Революция мозга

Евгения Саженцева

В России уже много лет не сменялся президент. Некоторые люди были рады этому, они искали в жизни стабильности, а некоторые, напротив, негодовали, но ничего не могли изменить. Впрочем, о стабильности в стране не могло быть и речи. Цены на продукты выросли настолько, что люди могли падать в обморок от голодания, идя по улице.

Глава 3 «Последний день свободы»

На следующий день Жанна и Странник снова встретились. Странник крепко обнял Жанну. Все это время от одной встречи до другой они постоянно разговаривали по телефону. Правда, иногда Странник выключал телефон и не объяснял почему. Жанна сильно обижалась. Ей казалось, что он скрывает от нее жену и врет, что свободен. Но на самом деле это было связано с его работой, которую он держал от Жанны в тайне.

— Теперь это точно последняя наша встреча, — сказала Жанна и опустила голову, словно сейчас ее будут рубить и ее жизнь закончена.

— Тебя хотят посадить?

— Да, уже точно.

— Это плохо. Но я очень восхищен твой смелостью. Что сказал главный редактор?

— Что я помешала его отпуску в Турции. Мог бы и сказать мне спасибо. Люди как сумасшедшие едут туда не смотря на бомбежку и отели до сих пор работают. Его бы там могли убить, между прочим.

— Я знаю. Россия и Турция не могут поделить природные ресурсы Сирии, плюс еще США вмешивается и подкрепляет Сирию оружием. В конечно итоге все помешаны на деньгах, а люди обычные умирают.

— Да, я и об этом писала в своей статье. И теперь все кончено. Меня судят за правду.

— Когда тебя вызвали на допрос? — говорил встревоженно Странник.

— Уже сегодня вечером.

— Не могу поверить, что потеряю тебя. Я так долго искал человека, с кем можно поговорить и кто разделяет мои взгляды и теперь ты уходишь, не успев прийти. И к тому же ты не просто человек, а красивая девушка. Я влюбился в тебя.

— Я тоже дого искала такого как ты. Жаль, что мы не познакомились раньше.

Странник и Жанна стояли в парке. Дул сильные ветер и он снял свое пальто, накрыв Жанне плечи.

— Ты так и не скажешь, как твое имя и где ты работаешь. Может ты на самом деле женат?

— Нет, я не женат. Я очень одинок. Но как я могу сказать тебе, где работаю.

— Ты что, преступник? Убил кого-то и скрываешься?

— Нет, все наоборот. Но прости, я боюсь, что если скажу тебе, то ты и этот день не сможешь провести со мной.

— Ты меня пугаешь.

Странник снова нежно обнял Жанну, ему не хотелось отпускать ее и расставаться в этот день. Она сама предложила Страннику зайти к ней в гости на чай. И он не отказался. До допроса в полиции у них оставалось 2 часа.

Квартира Жанны была обставлена в минимализме. Не было следов роскоши. Впрочем, в то время роскошь была доступна лишь чиновникам, стоявшим у власти и обирающим народ до нитки огромными налогами на все, кроме, пожалуй, воздуха.

Жанна предупредила, что в ней нет хозяйственности и налила один чай на двоих. Еле нашла чайную ложку.

— Просто так будет дольше, пока я буду наливать нам два чая, — сказала Жанна.

— Все нормально, — ответил Странник.

Жанна включила музыку и ей хотелось, чтобы Странник никогда не уходил из этого дома. Только сейчас ее дом наполнился теплом и светом любви, а раньше он напоминал больше клетку для одинокой птицы. И песня играла как раз-таки в тему: «Одинокая птица», группы Наутилус Помпилиус.

Странник крепко сжал Жанну в своих объятиях. Ей это напомнило то, как когда-то обнимал ее отец, которого больше нет. То сильное плечо, которое, как ей казалось, уже не найти в мире. Мужчины по большому счету потеряли мужественность. Но Странник был не таким.

Они легли на кровать. И сразу договорились, что нравится или нет своему партнеру. Им хотелось, чтобы все было максимально идеально. Жанна не любила все те извращенства, которые придумал мир за последние годы. Люди чаще всего словно не занимались любовью, а насиловали друг друга, причиняя одну боль. И Странник, как оказалось, тоже не любил такое.

— Есть мужчины, которые суют свое достоинство во все дыры, — сказала она, — но с таким же успехом, можно заниматься этим, засунув его в нос или ухо. Это как минимум не красиво и не эстетично. А занятие любовью — это прежде всего красота.

— Как же я тебя понимаю. Моя предыдущая девушка так не считала.

— А может ты не с этой планеты, дорогой? Мне кажется, таких мужчин на земле уже не существует. Ты так и не скажешь мне свое имя?

— Прости, но нет. Ты тогда не сможешь любить меня.

— Хорошо, не говори, ведь я хочу тебя любить всегда и особенно сейчас. Это единственное, что осталось мне хорошего в этом мире лжи. Совсем скоро меня будут пытать скорее всего, а потом поведут на суд.

— Знаешь ли ты, что есть такой закон в России о том, что нельзя стрелять в женщин?

— Нет, — удивилась Жанна.

— Если тебе удастся сбежать от полиции, то главное — очень быстро беги. Я обратил внимание на твои сильные, упругие ноги. Наверно ты занимаешься спортом.

— Бывало, когда одиночество подступало к горлу, я выходила на улицу и часами бегала, пока просто не падала на землю от усталости. Так я переводила душевную боль в физическую усталость и крепко засыпала дома. Иначе бы у меня была бессонница.

— Надеюсь, ты поняла меня. Беги, если будет возможность. Они не должны тронуть тебя. Разве что дубинками.

— Откуда ты это все знаешь?

— Не важно. Просто у меня юридическое образование.

— Теперь понятно. Хоть что-то я узнала о тебе. Но скорее всего я буду в наручниках. Как же я в них убегу?

— Ноги-то у тебя не будут в кандалах.

— Это верно. Но скорее всего меня будет сопровождать конвой полицейских, словно самого злостного преступника.

— Я надеюсь, все получится. Просто верь.

Жанна нежно целовала Странника и гладила его волосы. Он сказал, что это лучшее, что может быть в сексе. А потом они слились в одно тело и когда закончили, то повторили снова. Время как будто стало быстрее и каждая минута улетала. Они не заметили, как настал час, когда Жанна должна была уйти. Им пришлось резко собираться и это было очень тяжело для обоих. Но выхода не было.

Странник нежно обнял Жанну на прощание и ушел. А она направилась в полицию на допрос. Совсем скоро ей предстояли пытки и мучения, чтобы добиться ложного признания в терроризме, хотя все, в чем она была виновата — это ее сердце, которое стремилось к правде.