство от имени класса о неукоснительном соблюдении техники пожарной безопасности в лесополосе.

Ингрид не была иностранкой и носила самую обычную фамилию — Камнина, а странное имя ей дали по настоянию её бабушки Матильды. Оно доставляло окружающим массу проблем. Никто не знал, как его сокращать, поэтому девочку называли и Гирей, и Игги, и даже Бабой Ягой. Однако имя отлично сочеталось с характером его обладательницы. Ингрид не могла носить другое имя — по мнению окружающих. Что касается самой девочки, ей оно нравилось, поскольку Ингрид на ближайшие сотню-другую вёрст уж точно была одна.

За два с лишним года, что Ингрид занимала пост «старосты по праздникам», она заработала стойкую неприязнь к любым дверям. У неё дома все они обычно оставались открытыми: квартирка, в которой девочка жила со всей своей огромной семьёй, была так мала, что с закрытыми дверями и вовсе превращалась в клетку.

И вот Ингрид сверлила глазами дверь в ожидании, когда ей разрешат войти. Если бы тогда, три года назад, ей сказали, что «староста по праздникам» будет заниматься в конечном счёте именно этим, а не рисовать поздравительные плакаты и сочинять поздравления, то она бы, возможно, призадумалась. Но ей было десять лет, а в таком возрасте не свойственно думать сильно наперёд. Ингрид просто хотела рисовать, даже если холст был всего лишь большим зеркалом в вестибюле.

На этом её трудности на сегодня не заканчивались. Если Ингрид сейчас уйдёт, то на следующей перемене ей скажут, что надо было приходить раньше и теперь разрешения она не получит. И тогда на неё будет справедливо злиться весь класс. А если не уйдёт и не повторит теоремы по геометрии и их доказательства, то на следующем уроке в дневнике нарисуется очередная тройка, потому что более придирчивого учителя, чем Татьяна Львовна, сыскать было тяжело.

Ингрид набралась храбрости, снова постучала в дверь и, тут же её приоткрыв, сунулась в дверной проём:

— Разрешите?

— Я тебе сказала, что я сегодня работаю до двух часов дня! — грубо рявкнула завуч.

— У меня урок через десять минут!

— Чего тебе надо? — особенно уставшим голосом выдохнула прозванная Париком дама преклонных лет и необъятных размеров, снимая очки на толстой цепочке.

— Разрешение-на-разведение-костра-в-лесополосе-во-время-осеннего-выезда! — выпалила с порога Ингрид заученную фразу.

— Давай быстро! — Завуч нацепила очки на нос, пухлой ладонью ухватила ручку ящика тумбы, шумно его открыла, достала верхний лист и шлёпнула им о край стола, буркнув совсем неразборчиво: — Образец заполнения на шкафу.

Ингрид аккуратно — с лёгкой шутливой брезгливостью — двумя пальцами взяла бланк и отошла с ним к малюсенькому консольному столику без стула. Его свободная площадь была едва ли больше самого листка. Глазами она поискала на торце шкафа образец — там их было не менее тридцати, рамочкой висевших вокруг календаря на 1997 год.

— Тот, который на бумаге бирюзового цвета? — уточнила девочка.

— Голубого, — промямлила Парик, театрально закатив глаза.

Ответ привёл Ингрид в замешательство, ведь ни один из образцов, напечатанных на бумаге голубого цвета, не подходил. Однако она тут же успокоила себя тем, что это для неё бирюзовый и голубой — разные цвета, а для Аллы Яковлевны цветовой спектр может быть и не столь широк. «Ясно», — подумала она и попыталась разместить лист на кусочке стола. Писать было неудобно: листок в руке завуча смялся, сумка съезжала с плеча, ещё и Парик, которой по жизни не хватало сочувственных слушателей, начала свой назидательный монолог:

— Вот в «А» классе староста такая молодец, сегодня пришла на первом уроке ко мне за бланком, такая опрятная девочка. («Никто не станет отказывать дочери начальника общественного питания, который поставляет еду в школьную столовку», — пронеслось у Ингрид в голове.) А умничка из «Б» класса? Она всё сделала на прошлой неделе!

«Конечно, её мама договаривается заранее, тем более, что каждая договорённость подкрепляется щедрым вознаграждением». — Мысли мешали сосредоточиться Ингрид на заполнении бланка.

Тем временем Алла Яковлевна продолжала:

— И даже «Г» класс всё собрал и подписал! («Ну да, то, что в „Г“ классе староста — единственный её внук, тут вовсе ни при чём!») А ваш класс нас вечно разочаровывает, всё делает не вовремя, неправильно, ах… Что же нам с вами делать, хм… — тяжело вздыхала Парик с таким шумом, будто единственная цель её монолога — не дать Ингрид заполнить бланк.

Наконец, Ингрид закончила и протянула ей листок. Завуч, не поворачивая головы, нащупала его в воздухе, лениво поднесла себе под нос, опустила очки с переносицы и начала внимательно его изучать:

— Ничего нормально сделать не могут… Лист изжёван, почерк корявый. — Инспекция бланка затянулась, Ингрид даже начала волноваться, что допустила в нём ошибки. Прозвенел звонок на урок, но прямо сейчас срываться с места было ни в коем случае нельзя, поэтому она стояла как вкопанная, боясь дать Парику хоть малейший повод ещё потянуть время. Та тем временем, снисходительно цокнув языком трижды, перечитывала бланк опять и опять. Снова вздохнула по поводу корявого почерка, но, видимо, не найдя, к чему придраться, плавно положила лист перед собой и стала перебирать ручки в стакане на столе: первые две не писали, третья вовсе драла бумагу, четвёртая оказалась с зелёной пастой… Ингрид уже давно протягивала ей свою пишущую ручку, но это показательно игнорировалось. Шестая ручка оказалась пишущей, ею и поставили подпись, но бланк требовал ещё и печатей.

Продолжая шумно вздыхать, Алла Яковлевна оторвалась от кресла, опираясь ладонями о столешницу (которая смиренно прогнулась под дюжим весом) и прошла к сейфу. Она звенела ключами в замке, и в затихшей на время урока школе этот звон воспринимался так, будто на голову надели кастрюлю и колотили по ней ложками. Порывшись на полке с печатями, завуч вернулась к столу с двумя штампами, но тут же сплюнула, ругнувшись: одна из печатей была не та, — и степенно пошла обратно к сейфу. Ингрид затрясло, теперь ей было не миновать гнева учительницы геометрии. Даже мысль, что сейчас всё закончится, не сильно утешала. «Успокойся, Ингрид, — сказала она себе, — за это воздастся». Такая мысль пришла в её голову неизвестным путём, но сомнений в её правдивости не возникало. «В конце концов, тем, кто прошёл лесом страданий, рано или поздно достаётся что-то хорошее», — решила Ингрид.

Наконец, Парик таки поставила обе печати, ткнула в грудь Ингрид мятым заявлением и гавкнула:

— Катись отсюда.

Ингрид пулей выскочила в коридор — дверь за её спиной закрылась с таким грохотом, что задрожали стёкла в рекреации.

— И эти люди учат меня быть вежливой! — возмущённо произнесла Ингрид, когда смогла перевести дух. Не у кабинета, но всё же слишком громко — наверняка эхо школьных коридоров донесло её слова до Аллы Яковлевны. На урок можно было уже не спешить, потому что опоздаешь ты на пять или семь минут — разницы никакой нет.

Ингрид дошла до кабинета геометрии и опять застыла перед дверью. Как и следовало, без унизительных объяснений причин опоздания в класс пройти не пускали, а после сразу же вызывали к доске решать задачу. Ничто из случившегося сегодня не возмущало Ингрид, потому что происходило с ней не первый раз. Она уже привыкла. Если твоя мама — одиночка, не щедрый спонсор, не имеет существенного влияния, связей — дружественных, деловых или родственных — или хотя бы смелости и сил защищать своего ребёнка, то школьная жизнь расставляет всё по своим местам. А если начинать противостоять системе в одиночку, то всегда найдётся десятка два людей, которые любезно вытрут об тебя ноги. Ингрид давно усвоила, что единственный принцип выживания — не высовываться, терпеть, не нарываться.

Карина, одноклассница Ингрид, на перемене спросила её о причине опоздания. Ингрид, с которой мрачный вид слетал как только на неё обращали внимание, красноречиво подняла перед её носом разрешение на разведение костров.

— А, понятно, — сказала Карина деловым тоном и надела на плечо школьную сумку.

— Ну вот что за дурацкая система! — Ингрид наконец-то смогла выплеснуть своё возмущение. — Ведь потом всё равно все эти бумажки — на разведение костра, сбор хвороста, ловлю рыбы, мамонта, расставление силков на йети, охоту на динозавров — снова нести этой вобле! И вот уж чего я точно не понимаю, так это почему этим должна заниматься я. Меня выбрали просто потому, что я рисовать умею…

— Ингрид, это всего лишь школа, если бы знала, что надо делать, занимайся ты чуть более серьёзными делами… — Родители Карины работали в той сфере, которая требовала постоянной работы с бумагами.

— Боже, ну почему именно этот мир, ну неужели не существует другого, где я могла бы пригодиться больше, чем на сбор бумажек для выездов класса на несколько часов в лесочек да возле реченьки?!

В этот момент в Ингрид попал футбольный мячик, сделанный из скомканной бумаги и липкой ленты. Карине повезло чуть больше: она и стояла немного дальше, и реакция была лучше, а вот на Ингрид налетели сразу трое малолетних футболистов, увлечённых игрой. Чудом девочка осталась стоять на ногах, однако несколько ударов по ним, отдавленные пальцы и сломанные, буквально вывернутые наизнанку лунки ногтей правой руки подлили масла в огонь.

— Вот мелкие щенки! Чтоб вас… — Карина возмущённо взвизгнула, взяла пострадавшую руку Ингрид в свою и добавила покровительственным тоном: — Тебе надо срочно в медкабинет.

Дежурные, охранявшие вход в тот коридор, где находился медкабинет, наотрез отказались впускать обеих девочек сразу, поэтому Карина осталась снаружи. Впрочем, она была этому даже рада ввиду экономии сочувствия, и сразу ушла.

Ингрид упёрлась в дверь медицинского кабинета и набрала в грудь воздуха. Опять дверь. Дверь. Дверь! Левой рукой она загладила назад торчащие во все стороны, щекочущие лицо волосинки, постучалась и толкнула её вперёд.

— Здравствуйте, я… мне… — Ингрид терялась, не зная, как можно объяснить в двух словах, почему у неё ногти на руке вывернуты наизнанку. И уж тем более не могла объяснить, как медсестра может помочь ей, но всё же протянула руку вперёд. — Мне надо что-то сделать с этим.

Медсестра в этой школе была под стать Парику — в рейтинге нелюбимых персон всей школоты она стояла в первой десятке: делала больнючие уколы, всем хамила и была непредсказуема. Она задумчиво осмотрела руку ровно пять секунд, потом подняла глаза на Ингрид.

— Ну? И чего ты от меня хочешь?

— У меня все пальцы болят, как я буду писать сейчас?

Медсестра вздохнула и протянула руку за канцелярскими ножницами, Ингрид испуганно отпрянула, но запястье было уже зажато в натренированной на фиксацию руке медработницы.

— Будешь сопротивляться, я не буду тебе оказывать помощь, — угрожающе произнесла медсестра.

— Разве у вас нет других ножниц? — сказала сдавленным голосом Ингрид.

— Что?! Мы тут для каждого будем маникюрные стерильные ножницы держать?

Спорить было настолько бесполезно, что оставалось лишь стиснуть зубы от боли и унижения. Через пару минут руку Ингрид отпустили. Кончики пальцев кровили, ногти были расщеплены, как одуванчики, в ладони лежала таблетка анальгетика.

— Хм, спасибо… — на одной ноте ответила Ингрид и, выходя из кабинета, спросила: — Может, перекись хотя бы дадите?.. Или пластырь?

— Щаз, ага, а спирта медицинского тебе не надо? С мылом помоешь!

Ингрид подивилась логике, что анальгин ей дали, а перекиси не нашлось. Карины, разумеется, уже не было у входа, а правая рука пульсировала не то от боли, не то от возмущения. Девочка отправилась мыть руку в туалет, таблетку смыла в раковину, а потом пошла к кабинету черчения. В целом мытьё руки не помогло: едва она задевала пальцы, на их кончиках проступала кровь, с лёгкостью впитываясь в расщепленные ногти, как в губку. Уже через минуту её рука была такая же грязная, как в медкабинете.

Вскоре у класса появилась Карина, вся красная от возмущения: оказывается, она отлучилась в столовую, а потом не могла найти Ингрид, потому что они шли разными дорогами.

Ингрид уставилась на дверь кабинета. Она действовала на девочку гипнотически. Вдруг перед глазами всё поплыло, дверь начала менять цвет — её будто заволокло серой пеленой, а голову, налитую свинцом, потянуло к земле. Дверь… дверь… дверь. Ингрид вдруг представила, что в кабинете черчения сидит какая-нибудь канцелярская тётка, подписывающая бумаги на, допустим, кабалу. А вдруг там и правда сейчас не то, к чему она привыкла? Образы в её голове были чересчур правдивы — настолько, что Ингрид начала оседать на подкошенных ногах. Кто знает — может, ещё сказывались голод, недосыпание и просто переходный возраст?

Карина грубо хлопала Ингрид по щекам, трясла её и тёрла уши, пытаясь привести в чувство.

— Так, вставай! — скомандовала Карина по-заправски. Ингрид промычала что-то невразумительное. — Вставай, говорю, я знаю, что тебе надо делать! Меня уже твои страхи перед дверьми достали, а падать в обморок перед дверью — перебор!

Карина заломала руку Ингрид и куда-то потащила.

— Тут на первом этаже есть дверь, типа чулана, будешь сейчас на ней тренироваться!

Ингрид ещё не до конца пришла в сознание, в голове звенело, ни сил, ни желания сопротивляться не нашлось. Пиная на ходу коленом обмякшее тело одноклассницы, Карина без особого труда приволокла её к чуланной двери.

— Так, вот тебе дверь. Взялась за ручку и открыла, быстро и чётко! — Карина командовала непреклонна.

Ингрид же была по-прежнему как в тумане, голос фонил в ушах. Чтобы снова не упасть, она схватилась за дверную ручку, налегла на дверь всем телом, отшатнулась в сторону и подалась в узкий скрипучий дверной проём, потом внезапно выпрямилась, будто её растянули, и сделала широкий шаг вперёд. Дверь за ней резко захлопнулась сама.

— Вот и молодец, всё, выходи! — громко крикнула Карина в замочную скважину. Но никаких звуков изнутри не было. Она ещё раз позвала, а потом ещё. Толкнула дверь, но та не поддавалась. Непечатно про себя подумав, девочка что есть силы снова надавила на дверь. А потом услышала шаги позади себя. Это была пожилая школьная уборщица.

— Чё ты тут возишься, а? Эта дверь открывается НА себя! — уборщица отпихнула Карину и демонстративно распахнула дверь, за которой стояли пара швабр, совок и валялся комок половых тряпок в узком ведре. Места между дверной коробкой и кирпичной стеной было так мало, что ничего шире ведра туда не помещалось.

Карина потеряла дар речи. Говорить, что твоя одноклассница только что сгинула за этой самой дверью, было, мягко говоря, глупо. Она вытаращила глаза, оправляясь от замешательства, и откупилась на вопросительный взгляд уборщицы:

— Ой, у меня т-туда карандаш закатился… случайно… Я не думала, что эта дверь такая… особая. Мммм… э-э-э… а, может быть, вы знаете, почему эта дверь здесь есть? — Карина задала последний вопрос именно так.

— Да потому что строить не умеют! — ответила уборщица, решив, что её вопрошают об особенностях местной архитектуры, взяла швабру и захлопнула дверь. Потом недоверчиво посмотрела на Карину и закрыла дверь на ключ.

Карина развернулась: было очевидно, что ждать появления Ингрид из этой двери бесполезно, однако — куда она могла пропасть? И главное, ну кто теперь поверит, что Камнина взяла и пропала за дверью, которая ещё и в другую сторону открывается?

Она вернулась к кабинету как раз, когда прозвенел звонок на урок, и вошла в незапертый класс. Но то, что она там увидела, ещё больше её ошарашило. За их партой в среднем ряду, как ни в чём не бывало, сидела Ингрид. Карина почувствовала себя обманутой и сильно разозлилась.

И всё же то была повторная потеря сознания. Ингрид казалось, что она выпала во внутренний двор школы, куда теоретически могла вести эта узкая дверь. Но во дворе школы не было никаких деревьев: только куцая трава, угол школьного корпуса, поребрик, асфальт и серый дом напротив через широкий двор. А здесь росли высокие стройные деревья с золотыми кронами резных листьев и охристыми серёжками, шуршащими на ветру. Она никак не могла вспомнить, как называются эти деревья. Между их стволами лился яркий солнечный свет, вглубь уходила славная тропинка, а никакой школы за её спиной не было и в помине.

Пока Ингрид пыталась форсировать приход в себя, мысли галопом скакали вдоль и поперёк. Бушующие их порывы от «я-опаздываю-на-урок-черчения» и до «а-это-вообще-я?» разрывали голову, а память отказывалась признавать место знакомым. Когда же Ингрид поняла, что оказалась, видимо, даже не в своём родном Санкт-Петербурге, ей почудилось на мгновенье, что она вот-вот в третий раз за день потеряет сознание. Но тишина этой дивной аллеи, рассеянный солнечный свет и сказочное спокойствие придавали сил и совершенно отгоняли панику, которая в таких ситуациях обычно охватывает людей. Хотя, по правде говоря, Ингрид при всей её эмоциональности вовсе не была паникёром.

Первое, что пришло ей в голову, — немедленно встать с земли, потому что Ингрид плохо переносила холод, а лёжа под деревом уже прилично подмёрзла. «Ну-у, судя по всему, оказаться в школе на черчении мне уже не грозит». — Чётко нашла своё место вторая мысль, а вот третья поразила как гром: «Меня потеряют, будут искать, не найдут, бедные мои мама, бабушка и всё семейство…» Но безмятежность этого места приглушала страх, Ингрид никогда ещё не было так спокойно. Лишь четвёртая мысль вырывала из покоя: «Господи, а где это я?»

Тем временем девочка уже поднялась на ноги, отдышалась и осмотрелась. Постепенно она погрузилась в отрешённое состояние, взгляд застыл в произвольном фокусе. Вдруг вдалеке туманной дорожки показался силуэт с тростью, движущийся в её сторону. Спустя несколько минут она разглядела в нём невысокого чуть полноватого господина с усами, в тёмно-синем фетровом пальто и под стать ему котелке; всё это время Ингрид, сказочно обрадованная наличием хоть живого человека в округе, перебирала в голове, с чего бы начать разговор. Возможно, это был единственный шанс узнать хоть что-то, и упустить его глупо, к тому же господин выглядел солидным, уважаемым человеком, внушающим доверие.

Она посмотрела на свою одежду, отряхнула прилипшие золотые листья, попыталась пригладить растрёпанные волосы и испытала глубочайшее разочарование в своём внешнем виде. Тёмно-голубой шерстяной свитер и бордовая юбка-плиссе со скрытыми в складках карманами были старыми и изрядно поношенными, поскольку девочке часто доводилось донашивать одежду с чужого плеча.

«Он похож на дворянина», — решила про себя она.

Их уже разделяло шагов пятьдесят, когда Ингрид разглядела всю утончённость его образа. Ни одной лишней детали. Теперь она переживала, на одном ли языке они с ним заговорят. А что, если он иностранец, или вообще говорит на несуществующем языке?

Когда он поравнялся с ней, Ингрид слегка поклонилась в его сторону. Господин остановился и ответно наклонил голову.

— Простите, ммм… — Она задумалась, как лучше обратиться к нему. — … Сэр, не могли бы вы подсказать, что это за место, где мы находимся?

Господин, очевидно, был удивлён, однако, кажется, больше не самим появлением незнакомой девочки, а её манерами: наивными и неуклюжими.

— Это Ясеневая аллея, — ответил он, улыбнувшись.

Ответ ненадолго поставил Ингрид в тупик. Конечно, она была рада вспомнить, как назывались эти деревья, но её интересовало кое-что другое.

— Неужели у столь удивительного по красоте места такое незамысловатое название? — Ингрид всё же боялась, что разговор не получится, и она останется одна в совершенно незнакомом ей месте, если не считать того, что теперь ей известно его название.

— Леди, вы проницательны, — ещё шире улыбнулся господин. — Смею вас заверить, что многие прекрасные вещи называются весьма просто. Но, полагаю, вас более интересует, как вы здесь оказались, а главное — с какой целью?

У Ингрид случился разрыв шаблона. Мало того, что впервые за её малые годы к ней обратились на «вы» и назвали «леди», так ещё и сразу попали в точку с вопросом. В обычной школе стандартным обращением к девочке со стороны сверстников было что-нибудь обидное, или вовсе нецензурное.

— Да, сэр, вы совершенно правы… Последнее время, а это уже целых пять минут, ровно с того момента, как я очнулась здесь, я только об этом и думаю, — Ингрид высоко подняла брови и криво растянула рот в улыбке, поскольку до этого ей не приходилось улыбаться легко и добродушно.

— Вы же понимаете, что я не смогу вам рассказать сразу всё, юная леди. Однако я рад, что вы нашли дорогу в наш мир. Нравится ли вам здесь?

— Да, — сдавленно сказала Ингрид. К её горлу подступал комок всех прежних обид.

— Всё, что я могу сказать вам сейчас, так это то, что вы попали в другой мир — не тот, в котором жили до сего момента. И сейчас вам стоит найти здесь себя. Может, вы представитесь?

— Ингрид. Камнина Ингрид. — чётко, почти по буквам сказала она и тут же добавила: — Значит, в том мире, откуда я родом, меня потеряет моя семья? — Пожалуй, только этот вопрос волновал её настолько сильно, чтобы задать его первым.

— Не переживайте об этом, — сказал ей господин в котелке.

Этот спокойный ответ был столь убедительным и простым, что развеял нарастающее в её душе сомнение.

— Простите, конечно, просить вас проводить меня до какого-либо места, где я смогу начать поиск, было бы весьма самонадеянно и даже нахально, но будьте так добры, задайте мне хотя бы верное направление, — витиевато подобрав слова, сказала Ингрид и подалась вперёд.

Сэр неожиданно рассмеялся, но по-доброму и очень открыто.

— Леди, какой высокий штиль! — сказал он и, развернувшись туда, откуда появился сам, указал набалдашником трости на дорожку: — Идите по этой тропинке между деревьев и безошибочно выйдите туда, где сможете начать свой поиск. У вас будет богатый выбор, и, поверьте, вы не останетесь разочарованной!

Ингрид вытянулась по стойке смирно и ещё раз поклонилась, согнувшись почти под прямым углом:

— Сердечно благодарю вас! — выпалила она.

Сэр продолжил свой путь в одну сторону, а в противоположную пошла Ингрид, в приподнятом настроении и сладком предвкушении.

Что же произошло, когда Карина увидела Ингрид сидящей в классе черчения? Она сначала растрясла её, потом посмотрела в зрачки, померила свой пульс, померила её пульс. Копия Ингрид отшутилась несколько раз, потом привычным образом отчертила задание на уроке, собрала свои карандаши, угольники и циркули. Карина так и не смогла найти объяснение произошедшему. В конце концов она посмотрела на копию Ингрид, которая, кажется, сама ничего не знала (иначе от неё можно было бы добиться хоть каких-то показаний и объяснений через шантаж и давление), и на пафосном выдохе сказала:

— Лучше я всё забуду и сделаю вид, что ничего не было. Это же невозможно. Просто скажи мне, что ты воспользовалась моим замешательством и убежала сюда!

— Ну да. Именно так оно всё и было! — Копия улыбнулась во все зубы, как иногда в шутку «хищно» улыбалась Ингрид. Глаза копии горели так же, как и у оригинала, отличить было невозможно.

С тех пор Карина стала меньше смеяться над неуклюжестью Ингрид, поскольку почувствовала себя ловко проведённой.

Ясеневая аллея закончилась, Ингрид вышла к красивой чугунной решётке, за которой виднелся двор и огромный не то замок, не то дворец. Размер этого каменного здания было тяжело определить на глаз, поскольку прямо над ним, скрывая крышу, висело густое световое облако, а в оба конца здания упирались в заросли деревьев. Спустя несколько дней Ингрид увидела Дворец целиком, но сейчас он таинственно скрывал свои размеры и формы, будто приглядывался, можно ли ей доверять. Двор был пуст и тих. Девочка шла через него, озираясь по сторонам. Вокруг ни души, будто все спрятались по комнатам.

Ингрид вошла через парадный вход. После дневного света в её глазах бегали чёрные точки, и она не могла разглядеть всё чётко. Девочка замерла на некоторое время. В холле было пусто, высоко над её головой тянулся высокий сводчатый потолок, пол уложен тёсаным камнем. Свет, который струился из высоких окон, попадал на лестницы, расходящиеся в разные стороны, напоминая собой дерево, направо и налево вели две галереи, а самая высокая дверь располагалась под одной из лестниц. До этого дня такую красоту Ингрид видела разве что в музеях. Но там ей обычно становилось плохо, а тут, наоборот, было очень хорошо. «И куда же мне дальше идти?» — думала она, оглядываясь вокруг. Ингрид прошла ещё чуть вперёд, поднимая взгляд к потолку, пыталась разглядеть, куда ведут лестницы. Причудливые изгибы лестничных пролётов упирались в разные уровни здания — ей даже казалось, что это совершенно невозможное строение.

В холле пока всё было пусто, равно как и во дворе, но раздался колокольный звон, и издалека донёсся тихий гул голосов. Ингрид посторонилась, почти вжавшись в стену, в то время как мимо неё неспешно прошли несколько ребят её возраста или немного старше. Казалось, на девочку никто не обращал внимания, зато она сама внимательно наблюдала, куда все пойдут. Как и ожидалось, они разделились на пары или тройки и пошли разными маршрутами: кто-то наверх, кто-то через галереи, кто-то через центральный свод арки под лестницей. Когда в холле вновь опустело, раздался второй колокольный удар, намного выше и пронзительней. Тот господин на Ясеневой аллее имел в виду именно это место — она уже не сомневалась.

Ингрид начала исследование. Сначала она прошла в левую галерею: слева от неё располагались высокие окна, направо — двери и коридоры, в конце — высокая арка, за которой (вот уж чего Ингрид не ожидала!) виднелся огромный зал под высоким стеклянным фонарём, с самым настоящим озером и галечным пляжем. Вода доходила до противоположной стены, и та располагалась очень далеко. Здесь было светло, как днём, очень тепло и влажно. Девочка недолго постояла на берегу, подумала, что в тут хватит места на семью косаток, а потом решила, что стоит поискать и другие сокровища.

Она пошла в противоположную сторону, вернулась в холл через ту же галерею и, чтобы не заблудиться, из холла направилась в правую галерею. Там тоже по одну сторону располагались двери, по другую — окна. Эта галерея не кончалась, а заворачивала и уходила куда-то далеко. Ингрид почувствовала, что начинает забывать свой маршрут и поторопилась найти дорогу назад. Выходит, прошло много времени. И это неудивительно, если учесть, что она передвигалась не спеша, рассматривая всё вокруг и чувствуя себя как в Эрмитаже.

Вернувшись в исходную точку, а именно в холл, Ингрид пошла третьей дорогой — вперёд. Путь от центра огромного холла через арку выводил в другой холл, намного больше предыдущего, а в его центре росло многовековое Древо. Его нижние ветви врастали во второй ярус зала. Кажется, они его даже поддерживали. Спиралью вокруг ствола закручивалась лестница, а все следующие ветви то были частью сводов, то врезались в потолок. Листья Древа светились золотистым светом. Внутри помещение было намного больше, чем казалось снаружи, а то облако, что окутывало здание, явно брало своё начало от его листьев здесь. Ступеньки лестниц располагались спиралью вкруг светло-серого ствола, сливались с первой самой нижней веткой и упирались в первый ярус над сводами. Дальше лестница немного прерывалась, но соединяла первый и второй ярусы, обвивая следующую ветвь Древа. Где-то с четвёртого витка уже ничего не проглядывалось за ветвями и листьями.

Ингрид была глубоко поражена, она стояла, замерев на месте перед величием и спокойствием этого Древа. Её взгляд перебегал от веток к этажам, от арок к ступеням, от переходов к струящемуся свету. Как и всё уже увиденное, это не давало ей покоя. Она забыла и о ледяных руках, и об испачканной сырой одежде.

Ещё где-то совсем рядом слышался тихий плеск воды. Девочка начала обходить Древо и, о чудо, с другой его стороны, где уровень пола был ниже, чем в остальной части зала, из-под корней бил чистейший источник. Он стекал порожистым каскадом в специальном, искусно уложенном камнями русле и заполнял канал, уходивший в одну из арок помещения. Проток делил зал чётким радиусом, и через него был переброшен каменный мостик. Девочка почти протянула руку к воде, чтобы коснуться её, но тут же отдёрнула. «Наверное, эту воду пьют, не надо её трогать грязной рукой», — решила она. Раздался ещё один удар колокола, но за ним ничего не последовало.

Наугад Ингрид медленно отправилась по лестнице наверх, прошла первую ветвь и следом вторую. Одна из веток, что не просматривалась снизу, в отличие от остальных не упиралась в виток яруса, а шла через небольшую каменную арку. Девочка поднялась именно к этой арке и увидела дверь и маленькую табличку на ней с надписью «По всем вопросам сюда». «Хм, как предусмотрительно», — подумала Ингрид и чуть смелее продолжила свой путь. Количество вопросов в её голове пока что только росло.

Девочка замерла перед закрытой дверью. Постучать и войти? Или нет? А вдруг её снова выгонят? Так да или нет? Но, с другой стороны, куда как не сюда стоит войти? Ингрид колебалась: её обычная дверная неприязнь обострилась, и единственное, что оберегало от потери сознания, это вопросы, заполнявшие мысли. Она вытерла правую руку о внутреннюю сторону сырого свитера и бегло постучала костяшками пальцев по самому краю двери: тук-тук.

«Боже мой, что я наделала, назад дороги нет… Как же страшно… О ужас, а вдруг непоправимое, а может… Ой нет, вперёд», — неконтролируемые мысли пролетали в голове быстрее, чем длилась пауза между постукиваниями. Ингрид набралась храбрости и стремительно толкнула дверь. Она не открылась. Это был явно неожиданный поворот. Ингрид упёрлась в дверь лбом и подумала, что если сейчас за ней кто-нибудь наблюдает, то, наверное, не находит места от смеха.

— Потяните дверь на себя! — внезапно раздался голос из-за двери.

Ингрид как будто включили вновь. «Логично же», — сказала она себе, потянула дверь, и та с покорной лёгкостью отворилась. У девочки промелькнула мысль, вызвавшая внезапный страх: а вдруг она сейчас из этого чарующего мира попадёт в тот, откуда пришла?

Ингрид осторожно вошла в комнату. Её сердце взволнованно стучало, глаза после ослепительного сияния Древа постепенно привыкали к умеренному, слегка тусклому освещению комнаты. Комната оказалась не такая большая, как все предыдущие помещения, она была очень тёплая и обжитая: мебель из ротанга, книжные шкафы, круглый столик с благородной зелёной скатертью, чашки на столе. У окна виднелись большой рабочий стол и изящная конторка для письма (такие Ингрид раньше видела только на картинах). Светильники располагались на стенах и столах, в очаге слышалось потрескивание дров. Стены, обшитые деревом и тканевыми обоями, излучали тепло. Если Дворец был величественным и неприступным, то комната — очень уютной.

— Заходите скорее, — раздался звучный голос в тишине.

— Здравствуйте! — сказала Ингрид в глубину комнаты, так как пока ещё не видела, с кем разговаривает. Она поспешно отёрла обувь о половичок возле двери и прошла мимо вешалки для верхней одежды, шкафа и ротангового гостиного гарнитура. Комната оказалась угловая, камин прятался в правой её части. Выложенный природным камнем, он занимал почти всю стену. Огонь внутри камина горел ровно и тепло.

Ингрид всё ещё смотрела по сторонам, пытаясь найти говорившего, и, наконец, она увидела обращённое к ней женское лицо. Оно выделялось белизной и чистым взглядом на тёмном фоне интерьера и одежды хозяйки. Сама женщина почти сливалась с обивкой кресла, её серебристые волосы были сложены в причёску, стянутую диадемой, синяя мантия закрывала благородного серого цвета платье, высокий ворот почти доходил до подбородка, только голова и кисти рук были видны. В её виде читались благородство и красота, заставлявшие смолкать всё вокруг, — умеренность и подлинная аристократичность сражали с первых секунд знакомства.

Девочка стояла перед дамой в кресле и не находила себе места. Уйти — невежливо, сказать, что ошиблась, — неправда, но объяснить причину своего присутствия было необходимо.

— Здравствуйте! — ещё раз повторила Ингрид и робко кивнула головой.

— Здравствуй, — ответила женщина. Она, очевидно, чего-то ожидала от Ингрид и потому предоставила ей полную тишину и своё внимание.

— У вас там табличка… ну… по всем вопросам обращаться сюда… И вот я вошла… По правде говоря, я не знаю, как здесь оказалась, просто дверь как-то так раскрылась, и потом я очнулась на Ясеневой аллее, а потом сэр в котелке подсказал мне идти сюда, и вот я пришла… — начала Ингрид свой крайне несвязный рассказ, чувствуя, что от волнения и пережитого холода её пробивает дрожь и сводит нижнюю челюсть.

— Ты думаешь, что оказалась здесь случайно? — Внезапный вопрос женщины прервал её речь на глубоком вдохе.

— Да, случайно… — Тут Ингрид вспомнила, что случайностей вообще не бывает. — То есть — нет, не случайно, в смысле, я не знаю, как это можно объяснить, что я здесь, я специально ничего для этого не делала, я не хотела… То есть я, конечно, хотела чего-то волшебного, это в принципе нормально для девочек моего возраста, но я вообще ничего не знала про вас, ну не лично про вас… — Ингрид поняла, что её уже начинает нести, как это бывает, когда слова и мысли бегут наперегонки, особенно, если предоставить возможность выговориться. От смущения и какого-то налёта безысходности её лицо изменилось до крайне растерянного, с высоко поднятыми дугами бровей и опущенными уголками рта. Она уставилась в произвольную точку на коврике возле кресла, ухватившись руками за голову.

Внезапно женщина в кресле улыбнулась и рассмеялась — легко, добродушно и непринуждённо. Ингрид вопросительно посмотрела на неё.

— Прости, у тебя очень живое лицо, — произнесла женщина в ответ, и Ингрид сразу стало спокойней. — Не могла бы ты начать с того, как тебя зовут?

Девочка осеклась, ведь она до сих пор не представилась.

— Я — Ингрид, Ингрид Камнина. Да, странная фамилия, да и имя тоже… В школе надо мною смеются из-за них… Мои предки — выходцы из Скандинавии, так утверждает моя бабушка, в нашей семье много таких имён. Мне тринадцать лет, я живу… жила… живу в Санкт-Петербурге, учусь в обычной школе, в восьмом классе, люблю рисовать.

Повисла пауза. Ей было больше нечего добавить про себя, но прерывать разговор вовсе не хотелось. Она волновалась, что сейчас пропадёт отсюда, что её разбудят, хлопнут по плечу и скажут «шутка!», что всё исчезнет, и это прекрасное женское лицо лишь призраком останется в памяти — и будет приходить как мираж чего-то несбыточного, упущенного по случайности, как платочек, упавший из окна мчащегося поезда. Контрастной нотой нарастало ощущение собственной никчёмности и опустошённости, грязная влажная одежда, озябшие пальцы рук, сломанные ногти придавали девочке особо жалкий вид.

— Что с твоей рукой? — внезапно спросила женщина.

— Ну… Мне сломали когти. В смысле, ногти. Я случайно оказалась вовлечённой в школьную потасовку… Мне поломало несколько ногтей, потом я пошла в медпункт, — начала Ингрид, стараясь как можно короче описать всё произошедшее, чтобы не вдаваться в детали. Впервые кто-то участливо интересовался ею, и от непривычки этот вопрос показался ей неудобным. Внезапно Ингрид набралась смелости и обратилась к женщине:

— Простите, а как зовут вас? Я совсем не знаю, что это за мир, кто все эти люди здесь…

— Меня зовут Фрейя Левкайя Кен, — ответила она, поднимаясь с места. — Мы в Междумирье, а Дворец Древа — это место, куда мы принимаем учеников. Таких, как и ты.

У Ингрид ёкнуло сердце. Её начали разрывать сомнения из-за мыслей о своей семье.

— Простите, госпожа Фрейя Левкайя Кен… — начала она.

— Можно просто Фрейя Левкайя, — ответила та. — У нас не принято называть семейное имя.

— Госпожа Фрейя Левкайя, а как мне можно попасть домой? — Ингрид начала серьёзно волноваться. По её времяощущению она должна была уже вернуться домой. Если она не окажется там с минуты на минуту, то родные запаникуют. К тому же наверняка сейчас Фрейя Левкайя попросит Ингрид уйти отсюда, а уходить лучше до того, как успеешь к чему-либо привязаться.

— Ты уже собралась уходить? — серьёзно и удивлённо спросила госпожа. И обеспокоенно продолжила: — Тебе не нравится здесь?

— Нет-нет, что вы! — поспешно заверила её Ингрид. — У вас здесь прекрасно, просто волшебно и сказочно… Но моя семья… Они будут сильно волноваться, если я не вернусь.

Впервые в жизни Ингрид оказалась в положении, когда не могла безболезненно отказаться от чего-то. Она была готова простить всё и всем за одно только право находиться здесь, даже если это всего лишь обман зрения.

— Ты переживаешь за своих родных? — госпожа Фрейя Левкайя удивилась ещё больше.

— Да, если честно, я очень волнуюсь за них. — Ингрид по-прежнему стояла перед ней, опустив голову, и зажимала правой ладонью локоть левой руки. Её знобило от волнения.

Госпожа внимательно посмотрела на девочку, понимая, что та явно чего-то недоговаривает и спросила её:

— Ингрид Камнина, есть сейчас что-нибудь, чего бы ты хотела?

О, этот вопрос поставит в тупик любого, кто хоть как-то ответственен за свои желания. Почувствовав себя ловцом золотой рыбки, Ингрид собралась с мыслями. Так как рассуждать девочка привыкла вслух, она начала:

— Если говорить о моём самочувствии, то мне бы хотелось согреться и вообще отмыться, я ведь лежала на сырой земле. Если говорить о моей семье, то мне бы хотелось, чтобы моё отсутствие не вызвало ни у кого волнения…

— А если говорить конкретно о тебе, чего хочешь именно ты?

— Я… я хочу… Позвольте мне остаться здесь, — едва слышно, как самое сокровенное желание, проговорила она.

Фрейя Левкайя тепло улыбнулась. Казалось, лёгкое свечение начало пронизывать всю комнату. Госпожа встала напротив девочки, склонила голову и сказала:

— Тогда приветствую тебя в Междумирье, в Розе Ветров, я зачисляю тебя на ученичество в Ликею Древнего Дворца.

Она положила свою руку на лоб Ингрид, и в это же мгновенье прошёл озноб. Девочка почувствовала себя собранней, и перед её закрытыми глазами поплыли какие-то интересные картинки и образы.