Илион

Дэн Симмонс, 2003

Современный классик Дэн Симмонс – прославленный автор «Террора», «Друда» и «Пятого сердца», фантастической эпопеи «Гиперион» / «Эндимион», «Темной игры смерти» и «Лета ночи», лауреат и финалист почти сотни престижных литературных наград в самых разных жанрах («Хьюго», «Небьюла», Всемирная премия фэнтези, премия имени Брэма Стокера, премия журнала «Локус», премия имени Артура Кларка, премия Британской ассоциации научной фантастики, а также многие другие, в том числе японские, немецкие, французские, итальянские, испанские награды). В дилогии «Троя», составленной романами «Илион» и «Олимп», он наконец вернулся к жанру, прославившему его в начале карьеры, – масштабной космической оперы со множеством аллюзий из классической литературы. Здесь разумные роботы-моравеки, отправившись от лун Юпитера исследовать аномальную квантовую активность Марса, обсуждают в пути сравнительные достоинства Шекспира и Пруста; здесь олимпийские боги, пользующиеся всеми чудесами нанотехнологии, отправляют воскрешенных ученых-схолиастов наблюдать за ходом Троянской войны; здесь постлюди оставляют на Земле всего миллион человек, и вот в имение Ардис-Холл, намереваясь соблазнить юную Аду, прибывает некий собиратель бабочек… Перевод публикуется в новой редакции.

5. Ардис-Холл

Под увешанным лампочками деревом был накрыт стол на двенадцать гостей: мясо оленя и кабана из здешнего леса, форель из ближайшей речки, говядина от коров, пасущихся между Ардисом и факс-узлом, красные и белые вина из ардисских виноградников, кукуруза, салат, кабачки и зеленый горошек из огорода, черная икра, доставленная откуда-то по факсу.

— Чей день рождения и которая Двадцатка? — поинтересовался Даэман, когда сервиторы подносили гостям еду.

— День рождения у меня, только это не Двадцатка, — ответил привлекательный кудрявый мужчина по имени Харман.

— Прошу прощения? — Даэман улыбнулся, но ничего не понял. Он положил себе немного кабачка и передал миску соседке.

— Харман справляет обычный день рождения, — сказала Ада, сидевшая во главе стола.

Она была безумно хороша в платье желтоватого с черным шелка, и Даэмана возбуждала ее красота.

И все-таки он не понял. День рождения? Их вообще не замечают, и уж тем более не собирают гостей.

— А, так вы на самом деле не празднуете Двадцатку, — сказал он Харману и кивнул пролетающему сервитору, чтобы тот наполнил его опустевший бокал.

— Но я праздную день рождения, — с улыбкой повторил Харман. — Девяносто девятый.

Даэман замер от изумления, потом быстро заозирался. Очевидно, это какой-то провинциальный розыгрыш, причем в дурном вкусе. Про девяносто девятый день рождения не шутят. Он натянуто улыбнулся, ожидая завершения шутки.

— Да нет же, серьезно, — весело ответила Ада.

Остальные гости хранили молчание. В лесу кричали ночные птицы.

— Э-э-э… извините, — выдавил Даэман.

Харман покачал головой:

— У меня такие планы на этот год. Столько нужно успеть.

— В прошлом году Харман прошел пешком сто миль по Атлантической Бреши, — вставила Ханна, подруга Ады, — коротко стриженная брюнетка.

Теперь Даэман не сомневался, что его разыгрывают.

— По Атлантической Бреши нельзя пройти.

— Но я прошел. — Харман обкусывал кукурузный початок. — Просто разведка, всего, как сказала Ханна, сто миль туда и сразу обратно, к побережью Северной Америки, однако ничего сложного в этом не было.

Даэман снова улыбнулся, дабы не отстать от шутников.

— Но как вы попали в Атлантическую Брешь, Харман-ур? Рядом нет ни единого факс-узла.

Он понятия не имел, где находится Брешь или что такое Северная Америка, да и положение Атлантического океана представлял довольно смутно, но точно знал, что ни один из трехсот семнадцати факс-узлов не расположен рядом с Брешью. Он неоднократно факсировался через все эти узлы и ни разу не видел легендарной Бреши.

Харман положил кукурузу на стол.

— Я шел пешком, Даэман-ур. От восточного побережья Северной Америки Брешь тянется вдоль сороковой параллели до того, что в Потерянную Эпоху называли Европой. Если не ошибаюсь, там, где Брешь выходит на сушу, последней страной была Испания. Развалины древнего города Филадельфии — вам они, возможно, известны как узел сто двадцать четыре, жилище Ломана-ур — находятся всего в нескольких часах ходьбы от Бреши. Будь я посмелее и захвати тогда побольше еды, то мог бы дойти до Испании.

Даэман кивал, улыбался и решительно не понимал, что этот человек несет. Начал непристойным бахвальством про свой девяносто девятый день рождения, теперь говорит про параллели, города Потерянной Эпохи, ходьбу… Никто не проходит пешком больше нескольких сотен ярдов. Да и зачем? Все нужное и интересное расположено возле факсов, и лишь некоторые чудаки, вроде хозяев Ардис-Холла, обитают чуть поодаль — так ведь и до них всегда легко добраться на одноколке или дрожках. Даэман, конечно же, знал Ломана: третью Двадцатку Оно отмечали как раз в его обширном поместье, — но все остальные слова Хармана были полным бредом. Спятил бедняга на старости лет. Ничего, окончательный факс в лазарет и Восхождение это исправят.

Даэман бросил взгляд на Аду в надежде, что та как хозяйка вмешается и сменит тему, но она лишь улыбалась, будто согласна с речами сумасшедшего. Даэман огляделся: неужели никто его не поддержит? Однако гости слушали Хармана вежливо, даже с видимым интересом, как будто такие бредовые разговоры — привычная часть их провинциальных ужинов.

— Форель отменная, не правда ли? — обратился он к соседке слева. — У вас тоже?

Сидящая напротив крупная рыжеволосая дама, чей возраст явно перевалил за вторую Двадцатку, подперла выдающийся подбородок маленьким кулачком и спросила:

— Ну и как там, в Атлантической Бреши? Расскажите!

Кудрявый загорелый мужчина принялся отнекиваться, однако все за столом — в том числе молодая блондинка, грубо пропустившая мимо ушей учтивую реплику Даэмана про форель, — просили о том же. Наконец Харман грациозно поднял руку, показывая, что уступает:

— Если вы никогда не видели Брешь, она потрясает, ошеломляет, завораживает еще с берега. Расщелина в восемьдесят ярдов шириной убегает на восток, сужаясь к горизонту, и там, где волны сходятся с небом, кажется просто яркой прожилкой в океане… Когда заходите внутрь, впечатление странное. Песок на дне сухой. Волны туда не захлестывают. Сперва взгляд скользит по краю пролома, вы идете дальше и постепенно замечаете как бы стеклянную стену, отделяющую вас от волн. Нельзя устоять перед искушением потрогать загадочный барьер — прозрачный, пористый, чуть поддающийся под рукой, прохладный от воды с другой стороны и при этом совершенно непроницаемый. Вы идете глубже — столетиями морское дно здесь увлажнял только дождь, поэтому ил и песок затвердели, морские животные высохли настолько, что кажутся окаменевшими… Ярдов через десять отвесные стены по обе стороны уже вздымаются высоко над головой. За ними движутся тени. Рыбки проплывают у барьера между воздухом и водой, мелькает силуэт акулы, потом глаз ловит бледное мерцание чего-то бесформенного, полупрозрачного, студенистого… Иногда морские создания подплывают к барьеру, тыкаются в него холодными мордами и быстро поворачивают, как будто в испуге. Еще миля-другая, и вы на такой глубине, что небо над вами темнеет. Спустя еще десяток миль стены уже выше тысячи футов, и на узкой полоске неба видны звезды. И это посреди белого дня.

— Не может быть! — воскликнул худой светловолосый мужчина на другом конце стола. — Ты шутишь!

Даэман припомнил его имя: Лоэс.

— Нет. Не шучу. — Харман снова улыбнулся. — Так я и шел четыре дня. По ночам спал. Кончилась еда — повернул обратно.

— А как ты отличал день от ночи? — спросила подруга Ады, молодая спортивная девушка по имени Ханна.

— Днем небо черное и звездное, — сказал Харман, — но океан далеко вверху голубой, затем синий и только на уровне Бреши почти черный.

— Видел что-нибудь экзотическое? — спросила Ада.

— Несколько затонувших кораблей. Настоящая древность. Потерянная Эпоха и даже старше. Хотя один из них выглядел… посвежее прочих. — Харман снова улыбнулся. — Один корабль я обследовал. Огромный ржавый корпус, чуть наклоненный, торчал из северной стены. Я пролез через дыру в обшивке, поднялся по лестницам, прошел на север по наклонным палубам, освещая себе путь фонариком, пока в огромном помещении — кажется, это называется «трюм», — не наткнулся на барьер от пола до потолка, стену воды, кишащей рыбой. Я прижался лицом к холодной невидимой стене. За ней были стаи рыб, рачки, моллюски, змеи, кораллы, покрывающие каждую поверхность и жрущие друг друга, а с моей стороны — лишь пыль, осыпающаяся ржавчина да белый сухопутный крабик под ногами — тоже, очевидно, забрел с берега.

Из леса подул ветерок, листья старого дерева зашелестели. Лампочки закачались, их свет заплясал на мягких складках шелка и хлопка, на прическах, руках и лицах гостей. Все слушали как завороженные. Даже Даэмана захватила эта нелепая выдумка. Вдоль дороги трепетали и потрескивали на ветру факелы.

— А как насчет войниксов? — спросила соседка Лоэса. Даэман попытался вспомнить и ее имя. Эмма, что ли?.. — Там их больше, чем на суше? Или меньше? Подвижные или стражники?

— Войниксов там нет.

У гостей перехватило дыхание. Даэман ощутил то же потрясение, как когда Харман сказал, что ему девяносто девять. Голова закружилась. Должно быть, вино оказалось крепче, чем он думал.

— Никаких войниксов, — повторила Ада скорее задумчиво, чем изумленно. Затем подняла бокал и провозгласила: — Тост!

Сервиторы подлетели долить вина, все подняли бокалы. Даэман заморгал, прогоняя головокружение, и выдавил светскую улыбку.

Ада не произнесла тоста, однако все — Даэман чуть позже остальных — выпили вслед за ней.

К концу ужина ветер разгулялся не на шутку, темные тучи скрыли полярное и экваториальное кольца, в воздухе запахло озоном. С черных холмов на западе надвигались завесы дождя, так что все ушли в дом. Гости отправились отдыхать или разбрелись в поисках развлечений. В южной оранжерее сервиторы играли камерную музыку, кого-то привлек остекленный бассейн за домом, на открытой веранде второго этажа стоял стол с закусками. Некоторые парочки уединились в своих комнатах и занялись любовью, другие отыскали тихий уголок и развернули туринские пелены, чтобы отправиться в Трою.

Ада повела Ханну и мужчину по имени Харман в домашнюю библиотеку на третий этаж. Даэман увязался за ними. Чтобы соблазнить Аду до конца уик-энда, надо было находиться с ней каждую минуту. Обольщение — это искусство и целая наука. Сплав умения, дисциплины, постоянной близости и удачи. Причем главное здесь — постоянная близость.

Идя или стоя рядом с Адой, Даэман чувствовал тепло ее кожи через желтоватый с черным шелк. Ее нижняя губа, как и десять лет назад, была умопомрачительно полной, алой, созданной для укусов… Когда Ада подняла руку, показывая Ханне и Харману высоту книжных шкафов, Даэман наблюдал, как мягко, почти незаметно шевельнулась под шелком ее правая грудь.

Он и прежде бывал в библиотеках, но в такой большой — никогда. Она имела не меньше ста футов в длину и пятидесяти в высоту. По трем стенам тянулись антресоли, а сдвижные стремянки на обоих ярусах позволяли добраться до самых труднодоступных томов. Здесь были ниши, закутки, столы с раскрытыми на них фолиантами и даже книжные шкафы над большим эркером в дальней стене. Даэман знал, что собранные здесь материальные книги обработаны для сохранности специальными антиразлагающими нанохимикатами сотни, может быть, тысячу лет назад — как-никак эти бесполезные артефакты сделаны из кожи, чернил и бумаги, — однако обшитая панелями красного дерева библиотека с ее лужицами искусственного света, древней кожаной мебелью и мрачными книжными шкафами, на его чувствительный нюх, припахивала тлением и ветхостью. Даэман не понимал, чего ради Ада и ее родные сохраняют в Ардис-Холле этот мавзолей и зачем Ханне с Харманом захотелось сюда прийти.

Кудрявый мужчина, утверждавший, что живет последний год и ходил по Атлантической Бреши, замер в изумлении:

— Ада, это великолепно!

Он взобрался на стремянку, проехал на ней вдоль книжных шкафов и коснулся толстого кожаного переплета.

Даэман рассмеялся:

— Вы думаете, что людям вернулась функция чтения, Харман-ур?

Именинник тоже улыбнулся, но так уверенно, что секунду Даэман почти ждал: вот сейчас по его руке побежит поток золотых символов. Само собой, об утраченной функции Даэман знал только понаслышке — бабушка и другие старики рассказывали, как развлекались их прапрапрадеды.

Однако ничего не произошло. Харман убрал руку за спину.

— А ты, Даэман-ур, не хотел бы иметь функцию чтения?

Даэман вновь хохотнул. Ну и вечерок! Тут он поймал на себе насмешливые взгляды обеих девушек. Казалось, им немного за него стыдно.

— Нет, конечно, — выдавил он наконец. — Чего ради? Что это старье может рассказать о сегодняшней жизни?

Харман взобрался выше по лестнице.

— Тебе совсем не любопытно, куда исчезли постлюди и отчего их больше не встречают на Земле?

— Что здесь непонятного? Они ушли в свои небесные города на кольцах. Это каждому известно.

— А почему? — настаивал Харман. — Тысячи лет они присматривали за нами, направляли нашу жизнь и вдруг улетели?

— Ерунда! — ответил Даэман чуть резче, чем намеревался. — ПЛ по-прежнему наблюдают за нами. Сверху.

Харман кивнул с таким видом, словно ему только что открыли глаза, и проехал на стремянке еще несколько ярдов по латунному рельсу. Теперь его голова почти упиралась в антресоли.

— Ну а как насчет войниксов?

— А что с ними?

— Ты не задумывался, отчего они столько веков были недвижны, а сейчас так активны?

Даэман открыл рот, однако не сразу нашелся с ответом. Наконец он выговорил:

— Полная чепуха. Войниксы, спавшие до финального факса, — это миф. Сказки.

Ада шагнула к нему:

— Даэман, тебе никогда не хотелось узнать, откуда они взялись?

— Кто, милая?

— Войниксы.

Даэман расхохотался во все горло:

— Конечно нет, сударыня. Войниксы были всегда. Они вечны, постоянны, неизменны, хоть и перемещаются, на время пропадая из виду. Но не исчезают. Как солнце или звезды.

— Или кольца? — негромко прибавила Ханна.

— Точно, — обрадовался он.

Харман взял с полки тяжелую книгу:

— Даэман-ур, Ада упоминала, что ты выдающийся лепидоптерист.

— Пардон?

— Эксперт по бабочкам.

Даэман почувствовал, что краснеет. Приятно, когда тебя оценивают по заслугам. Даже чужаки. Даже полоумные.

— Не такой уж эксперт, Харман-ур. Просто коллекционер, набравшийся кое-каких знаний от своего дяди.

Харман спустился с лестницы и положил тяжелую книгу на стол:

— Тогда, я думаю, тебя заинтересует вот это.

Он принялся перелистывать желтые страницы, на которых пестрели изображения бабочек. Даэман задохнулся. Десятка два названий он выучил со слов дяди, еще несколько разузнал от собратьев по увлечению. А тут… Он протянул руку и бережно тронул изображение западного светлого парусника.

— Западный светлый парусник, — сказал Харман и добавил: — Pterourus rutulus.

Даже не разобрав последних слов, Даэман восхищенно уставился на него:

— Ты тоже их коллекционируешь!..

— Ничего подобного. — Харман коснулся изображения знакомой черной с золотом бабочки. — Монарх.

— Да, — смущенно ответил Даэман.

— Красный адмирал, афродита фритиллария, фициод орсеис, голубянка икар, репейница, аполлон Феб, — говорил Харман, касаясь изображений.

Трех из названных бабочек Даэман знал.

— Вижу, ты настоящий специалист!

Харман мотнул головой:

— Я до сих пор даже не догадывался, что для бабочек разного вида есть отдельные названия.

Даэман уставился на его короткопалую руку:

— У тебя есть функция чтения.

Харман вновь покачал головой:

— Ни у кого ее больше нет. Как нет и других наладонных функций: навигации, доступа к данным и самофаксирования с узлов.

— Тогда… — начал Даэман и умолк в полной растерянности.

Они над ним издеваются? Он приехал на уик-энд с добрыми намерениями — ладно, с намерением соблазнить Аду, но по-доброму, — а тут такая… злая игра?

Словно почувствовав закипающий гнев гостя, Ада положила тонкие пальцы на его рукав.

— У Хармана нет функции чтения, Даэман-ур, — мягко сказала она. — Он недавно научился читать.

Даэман опешил. Эта был такой же нонсенс, как отмечать последний год или молоть чепуху об Атлантической Бреши.

— Чтение — всего лишь навык, — тихо сказал Харман. — Вроде того, как ты сумел запомнить названия бабочек или твои прославленные методы… дамского угодника.

Даэман заморгал. О другом моем хобби так хорошо знают?

Первой заговорила Ханна:

— Харман обещал научить нас своему трюку… с книгами. Это может когда-нибудь пригодиться. Я вот хочу больше узнать о литье, пока не спалила себя заживо.

«Рытье? От слова рыть?» Даэман дружил с одним рыбаком, который умел нарыть червей, но от этого никто не сгорал заживо. И при чем тут чтение…

Он облизнул пересохшие губы:

— Не люблю я такие игры. Что вам вообще от меня нужно?

— Мы ищем космический корабль, — сказала Ада. — И у нас есть основания думать, что ты можешь нам помочь.