Илион

Дэн Симмонс, 2003

Современный классик Дэн Симмонс – прославленный автор «Террора», «Друда» и «Пятого сердца», фантастической эпопеи «Гиперион» / «Эндимион», «Темной игры смерти» и «Лета ночи», лауреат и финалист почти сотни престижных литературных наград в самых разных жанрах («Хьюго», «Небьюла», Всемирная премия фэнтези, премия имени Брэма Стокера, премия журнала «Локус», премия имени Артура Кларка, премия Британской ассоциации научной фантастики, а также многие другие, в том числе японские, немецкие, французские, итальянские, испанские награды). В дилогии «Троя», составленной романами «Илион» и «Олимп», он наконец вернулся к жанру, прославившему его в начале карьеры, – масштабной космической оперы со множеством аллюзий из классической литературы. Здесь разумные роботы-моравеки, отправившись от лун Юпитера исследовать аномальную квантовую активность Марса, обсуждают в пути сравнительные достоинства Шекспира и Пруста; здесь олимпийские боги, пользующиеся всеми чудесами нанотехнологии, отправляют воскрешенных ученых-схолиастов наблюдать за ходом Троянской войны; здесь постлюди оставляют на Земле всего миллион человек, и вот в имение Ардис-Холл, намереваясь соблазнить юную Аду, прибывает некий собиратель бабочек… Перевод публикуется в новой редакции.

10. Парижский Кратер

Ада, Харман и Ханна выждали два дня (наименьший срок, который приличия требовали выдержать перед посещением человека, вернувшегося из лазарета) и факсировали в Парижский Кратер, чтобы навестить Даэмана. Там была ночь, темная и холодная, а к тому же, как они обнаружили, выйдя из-под крыши Гардельонского факс-узла^[18], шел дождь. Харман отыскал крытое ландо, и войникс покатил их на северо-запад, мимо разрушенных домов, вдоль высохшего русла реки, усеянного белыми черепами.

— Я никогда не бывала в Парижском Кратере, — сказала Ханна. Девушка, которой оставалось два месяца до первой Двадцатки, не любила большие города, а ПК с его двадцатью пятью тысячами полупостоянных жителей был одним из самых населенных факс-узлов на Земле.

— Отчасти поэтому я выбрала Гардельонский узел, а не порт под названием «Инвалидный отель», ближе к тому месту на краю кратера, где живет Даэман, — ответила Ада. — Все в этом городе древнее, и его стоит посмотреть.

Ханна с сомнением кивнула. Ряды строений из камня и стали, по большей части одетые теперь в сверкающий твердопласт, выглядели пустыми, темными и под дождем блестели дешевым глянцем. По темным улицам деловито летали сервиторы и светопузыри, по углам недвижно стояли безмолвные войниксы, и только люди почти не встречались. Хотя, конечно, как заметил Харман, было уже больше десяти вечера, а даже мегаполис вроде Парижского Кратера должен когда-то спать.

— А вот это уже занятно! — воскликнула Ханна, указывая на грандиозное сооружение, вздымающееся на тысячу футов над городом.

Харман кивнул:

— Начало Потерянной Эпохи. Некоторые говорят, что эта конструкция — ровесница Парижского Кратера, а может быть, и города, который был тут раньше. Символ города и народа, который ее воздвиг.

— Интересно, — повторила Ханна.

Тысячефутовая грубая статуя обнаженной женщины была по виду сделана из какого-то прозрачного полимера. Голова то исчезала в низких облаках, то вновь мелькала в очередном просвете, и Ханна видела, что лицо лишено черт, только между алыми губами зияет оскал. От сферической головы кудрями отходили пятидесятифутовые пружины. Женщина стояла, расставив ноги, ступни терялись во мраке между домами, а внутри одной ляжки разместился бы весь Ардис-Холл. В исполинских карикатурных грудях бурлила багряная фотолюминесцентная жидкость, то сбегая водопадом к животу и ногам, то поднимаясь к воздетым рукам и ухмыляющемуся лицу. Свет от живота, грудей и огромных ягодиц заливал рубиновым сиянием верхушки построек вокруг кратера.

— Как ее называют? — спросила Ханна.

— La putain enorme^[19], — ответила Ада.

— И что это значит?

— Никто не знает, — сказал Харман и велел войниксу повернуть налево, на шаткий мост.

Ландо въехало на то, что было островом, когда в реке сухих черепов текла вода. Некогда здесь стояло довольно большое здание, теперь, словно яйцо в гнезде рухнувших стен, светился багровым низкий купол.

— Жди тут, — сказал Харман войниксу и повел девушек через заросшие развалины к прозрачному куполу.

Посреди помещения стояла четырехфутовая плита белого камня, пол у ее основания изрезали желоба и сточные канавки. За плитой высилось грубое изваяние голого мужчины, вырезанное из того же камня. Мужчина целился из лука.

— Мрамор, — определила Ханна, проведя рукой по гладкой поверхности. — А что это за место?

— Святилище Аполлона, — ответил Харман.

— Я слышала о новых храмах, — заметила Ада, — но никогда их прежде не видела. Я думала, это редкость — несколько алтарей в лесу, поставленные шутки ради.

— Их много и в Парижском Кратере, и в других крупных городах, — сказал Харман. — Храмы Афины, Зевса, Ареса — в общем, всех богов из туринской истории.

— А желоба и канавки… — начала Ханна.

— Это для стекающей крови жертвенных животных, — объяснил Харман. — По большей части овец и коров.

Ханна сделала шаг назад и сложила руки на груди.

— Люди же не станут… убивать животных?

— Не станут, — ответил Харман. — У них для этого есть войниксы. По крайней мере, пока.

Ада стояла у входа; ливень за ее спиной превратил дверной проем в мерцающий пурпуром водопад.

— А что здесь было прежде? В этих развалинах?

— Я почти уверен, что это храм Потерянной Эпохи, — сказал Харман.

— В честь Аполлона? — Ханна вся напряглась, прижав сложенные руки к телу.

— Вряд ли. Среди обломков попадаются куски статуй, однако это не боги, не люди, не войниксы и, думаю, даже не совсем… демоны. Для них есть старинное слово — «горгулья», но я не знаю, что оно означает.

— Давайте отсюда выбираться, — сказала Ада.

Они пересекли реку сухих черепов и вновь поехали на запад. Широкие бульвары закончились. Здесь здания Потерянной Эпохи были увенчаны новыми, более высокими постройками, в том числи очень новыми, вероятно, не старше тысячи лет, — черными кружевными конструкциями из бакикарбона и блестящего под дождем бамбука. Ханна вызвала функцию поиска, и светлый квадратик над ее левой ладонью засветился сперва янтарным, затем красным и, наконец, зеленым по мере того, как они по винтовым лестницам и на лифтах поднимались от уровня улицы на уровень мезонинов, оттуда на висячую эспланаду в пятнадцати этажах над крышами старого города, а с эспланады к жилым отсекам. У перил эспланады Ханна остановилась глянуть вниз. Как всех, кто бывал здесь впервые, ее заворожил немигающий алый глаз посреди бездонного черного кратера; Аде пришлось взять подругу за локоть и вести к следующему лифту и лестнице.

Как ни странно, дверь в жилище Даэмана открыл не сервитор, а человек. Ада представила своих друзей, и женщина (на вид ей было чуть за сорок, как всем на четвертой-пятой Двадцатке) назвалась Мариной, матерью Даэмана. Она повела их по коридорам, покрашенным в теплых тонах, и по внутренней винтовой лестнице, через общие помещения к личным апартаментам на кратерной стороне жилой башни.

— Разумеется, сервитор доставил сообщение, что вы придете, — сказала Марина, останавливаясь перед красивой резной дверью красного дерева, — однако Даэмана я не предупредила. Он все еще… взволнован… после несчастного случая.

— Однако самого происшествия не помнит? — спросил Харман.

— Не помнит, конечно, — ответила Марина. Ада начинала замечать в этой привлекательной, приятно полноватой рыжеволосой женщине некоторое сходство с Даэманом. — Хотя вы знаете, как говорят… клеточная память.

«Правда, клетки уже не те», — подумала Ада. И промолчала.

— Думаете, наш приход его расстроит? — спросила Ханна. Аде подумалось, что тон у нее скорее любопытный, чем озабоченный.

Марина изящно развела руками, словно говоря: «Посмотрим», затем постучала в дверь и, услышав приглушенный голос сына, отворила.

Комната была просторная, обитая яркими тканями; ее украшали легкие шелковые ковры и кружевные занавески вокруг спального уголка. Дальняя стена, целиком из стекла, открывалась на личный балкон. Лампы горели приглушенно, но сразу за балконом полыхали огни вечернего города, а в полумиле, за темным кратером, сияли созвездия фонарей, светопузырей и мягких электрических огней. Даэман сидел в кресле у окна, по которому бежали дождевые струи, и смотрел на город, словно размышляя об огнях. При виде гостей он заморгал, но тут же указал им на расставленную по кругу мягкую мебель. Марина ушла, закрыв за собой дверь. Ада, Ханна и Харман сели. Сквозь приоткрытые стеклянные двери через экраны тянуло свежестью, дождем и влажным бамбуком.

— Мы решили тебя проведать, — сказала Ада. — И еще я должна попросить прощения за несчастный случай… за то, что не позаботилась о госте.

Даэман улыбнулся и пожал плечами, но руки у него немного дрожали. Он положил их на колени, прикрытые полами шелкового халата.

— Я мало что помню. Какой-то шум в чаще, запах падали, — да, это тоже, — и сразу же резервуар в лазарете. Сервиторы, конечно, рассказали, что произошло. Это было бы забавно, не будь сама мысль настолько… омерзительна.

Ада кивнула, подалась вперед и взяла его за руку:

— Прости меня, Даэман-ур. В последние десятилетия аллозавры в поместье почти не заходили, да и войниксы всегда нас защищают…

Даэман нахмурился, но руку у нее не отнял.

— Не очень-то они меня защитили.

— Да уж, странно. — Харман скрестил ноги и постучал пальцами по гофрокартоновому подлокотнику кресла. — Очень странно. Не припомню, когда последний раз войникс не защитил человека в такой ситуации.

Даэман поднял на него глаза:

— Вам привычны ситуации, когда рекомбинантные животные едят людей, Харман-ур?

— Нет, нисколько. Я имел в виду ситуации, когда люди в опасности.

— Еще раз прости, — сказала Ада. — Войниксы повели себя необъяснимо, однако моя беспечность неизвинительна. Я сожалею, что твоя поездка в Ардис-Холл оказалась испорчена и происшествие смутило твое чувство гармонии.

— Смутило, да… возможно, не совсем точное слово для описания того, что тебя сожрал шеститонный хищник, — сказал Даэман, однако чуть улыбнулся и кивнул, принимая извинения.

Харман сдвинулся на край кресла, сцепил руки и принялся покачивать ими, подчеркивая значимость своих слов.

— У нас остался неоконченный разговор, Даэман-ур…

— Про космический корабль? — Ирония в голосе Даэмана сменилась сарказмом.

Но Хармана оказалось трудно сбить с толку. Он продолжал покачивать сцепленными руками в такт своей речи.

— Да. Хотя не только… Это наша конечная цель, а для начала… Что угодно, лишь бы летало. Джинкер. Соньер. Ультралайт. Главное — перемещаться между факс-порталами.

Даэман под его напором подался назад и скрестил руки:

— Почему ты так настаиваешь? И чего вы ко мне-то пристали?

Ада коснулась его руки:

— Даэман, мы с Ханной слышали от разных людей, что на недавнем рауте в Уланбате — с месяц назад, если не ошибаюсь, — ты говорил знакомым, будто знаешь человека, который видел космический корабль… и упоминал перелеты между узлами…

Даэман сумел сделать разом непонимающий и раздраженный вид, но потом рассмеялся и тряхнул головой.

— Ведьма, — сказал он.

— Ведьма? — переспросил Харман.

Даэман развел руками, повторяя грациозный жест матери.

— Так мы ее называли. Забыл настоящее имя. Сумасшедшая. Очевидно, на Последней Двадцатке. — Он быстро глянул на Хармана. — Под конец жизни люди теряют связь с реальностью.

Харман улыбнулся и пропустил намек мимо ушей.

— Так ты не помнишь, как ее звали?

Даэман повторил свой жест, уже досадливо.

— А где ты ее видел? — спросила Ада.

— На прошлом «Горящем человеке»^[20]. Года полтора назад. Не помню где… в каких-то холодных краях. Мои друзья факсировали из Чома, и я просто к ним присоединился. Церемонии Потерянной Эпохи меня никогда особо не увлекали, но там собралось много красивых женщин.

— Я там была! — воскликнула Ханна, сверкая глазами. — Народу было очень много, тысяч десять.

Харман извлек из кармана многократно сложенный лист и принялся расправлять его на оттоманке между ними.

— А название узла помнишь?

Ханна помотала головой:

— Это один из полузабытых, пустых. Организаторы разослали код узла за день до церемонии. Похоже, там никто не живет. Помню каменистую долину, а вокруг — снега. И еще все пять суток Горящего Человека светило солнце. Днем и ночью. И холод был жуткий. Сервиторам пришлось раскинуть над всей долиной поле Планка и расставить повсюду обогреватели, но за пределы долины никого не выпускали.

Харман посмотрел на свой мятый, выцветший лист микропергамента. Страницу покрывали кривые линии, точки и загадочные значки, как в книгах. Он ткнул пальцем в самый низ рисунка:

— Вот. То, что когда-то было Антарктикой. Узел называется «Сухая долина».

Даэман непонимающе захлопал ресницами.

— Это карта, над которой я работал пятьдесят лет, — сказал Харман. — Двухмерное изображение Земли. Здесь нанесены известные факс-узлы и записаны их коды. В Антарктике отмечены семь узлов, но лишь в одном из них — в этой сухой долине, про которую я слышал, хотя сам там не бывал, — нет снега и льда.

Даэман по-прежнему ничего не понимал. Даже Ада и Ханна выглядели озадаченными.

— Не важно, — сказал Харман. — Но если солнце светило день и ночь, то узел, вероятно, в этой сухой долине. Полярным летом оно в некоторые дни вообще не садится.

— Оно и в Чоме не садится, когда на улице июнь, — вставил Даэман, изнывая от скуки. — Это рядом с твоей сухой долиной?

— Нет. — Харман указал на верх карты. — Я почти уверен, что Чом расположен тут, на большом полуострове выше полярного круга. Северный, а не южный полюс.

— Северный полюс? — переспросила Ада.

Даэман глянул на девушек:

— А я еще думал, та ведьма на Горящем Человеке сумасшедшая.

— Ты помнишь, что еще говорила та женщина, ведьма? — спросил Харман. Он был так увлечен, что нисколько не обижался.

Даэман устало тряхнул головой:

— Так, болтовня. Мы все немного перебрали. Это была ночь Сожжения, и мы не спали несколько суток из-за того, что ночи светлые, так, задремывали на пару часиков в большой оранжевой палатке. Последний вечер всегда завершается оргией, и я подумал, что, возможно, она… впрочем, на мой вкус она была старовата.

— Но она говорила о космическом корабле? — Харман изо всех сил старался проявлять терпение.

Даэман снова развел руками:

— Кто-то… молодой человек, по виду ровесник Ханны… сетовал, что с финального факса у нас нет соньеров, чтобы на них летать. И эта… ведьма… она, вообще-то, сидела очень тихо, хотя, очевидно, тоже порядком наклюкалась… сказала, что на Земле есть и джинкеры, и соньеры, надо лишь места знать. Она сказала, что постоянно ими пользуется…

— Ну а корабль? — настаивал Харман.

— Она сказала, что видела его, вот и все. — Даэман поморщился и потер виски. — Около музея. Я еще поинтересовался, что такое музей, только она не ответила.

— Почему ее прозвали ведьмой? — спросила Ханна.

— Ну, это не я начал. Все так говорили, — ответил Даэман, как будто оправдываясь. — Думаю, это из-за ее слов, будто бы она не факсировала, а пришла пешком, хотя это совершенно невозможно… во всей долине нет больше ни одного узла, да и вообще ничего, а поле Планка не позволило бы туда проникнуть…

— Точно, — сказала Ханна. — Последний Горящий Человек был в самом удаленном месте, куда мне случалось факсировать. Жаль, что я не поговорила с той женщиной.

— Я видел ее только в две ночи, первую и последнюю, — сказал Даэман. — Да и то она по большей части не раскрывала рта, если не считать того странного разговора.

— А как ты догадался, что она старая? — мягко спросила Ада.

— Ты имеешь в виду, не беря в расчет ее явного безумия?

— Да.

Даэман вздохнул:

— Она выглядела старой. Как если бы слишком часто наведывалась в лазарет. — Он нахмурился, припомнив, что сам только что побывал в лазарете. — Она выглядела старше всех, кого я знаю. Кажется, у нее даже были эти… борозды на лице.

— Морщины? — проговорила Ханна чуть ли не с завистью.

— Но имя ее ты не запомнил? — спросил Харман.

Даэман мотнул головой:

— Кто-то у костра обратился к ней в ту ночь по имени, но я не… Понимаете, я тоже много выпил и долго не спал…

Харман глянул на Аду, набрал в грудь воздуха и спросил:

— Случайно, не Сейви?

Даэман вскинул голову:

— Да. Думаю, да. Сейви… да, звучит похоже. Необычно.

Харман с Адой многозначительно переглянулись, и Даэман спросил:

— А что? Это важно? Вы ее знаете?

— Вечная Жидовка, — сказала Ада. — Ты слышал легенду?

Даэман устало улыбнулся:

— Про женщину, которая каким-то образом пропустила финальный факс тысячу четыреста лет назад и с тех пор обречена скитаться по Земле? Слышал, конечно. Но не знал, что у женщины из легенды было имя.

— Сейви, — сказал Харман. — Ее зовут Сейви.

Марина вошла в комнату вместе с двумя сервиторами, которые доставили кружки с подогретым приправленным вином и бутерброды с сыром на подносе. Неловкую тишину сменила обычная светская беседа за ужином.

— Факсируем сегодня ночью, — объявил Харман своим спутницам. — В сухую долину. Там мог остаться какой-нибудь след.

— И как мы его отыщем? — Ханна двумя руками держала горячую кружку. — Как сказал Даэман, Горящий Человек был полтора года назад.

— А когда следующий? — спросила Ада. Она никогда не бывала на церемониях эры Деменции.

Ответил Харман:

— Никто не знает. Кабала Горящего Человека назначает дату и уведомляет гостей лишь за несколько дней до начала. Иногда промежуток составляет два-три месяца, иногда десять лет. Тот, что в сухой долине, был последним. Если вы присутствовали хоть на одном из прошлых трех, вы получаете приглашение. Я на последний не попал, так как путешествовал в районе Трех Рук.

— Я хочу отправиться на поиски этой женщины вместе с вами, — сказал Даэман.

Остальные, включая мать, уставились на него с изумлением.

— Думаешь, тебе хватит сил? — спросила Ада.

Даэман оставил вопрос без внимания.

— Я вам нужен, чтобы опознать эту женщину… Сейви… если вы ее отыщете.

— Отлично, — решил Харман. — Мы ценим твою помощь.

— Но факсируем утром, — сказал Даэман. — Не ночью. Я устал.

— Конечно, — ответила Ада и повернулась к своим спутникам: — Факсируем обратно в Ардис-Холл?

— Чепуха, — сказала Марина. — Переночуете у нас. Наверху есть уютные гостевые помещения. — Она заметила, что Ада покосилась на Даэмана. — Мой сын очень утомлен после… происшествия. Он может спать десять часов и больше. Если вы останетесь у нас, то сможете отправиться вместе, когда он проснется. После завтрака.

— Конечно, — повторила Ада.

Разница во времени между Ардис-Холлом и Парижским Кратером составляла семь часов — в Ардис-Холле сейчас еще не сели бы ужинать, — но, как все факс-путешественники, они привыкли приноравливаться к местному расписанию.

— Мы проводим вас в спальни. — Марина пошла вперед, указывая путь, а два сервитора послушно поплыли рядом.

«Спальни» оказались отдельными апартаментами этажом выше тех, которые занимали Марина с Даэманом; туда вела широкая винтовая лестница. Ханна сказала, что ей тут нравится, но почти сразу ушла в одиночку осматривать Парижский Кратер. Харман пожелал всем спокойной ночи и ушел к себе. Ада заперла дверь, поразглядывала занятные ковры, полюбовалась с балкона на кратер — дождь как раз прекратился, и за рваными облаками сияли луна и кольца — и велела сервиторам подать легкий ужин. Потом она наполнила ванну и с час нежилась в горячей ароматизированной воде, чувствуя, как уходит из мускулов напряжение.

Она впервые увидела Хармана всего двенадцать дней назад, но ей казалось, что они знакомы давным-давно. Этот человек и его интересы зачаровали ее. Ада отправилась праздновать летнее солнцестояние в усадьбе друзей неподалеку от развалин Сингапура; не потому, что любила многолюдные праздники (она по возможности избегала и факсов, и светских приемов и бывала почти исключительно у старых друзей на скромных вечеринках в приятельском кругу), а потому, что ее младшая подруга Ханна собиралась туда и очень уговаривала составить компанию. Праздник солнцестояния был по-своему неплох, и гости собрались интересные, поскольку хозяйка недавно отметила четвертую Двадцатку — Ада всегда любила общество людей старше себя. И тут она увидела Хармана, когда тот рылся в усадебной библиотеке. Он держался очень тихо, даже скрытно, но Ада сумела его разговорить, прибегнув к тем же уловкам, какими друзья втягивали в беседы ее саму.

Ада не знала, что думать об умении Хармана читать без помощи функции (он сознался в этой способности лишь на встрече у еще одних друзей, всего за шесть дней до приезда в Ардис-Холл), но чем больше Ада об этом думала, тем больше дивилась. Она всегда считала себя образованной: знала все народные песни и предания, заучила Одиннадцать семейств и всех их членов, помнила наизусть многие факс-узлы. Однако от широты Харманова кругозора и его пытливости у нее захватывало дух.

Даже Ханна, любопытная искательница приключений, не оценила по достоинству карту, которую Харман развернул перед Даэманом, однако Ада не переставала дивиться этому листку. Она даже не сталкивалась с самой идеей карты, пока Харман не показал ей свою. И еще он объяснил, что Земля имеет форму шара. Многие ли друзья Ады это знали? Многие ли вообще задумывались о форме своего мира? Мир — это твой дом и сеть факсов, с помощью которых ты навещаешь приятелей. Кто когда-нибудь задумывался о форме того, что под факс-сетью и вне ее? И зачем бы они стали об этом думать?

С первой встречи Ада поняла, что интерес Хармана к постлюдям граничит с одержимостью. «Нет, — поправила она себя, бледными пальчиками подгоняя островки радужной пены от груди к шее, — это и впрямь одержимость. Он постоянно думает о постлюдях — где они и почему нас оставили. Чего ради?»

Ада, разумеется, не знала ответа, но она заразилась страстным любопытством Хармана, отнеслась к этому как к игре, как к приключению. А он продолжал задавать вопросы, над которыми другие ее друзья просто рассмеялись бы: «Почему нас, людей, ровно миллион? Почему постлюди выбрали это число? Почему не больше и не меньше? Почему каждому из нас отведено сто лет? Зачем они оберегают нас даже от нашего собственного безумия, чтобы мы прожили век?»

Вопросы были такие простые и такие глубокие, что даже смущали — как если бы взрослый спросил, отчего у нас есть пупок.

Однако Ада включилась в игру — искать летающую машину, возможно, космический корабль, чтобы добраться до колец и лично встретиться с постлюдьми. А теперь вот эта Вечная Жидовка из легенды эпохи финального факса. Каждый прожитый день приносил новые волнующие события.

Вроде того, как Даэмана съел аллозавр.

Ада покраснела и увидела, как ее бледная кожа розовеет до самой линии воды и пены. Как неловко все получилось! Никто из гостей не помнил ничего хоть сколько-нибудь похожего. Почему войниксы его не уберегли?

«Кто такие войниксы? — спросил ее Харман двенадцать дней назад в жилом доме на дереве неподалеку от Сингапура. — Откуда они взялись? Создали их люди Потерянной Эпохи? Или постлюди? Или они продукт пострубиконовой деменции? Или они чужаки в нашем мире и времени, а сюда явились с какой-то собственной целью?»

Ада помнила свой неловкий смех в тот вечер, когда они сидели на увитой виноградом террасе, пили шампанское и Харман серьезным тоном задал свой нелепый вопрос. Однако она не сумела ему ответить, как не сумели ответить ее друзья в следующие дни, хотя они смеялись еще более нервно, чем она. И теперь Ада, всю жизнь видевшая войниксов каждый день, смотрела на них с любопытством, почти с опаской. И Ханна тоже.

«Кто ты?» — гадала Ада в тот вечер, когда они вышли из ландо в Парижском Кратере, а войникс остался стоять — по виду безглазый, в ржавом панцире и мокром от дождя кожаном капюшоне; его смертоносные лезвия были втянуты, а выдвинутые манипуляторы по-прежнему держали дышла повозки.

Ада вылезла из ванны, вытерлась, накинула тонкий халат и приказала сервиторам исчезнуть. Они удалились через одну из осмотических стенных мембран. Ада вышла на балкон.

Балкон Хармана примыкал справа к ее балкону, однако их разделяла плотная ширма из бамбукового волокна, на три фута выдающаяся за перила. Ада подошла к перегородке, мгновение постояла у перил, глядя на красное око кратера внизу, подняла глаза к прояснившемуся звездному небу и кольцам, затем перебросила ногу через перила и почувствовала внутренней поверхностью бедра гладкий мокрый бамбук. В следующий миг она шагнула наружу, босиком нащупывая путь по тонкому нижнему краешку перегородки.

Секунду она держалась только пальцами на ногах и на руках, чувствуя, как сила тяготения тащит ее в пустоту. Каково это — падать с такой высоты в бурлящую магму, знать, что я умру через несколько ужасных и абсолютно свободных минут падения? Ада знала, что никогда не получит ответа. Если ее пальцы соскользнут, она, очнувшись в лазарете, не вспомнит последних минут и секунд. Постлюди отказали человеку в воспоминании о смерти.

Ада прижалась грудями к краю перегородки, выровняла равновесие, перенесла левую ногу и нащупала узкий бамбуковый карниз по другую сторону перегородки. Она не решалась глянуть, на балконе Харман или за стеклянной дверью; все ее внимание было сосредоточено на том, чтобы пальцы не соскользнули с мокрого бамбука.

Она добралась до балкона и замерла, вцепившись до дрожи в руках в перила. За всплеском адреналина пришла слабость. Ада торопливо перекинула левую ногу через перила; халат распахнулся, шов перил царапнул ей икру.

Харман сидел в шезлонге, скрестив ноги, и наблюдал за Адой. Его балкон освещала одинокая свеча в стеклянной колбе.

— Мог бы и помочь, — прошептала Ада, не зная, зачем это сказала и отчего шепчет. Теперь она видела, что на Хармане тоже лишь гостевой шелковой халат, неплотно завязанный поясом.

Харман улыбнулся и покачал головой:

— Ты отлично справлялась сама. Но почему было просто не постучать в дверь?

Ада глубоко вдохнула и как бы в ответ распустила узел на поясе и распахнула халат. Воздух, идущий от кратера, был холодным, но с прохладными струями мешались теплые, и они ласкали низ ее живота.

Харман встал, подошел к Аде, посмотрел ей в глаза и запахнул ее халат, стараясь не касаться кожи.

— Это большая честь для меня, — сказал он, тоже шепотом. — Но не сейчас, Ада. Не сейчас.

Он взял ее за руку и повел к шезлонгу.

Когда они уже лежали на шезлонге бок о бок и Ада изумленно моргала и краснела от чего-то вроде стыда — то ли из-за полученного отказа, то ли из-за собственной дерзости, она точно не знала, — Харман вытащил из-за кресла две нежно-кремовые туринские пелены и сложил каждую так, чтобы вышитые микросхемы оказались в нужном положении.

— Я не… — начала Ада.

— Знаю. Только сегодня, один раз. Думаю, произойдет нечто важное. И я хочу разделить это с тобой.

Она откинулась на мягкую подушку и позволила Харману расправить туринскую пелену у нее на глазах, затем почувствовала, как он лег рядом и положил свою правую руку на ее левую.

Изображения, звуки и ощущения хлынули мощным потоком.

Примечания

18

…выйдя из-под крыши Гардельонского факс-узла… — Названия в Парижском Кратере представляют собой искаженные современные названия: Гардельон — Gare de Lyon (Лионский вокзал), Инвалидный отель — Hôtel des Invalides (Дом инвалидов) и др.

19

Исполинская блудница (фр.).

20

На прошлом «Горящем человеке». — «Горящий человек» (Burning Man) — ежегодное событие, которое проводят в Америке с 1986 года и которое организаторы определяют как эксперимент по созданию сообщества радикального самовыражения. Кульминация события — сожжение огромной деревянной статуи человека.