Письма мёртвой Ксане

Евгений Петропавловский, 2022

Три войны, две параллельных любовных истории и призрак Неизвестного Солдата, идущий по жизни следом за героем романа, воевавшим в Приднестровье и Боснии. Отражение какого будущего суждено увидеть ему в зеркале Великой Отечественной, между строк пожелтевших писем, в словах и мыслях человека, чьи кости давно истлели в чужой земле? Какие тайные законы мироздания вызвали встречу на незримом перекрёстке времён двух солдат таких разных и далёких друг от друга войн? Содержит нецензурную брань.

Пролог — 4

На следующее утро она позвонила:

— Приветик. Как спалось?

— Превосходно. А тебе?

— Спасибо, твоими стараниями. Спала, как насквозь пробитая.

Оба рассмеялись. Потом Андрей спросил:

— Как тебя вчера дома-то встретили? Скандала не было?

— Из-за кладбища, что ли? — хмыкнула она. — Какое там! Мои шнурки к ночи уже песни пели — хором с бабушками-дедушками заводскими. Водки-то было достаточно.

— Ну и слава богу. А то я беспокоился.

— Напрасно. Я же говорила, что всё будет нормально… Между прочим, сегодня я одна. Предки уползли на работу. Хочешь заглянуть?

— А может, ты ко мне?

— Нет. Андрюш, давай — ты ко мне.

— А смысл? В мою-то берлогу уж точно никто внезапно не нагрянет. А у тебя — мало ли какой форс-мажор с папиками может приключиться. Ну что, убедил?

— Не-а, не убедил. Понимаешь, я тут решила разобрать бабулькины вещи. Вдруг какое-нибудь сокровище откопаю, — она коротко хихикнула. — Ну, в самом деле, мало ли… Любопытно ведь. Не хочу, чтобы маман меня опередила. В общем, приезжай.

— Ладно.

…Через полчаса Андрей зашёл в знакомый подъезд. Там, как всегда, к поднимавшемуся из подвала затхлому духу застоявшейся воды примешивался запах человеческих испражнений. «Канализационные трубы в подвале подтекают, — машинально отметил он про себя. — Интересно, их здесь хоть когда-нибудь сантехники проверяют? Неужто никто из жильцов не удосужился пожаловаться на этот вонизм? Нет, не может такого быть. Наверное, коммунальщики свою службу тащить не хотят…»

Андрей поднимался на четвёртый этаж.

Стены вдоль лестничных пролётов изобиловали надписями. Преобладали незатейливые: «Здесь были Паша и Костя», «Влад лох», «Все вы суки!» «Натка, я тебя люблю», «Тоша мудак», «Всем привет от Дрюни», «Михалыч я тибя паймаю и убью», «Все мужики казлы», «Ксюха из 8 квартиры — соска», «HiрHoр», и прочие в подобном роде… Но имелись и труднообъяснимые, дававшие обширную пищу для фантазии — например: «Бомбить завучей!» или «Make love, not war!» (а снизу — буквами помельче: «Хер войне!»). Попадались и краткие стихотворные формы:

Если спирт замёрз в стакане,

Всё равно его не брошу,

Буду грызть его зубами,

Потому что он хороший!

Взгляд Андрея лишь мельком скользил по этим надписям: ему не было нужды читать, он уже помнил их все наизусть.

…Ксана открыла дверь через несколько секунд после звонка, словно дожидалась в прихожей появления Андрея. Впустила его в квартиру, выдала тапочки и повела в комнату Оксаны Васильевны. Он ожидал раскардаша, но там оказалось прибрано, только распахнутые створки платяного шкафа свидетельствовали о сегодняшней ревизии.

— Как успехи? — поинтересовался он. Без особенного интереса, поскольку не ждал от затеи своей подруги сколько-нибудь выдающихся результатов. Так оно и было.

— Пусто, одно тряпьё, — скорчила гримаску Ксана. — Я уже почти закончила, остался только сундук. Ты посиди немного, я быстро разберусь с этим нафталином.

Она подняла крышку старого окованного железом сундучка (Андрею сразу подумалось, что в таких сундучках в прошлом веке, вероятно, хранили приданое) — и принялась вынимать из него стопки постельного белья, платочки, аккуратно сложенные, но безнадёжно выцветшие халаты, ещё нечто, украшенное ручной вышивкой… Всё это Ксана складывала на покрытую клетчатым пледом кровать покойницы.

Андрей с минуту мерил комнату шагами, а затем уселся в стоявшее напротив кровати зелёное кресло с обшарпанными деревянными подлокотниками. Откинулся на мягкую спинку и от нечего делать принялся наблюдать за археологическими изысканиями Ксаны.

Вскоре его внимание привлекла вынутая из сундучка потёртая картонная папка — Андрей взял её и, развязав тесёмки, обнаружил внутри кипу разномастных пожелтевших листков, исписанных мелким торопливым почерком, весьма далёким от того, чтобы его можно было назвать аккуратным.

— Письма, — удивился он. — Чьи?

— Бабушкины, конечно, чьи ж ещё, — последовал ответ.

— Да нет, ты не поняла. От кого они?

— Не знаю. От лаверов ейных, наверное, — предположила Ксана, пожав плечами. — А то с чего бы ей до самой смерти хранить эту ветошь, верно?

— Верно, — согласился Андрей. — Интересно, сколько же им лет?

Поколебавшись, он взял один из листков. И принялся читать вслух:

«Здравствуй Ксана! Мой боевой привет тебе с третьего украинского фронта! Почему давно не пишешь или случилось чегото и ты про меня забыла? Или почта отстаёт от нашего победоносного движения тогда понятно это часто бывает дело житейское и я на тебя не в обиде. Но всётаки пиши по возможности чаще. Это ведь помогает мне не грустить и переносить разное здесь среди боевой обстановки и катавасии…»

— А-а-а, это, наверное, от её первого мужа, — Ксана, оторвавшись от сундука, распрямилась и подошла к Андрею. Глянула через его плечо и повторила:

— Да, конечно, от первого мужа. Ты смотри, никогда бы не подумала, ведь столько времени прошло. Надо же!

— Ты что, об этих письмах не знала раньше?

— Не-а. Даже сейчас, когда вынимала папку из шмоток, не стала смотреть, что там в ней находится. Думала: может, документы ненужные или ещё какая-нибудь хрень типа старых рецептов… Да всё что угодно, она ведь с придурью была, баба Ксана моя. Хотя и папахен с мамахеном недалеко от неё ушли, тоже плюшкины порядочные. Собирают разный хлам, все шкафы им забиты и антресоли, и кладовка, а на балконе — прямо барахолка, ты видел?

— Нет.

— Немного потерял. Ничего, ещё увидишь. Я же говорю, всё семейство у меня с прибабахом.

— Ну, если всё семейство с прибабахом, то не забудь и себя включить в этот список.

— Так я не отрицаю, у меня в голове тоже хватает тараканов. Только это совсем другое.

— Ага, другие тараканы, постельные, — съязвил Андрей. — Проявляют себя исключительно в темноте, под одеялом, хитрые насекомые.

— А ты разве имеешь что-нибудь против них? — игриво склонила голову Ксана.

— Да как сказать… Пока твои тараканы смотрят в мою сторону, они меня вполне устраивают. Готов регулярно подкармливать их своей плотью. В пределах разумного, само собой.

— Ишь ты, какой скопидом: в преде-е-елах разу-у-умного, — передразнила она. После чего перевела взгляд с лица Андрея на раскрытую папку, и её мысль вернулась к первоначальному предмету разговора:

— Нет, если честно, удивляюсь бабе Ксане. Ведь не в её характере такое — хранить письма… Между прочим, она о своём первом супружнике и не рассказывала никогда толком. Просто мы знали, что он был, вот и всё. Об остальном она молчала как партизан, не выдавала подробностей. Ни мне, ни мамахену — ни гу-гу.

— А мать твоя — от второго мужа?

— Да, от второго, — она шагнула к бабкиной кровати и уселась напротив Андрея, заскрипев пружинами. — Но дедушка тоже давно умер. Я его и не помню почти: так, смутные детские обрывки.

— А что сталось с тем, первым? Она с ним развелась?

— Нет, не развелась: просто он с войны так и не вернулся. Кажется, пропал без вести. Баба Ксана из-за этого долго не выходила замуж второй раз.

— Ждала?

— Может, ждала, а может, в те годы бумаги оформить было трудно — на то, что муж пропал на войне.

— А при чём тут бумаги?

— Вот ты даёшь! Наверняка должны были оформляться какие-то документы, чтобы женщина могла снова считаться незамужней. А если в паспорте стоит штамп о замужестве — кто тебя в ЗАГСе распишет с новым мужчиной?

— Ага, понятно.

— Нет, ну это я только предполагаю — насчёт паспорта, ЗАГСа и всего такого. Но то, что баба Ксана долго не выходила замуж — факт. Я это хорошо знаю, потому что она мою маму очень поздно родила — когда уже и не думала, что сможет ребёнка иметь. Вот жизнь была — ужас, да? Хорошо, что мы живём в другое время.

— Это точно. Хотя времена не выбирают. Да и не для всех наше время такое спокойное, как тебе кажется… Ну я почитаю пока, ладно?

— Ага. Читай, если тебе интересно. Всё равно мне тут ещё надо как минимум минут десять, чтобы закончить.

С этими словами она встала с кровати и направилась к сундучку.