Дестабилизатор

Дора Штрамм, 2021

Мир будущего… а может быть, прошлого? Мир, где все знакомо и незнакомо одновременно. Мир, где нет богов, а религию давным-давно заменил закон, карающий не только преступников, но и их детей, внуков и правнуков. Закон, призванный обеспечивать стабильность и благоденствие. Элиас Лейан, репортер с уникальными телепатическими способностями, и Айрон Вледиг, наследник крупнейшего в стране медиахолдинга, оказываются втянутыми в цепь загадочных, а порой и мистических событий, чьи звенья так или иначе связаны с корпорацией «Нейрофарматех». Два года назад Элиас и Айрон поймали и обезвредили маньяка, но оба не помнят, как именно им удалось это сделать. Кто они – случайные свидетели или же ловкие преступники, ушедшие от правосудия? Следователь Кей Бедридант полна решимости докопаться до правды, чего бы ей это ни стоило. Комментарий Редакции: Казалось бы, система правосудия в обществе, где закон определяет границы добра и зла, должна быть самой справедливой, и в то же время – предельно аморфной. Никаких тебе мук совести, долгих раздумий и колебаний. Закон суров, но он закон. Но что делать, если закон все-таки несовершенен, и никто этого не замечает? Содержит нецензурную брань.

Глава 5

1099 год, месяц Эдрин, неделя IV, день II, 07:30–09:30

На следующее утро Эл, к собственному удивлению, проснулся в несусветную рань, чувствуя себя совершенно отдохнувшим и готовым, что называется, на подвиги. На улице сияло солнце — и вовсе не синее, как в его сне, а привычно-золотистое, чирикали птички и кричали портовые чайки, по квартире из приоткрытых окон тянуло бодрящей свежестью. Ланса дома не было, видимо, заночевал у кого-то из своих подружек.

Быстро почистив зубы, Эл прошлепал босиком на кухню, сварил кофе, бухнул в него несколько ложек сахара и, усевшись за стол, активировал настенную информационную панель. Притянул к себе и подвесил в воздухе виртуальный экран, смахнув появившееся первым делом предложение сообщить об известных ему правонарушениях. Среди нескольких десятков писем от коллег, жаждущих узнать подробности вчерашнего происшествия, не без труда удалось отыскать письмо от начальника отдела Ивера, сообщавшего, что случившееся вчера вывело в топ несколько старых статей Эла, что статья по фестивалю принята и будет опубликована в полдень, а он, Эл, может отдыхать ближайшие три дня, или больше, если вдруг пострадал вчера во время пожара. Эл коротко сообщил в ответ, что с ним все в порядке и длительный отдых ему не требуется. Писать каждому из коллег было лень, поэтому он, недолго думая, сделал запись в своем блоге, что жив-здоров, прочитал все письма и благодарен всем за беспокойство, после чего полез смотреть новости. Убедившись под кофе и самую сладкую утреннюю сигарету, что новых подробностей о пожаре пока не сообщали, Эл добавил новости о расследовании в приоритетные оповещения, и бросил взгляд на часы. Восемь. Звонить Райану явно пока рано: лучше в десять — в самый раз, чтобы продемонстрировать искреннюю заинтересованность и готовность продолжить совместную работу. А вот собраться, на тот случай если — ну а вдруг? — на обещанную экскурсию предложат приехать сразу, стоило заранее.

Душ, смывший остатки сна, депилятор, убравший щетину, фен, мгновенно высушивший волосы — и вот он уже свеж и окончательно бодр. Эл достал из ящика стола старый комм, выбрал в шкафу простой черный килт, а потом, поколебавшись немного, белую рубашку и черный же кожаный пиджак. На ноги — грубой вязки черные гетры и высокие удобные ботинки. Волосы — в хвост на затылке. Этакий компромисс между его повседневной манерой одеваться и строгим офисным стилем. Не факт ведь, что он увидится сегодня с Райаном, поэтому и выпендриваться нечего. А сотрудникам лаборатории должно быть попросту плевать, как он выглядит. Ученые вообще редко интересуются тем, что выходит за рамки их исследований.

До десяти оставалось полтора часа, которые надо было как-то убить. И тут вспомнилась вчерашняя встрече с Айри. А ведь Ланс, пожалуй, был прав. И что он вчера так взвился? Убудет от него, что ли… Заодно и время убьет.

Он вышел из квартиры, запер замок, и позвонил к соседям. Через пару минут дверь открыла молодая полноватая женщина, с гладко зачесанными назад волосами и чашкой кофе в руке.

— Привет, — Эл дружелюбно улыбнулся. Женщину эту он видел пару раз, правда, имени вот ее не помнил. — Я Эл, сосед. — Он указал большим пальцем назад, на свою квартиру. — Айри хотела, чтобы я с Ти поговорил. Она еще не ушла? Если нет, я ее до школы провожу.

— Привет! Я Мойра. Айри вроде представляла нас когда-то… ну не важно. — Женщина отхлебнула кофе. — Ти почти готова, сейчас выйдет, ей как раз к девяти.

— Хорошо, я подожду. — Он присел на одну из ступеней железной лестницы, ведущей на чердак. Код от нее знали только взрослые жильцы, выбиравшиеся в хорошую погоду полюбоваться окрестностями или покурить, и все же иногда туда ухитрялись просачиваться мальчишки, причем, не из их дома.

«Надо бы поменять код…» — Мысль эта возникала у них с Лансом каждый раз после очередного мальчишеского нашествия, но осуществить ее руки все никак не доходили. По большому счету, мальчишки особо никому не мешали, не хулиганили, не мусорили. На чердак пробирались потихоньку, только вот рисовали иногда в подъезде на стенах…

На лестничную площадку бочком протиснулась Ти — уменьшенная копия матери, в форме, явно купленной на вырост, с белыми бантами на тугих косичках и маленьким рюкзачком за плечами. К куртке на груди был приколот ярко-желтый значок с черной надписью: «Мой отец не платит алименты». Уши у Ти пылали и Элу вдруг и самому стало стыдно. Сейчас, с высоты прожитых лет, легко рассуждать о том, что в происходящее не страшно, но когда-то и он впервые шел на церемонию Покаяния…

— Здрась, дядя Эл, — пробормотала девочка.

— Привет, — он поднялся, отряхнул килт. — Ну что, идем?

Девочка кивнула и первой начала спускаться по лестнице. Эл шел за ней, глядя на ее ссутуленные плечи, и мучительно пытаясь придумать с чего же начать.

Так и не придумав, спросил, придержав для нее подъездную дверь:

— Э… ну и какой первый урок?

— История.

— Что проходите?

— Вэйрана Золотоголового… судебную реформу.

— А, понятно. У нас она на пару классов позже была.

— Везет… — девочка скорчила недовольную рожицу и присела на корточки, поправить носок. — Вот что значит «всеведущий»? Ведущий что вообще? У них же там не было передач по визору и…

— Ведущий, а не ведущий. От слова «ведать», «знать» то есть.

— А… — Ти, не поднимаясь, задумчиво почесала кончик носа. — Ну и все равно, что это значит?

— Значит, что судьи, которых назначил Вэйран, считались всезнающими.

— Разве кто-то может знать вообще все-превсе?

— Я ж говорю, считались. И считаются. Самый главный специалист в своем деле, например, верховный судья, якобы знает обо всем, что происходит в стране, знает все законы и способен распутать самое сложное дело. Конечно, для этого сперва нужно долго учиться, а потом набираться опыта.

Судя по раздавшемуся в ответ скептическому фырканью, Ти он не убедил. Однако на ноги она встала и как-то воровато огляделась по сторонам.

— На самом деле, — заговорщицким тоном продолжал Эл, делая вид, что ничего не замечает, — всеведущими и всезнающими первых судей называли нарочно, чтобы люди не сомневались в их праве принимать решения. Кое-кто из невежд считал, что власть Вэйрана и его судей божественна…

— Нет никаких богов!

— Конечно, нет. — Эл протянул руку, чтобы потрепать Ти по макушке, но девочка, словно почувствовав его движение, отпрянула в сторону.

— Волосы не трожь, растреплешь!

— Ну и заплету потом, я, между прочим, очень ловко плету косички. А богов, конечно, нет. Но раньше люди считали по-другому. Существуют, знаешь ли, разные теории. Например, богами могли быть инопланетяне, которые казались нашим древним предкам всемогущими.

— И инопланетян тоже нет, иначе мы бы с ними давно встретились в космосе!

— Верно. Хотя путешествовать в космосе для этого, может, и не обязательно. Может, есть какие-то ходы между планетами, что-то вроде…

— Межпространственных порталов? Дядя Эл, не держи меня за младенца, кто этого не знает-то?

— Не держу ни в коем разе! — клятвенно заверил Эл. — Но как бы там ни было, правители быстро сообразили, что за просто так никто им подчиняться не станет. А если и станет, всегда найдется тот, кто усомнится в их праве распоряжаться всем и всеми. Если считать теорию с инопланетянами или, если хочешь, иномирянами, верной и допустить, что они могли скрещиваться… то есть, были похожи на нас и могли заводить семьи с землянами, то право их потомков было не таким уж и надуманным. Между прочим, у многих народов существовали мифы о том, как женщины рожали детей от богов. Но это очень старые мифы, сейчас о них почти не помнят. Кстати говоря, ты знаешь про Анваба Великого, мага, помогавшего Вэйрану Золотоголовому?

— Ну кто ж про них не знает…

— Так вот, люди как раз считали Анваба плодом такого союза, потому что он был всемогущ: мог одним словом останавливать армии, сдвигать с мест горы, осушать моря и делать кучу самый разных удивительных вещей.

— Дядя Эл, ну хватит уже!

— Ну, я просто хочу сказать, что раз такой человек служит кому-то, значит, этот кто-то стоит ее выше его в иерархии, понимаешь? Значит, этот кто-то — сам бог. Понимаешь?

— Тебе бы самому сказки сочинять!

— Почему мне все время это говорят, а? Но ты права, в той курсовой мне точно не стоило писать хотя бы об инопланетянах, может, тогда бы ее восприняли всерьез. Или хоть не до такой степени в штыки. Кстати, ты не опоздаешь в школу, если мы и дальше будем так стоять?

— Как будто это я стою на месте и несу всякую ерунду! Ладно, идем, — Личико Ти погасло. Она сделала несколько неуверенных шагов и ее рука дернулась, словно девочке хотелось прикрыть значок.

— Даже если кто-то посмотрит и увидит его, забудет про тебя через несколько минут. — Эл неторопливо пошел рядом. — А еще большинство подумает, что-то вроде: «Бедная девчушка, какой же урод ее папаша!»

Ти с упреком взглянула не него.

— Но он не урод. Мама говорит, он симпатичный. Поэтому она и запала на него.

— Можно быть симпатичным внешне, но внутри — уродом, — очень серьезно ответил Эл.

— А… ну да, наверное.

Они пошли по улице, завернули за угол и начали подниматься в гору. Мимо них то и дело пробегали другие школьники. Некоторые, как и Ти, со значками на лацканах. Больше всего было желтых, но попадались и оранжевые. А вот красных не встретилось. Впрочем, в школе Эла красный тоже носил он один.

«Почему это моя мама — убийца? — возмущался он, когда ему впервые прикололи на лацкан значок. — Она ведь убила себя, а не кого-то другого!»

«Но ведь убила? — грустно возразил его куратор — невысокий, лысый, с заметным брюшком. — Самоубийство — тяжкое преступление перед обществом, Элиас. Никто не вправе лишать государство доходов, которые может принести человек, проработавший всю жизнь. — Он постучал желтоватым ногтем по значку. — Убийство и хищение у государства, видишь? Вот, что сделала твоя мать: обворовала государство, лишила источника дохода, который приносила бы еще лет пятьдесят, а то и больше!»

Эл тогда насупился и не стал спорить, но возненавидел дисциплинарника до конца школы, хотя, став старше, и понял, кого нужно винить на самом деле — систему, каравшую не только преступников, но и их детей, и внуков.

«Так было всегда, с тех времен, когда были написаны первые законы: „И падет кара на головы ваши, и головы ваших детей, и внуков“. Постепенно люди забыли смысл этих слов и совершали преступления и не боялись правосудия, в надежде, что правда об их преступлениях не будет раскрыта, а если и будет, то пострадает лишь преступивший закон. Но тридцать лет назад, когда были стерты границы государств и Пангея объединилась под сенью единого для всех Закона, было принято решение вернуться к древним традициям. И пусть законы Пангеи менее суровы и смертная казнь не предусмотрена даже за самые тяжкие преступления, но каждый, решившийся преступить закон, отныне до конца своей жизни будет знать, что наказание будет нести не только он, но и его дети, и внуки!»

С этих слов, звучащих из ретранслятора, начиналось каждое утро школьного «Судного дня», когда после занятий все ученики собирались в общем зале, а кающиеся поднимались на сцену и по очереди выходили вперед, чтобы покаяться — назвать преступление родителей, за которые несут ответственность.

В первый раз многие плакали и не могли произнести слова покаяния, но им не позволяли встать в общий ряд, пока они не сделают это. Одиннадцатилетний Эл считал себя слишком взрослым для слез. Судный день пришелся на пятый день после похорон матери, он, еще не успевший смириться и свыкнуться с обрушившейся на него потерей, был настолько ошарашен несправедливостью происходящего, что практически выплюнул ненавистные фразы в зал, в устремленные на него сотни глаз. Никого не волновало, что его мать страдала от тяжелой депрессии и бессонницы, что она вовсе, возможно, вовсе и не хотела умирать. Она всегда любила сидеть на подоконнике у открытого окна. Она приняла несколько лишних таблеток, скорее всего, просто по ошибке, забыв, что уже пила их. И, может быть, у нее закружилась голова, а может, она потеряла сознание и упала. Всего второй этаж, кто мог подумать… И ведь даже записки не оставила! Она не могла поступить так с сыном, которого любила больше всех на свете! Так говорила бабушка и Эл верил ей. Все получилось по глупой, нелепой случайности. Мама случайно упала из окна, ударившись головой о бордюр, окружавший цветник. Но закону не было до этого дела. Мама ходила на терапию, но инвалидность ей не присвоили, поэтому считалось, что она отвечала за свои действия, и ее семья должна была понести наказание за совершенное ею преступление.

После первого раза произносить ненавистные слова стало проще. Каждый раз, всматриваясь в лица тех, кто сидел в зале, Эл видел лишь равнодушие, скуку, сочувствие, иногда насмешку. У детей помладше статус ребенка преступников вызывал ужас, у старшеклассников, к удивлению Эла, прежде не сталкивавшегося с этой стороной школьной иерархии, уважение.

Вскоре после первой церемонии в школьном дворе его остановила группа подростков лет пятнадцати-шестнадцати.

— Кого мамаша-то грохнула? — спросил один из них, лениво жуя жвачку. От старшеклассников пахло сигаретами, их форменные пиджаки были расстегнуты, шнуровки рубашек распущены, на лицах блуждали ухмылки.

«Бить будут», — решил Эл, изготовившись дать отпор. Он знал, что ему не победить, но сдаваться без боя или бежать не собирался.

— Себя, — буркнул он и старшеклассник, задавший вопрос, разочарованно скривил губы.

— Пф-ф-ф, а мы-то думали… но все равно круто! — он покровительственно похлопал Эла по плечу.

— Чего крутого? — не понял тот. — Ты бы хотел, чтобы твои родители кого-то убили?

Мальчишки расхохотались.

— Дурак ты, — ответил другой, конопатый, с гладко зализанными жидкими рыжими волосами. — Не говори, что мамаша себя грохнула, говори, что кого-то другого. Увидишь, как тебя зауважают.

— Сами вы дураки, — обиделся Эл, развернулся и ушел с закаменевшими плечами, ожидая удара или камня в спину. Но бить его никто не стал. Одноклассники одно время держались с ним настороженно, но постепенно оттаяли. Почти. Со временем Эл обнаружил, что относятся к нему все-таки по-другому. Но даже те, кто стал относиться хуже, задирать его не решались, а вот детей, чьи родители совершили преступления попроще, задирали, еще как! И этого Эл стерпеть не мог.

«Послушай, Лейан, — плотно закрыв дверь кабинета, сказал директор, после третьей или четвертой драки. — Уймись или оглянуться не успеешь, как окажешься в дисциплинарной школе. Я буду с тобой откровенен, но если ты расскажешь кому-то об этом разговоре, скажу, что ты все выдумал. Ясно тебе? — Эл угрюмо кивнул. — Так вот, по закону дети преступников не должны подвергаться никакой дискриминации, но на деле все обстоит не столь благополучно. Если родители других детей будут жаловаться на тебя, нам придется принять меры. Зачем тебе усугублять преступление матери собственными правонарушениями?»

«Ну так и принимайте свои меры, раз должны! — с вызовом ответил Эл. — Только уж тогда и к тем, кто обижает детей преступников тоже. Так ведь будет справедливо и по закону, верно?»

Директор тогда только головой покачал и выставил его вон из кабинета с наказом подумать над своим поведением. Но Эл думать не собирался. Его оценки за дисциплину оставались низкими до конца школы и деду частенько приходили вызовы от директора, после которых Элу неизменно доставалось. Но никто никуда его не переводил и в старших классах вокруг него сбилась ватага таких же отчаянных мальчишек, никому не позволявших обижать кающихся…

Эл встряхнул головой, прогоняя непрошенные воспоминания, вихрем прнесшиеся в памяти, и обеспокоенно взглянул на Ти. Девочка, поначалу вздрагивавшая и втягивавшая голову в плечи каждый раз, когда кто-то проходил мимо или оглядывался на нее, кажется, постепенно успокоилась и даже расправила плечи.

— Мама сказала, ты тоже в школе ходил на покаяние? Как там?

— Ну, ты ведь наверняка уже бывала на церемонии? Смотрела из зала, я имею ввиду.

— Угу.

— И что? — Эл взглянул на кудрявую светловолосую макушку, едва достигавшую его бицепса. — Издевалась над кем-то из кающихся? Дразнила их?

— Нет, ну ты чего? — обиделась девочка, пнув носком ботинка камешек, попавшийся ей под ноги. — Мне скучно было.

— Ну вот и всем остальным скучно. Помни об этом, когда будешь стоять перед ними.

— А ты тоже? Ну, каялся…

— Да. Но я был постарше, чем ты. И дрался со всяким, кто пытался что-то плохое сказать о моей маме. Правда, таких было немного… — он усмехнулся.

— Драться нехорошо, — фыркнула Ти. Чем ближе подходили они к школе, стоящей в конце улицы, тем больше детей появлялось с соседних улочек, вливаясь в общий поток.

— Нехорошо, — согласился Эл. — Но иногда полезно.

Несколько мальчишек с оранжевыми значками, остановились поодаль, глядя на них и подталкивая друг друга локтями. Кажется, парочку из них он уже видел прежде.

— Одноклассники? — спросил Эл.

Ти взглянула в сторону мальчишек.

— Из параллельного.

— Твои приятели?

— Нет, — она подняла голову и снова посмотрела на него так, будто он не пойми зачем спрашивал очевидные вещи. — Они из детского дома. Значки же оранжевые, не видишь, что ли?

— Ну, оранжевые не только у тех, чьих родителей лишили родительских прав. Это любые правонарушения средней степени тяжести. Просто они смотрят на тебя, я и подумал…

— Они смотрят на тебя. Будто сам не знаешь, что ты для них герой! Когда-то они набивались ко мне в друзья, мы же соседи. «Королевский щитоносец, защитник короля и государства!», — передразнила кого-то она и прибавила шагу, а Эл почувствовал себя так, словно вдруг получил по носу. Ему и в голову не приходило, что мальчишки приходят в их подъезд не к кому-то из приятелей, а из-за него. Хотя приятеля это все равно не исключало. Просачиваются же они как-то в подъездную дверь и на чердак.

«Как будто подобрать код к замку, такая уж проблема», — промелькнула в голове мысль, как будто произнесенная насмешливым мальчишеским голосом.

«Тоже верно», — мысленно согласился Эл, догнал Ти, снова пошел рядом.

— Я оказался на том пустыре случайно и никого не спас. И щитоносец — просто глупое старое слово. Да к тому же принадлежит титул вовсе не мне, а деду. Так что никакой я не герой, это все глупости.

— Угу… Мама говорит, ты не любишь вспоминать ту историю и запретила мне о ней заговаривать, но ты ж сам начал, так что я скажу, — выпалила вдруг Ти, не сбавляя шаг и упрямо глядя перед собой. — Вы со своим другом, может, и не спасли никого из тех детей, но… того, кто их убивал…

Элу стало совсем не по себе.

— Ничего такого не было! — как можно тверже произнес он. — Если твои друзья думают, что мы убили этого человека, так это неправда. Мы пытались… впрочем, не важно. Короче, скажи им всем, чтобы не выдумывали.

— Сам и скажи. — Они уже дошли до ворот школы и Ти махнула ему рукой: — Спасибо, что проводил, дальше я сама.

— Удачи, — отозвался Эл. Вряд ли он чем-то ей помог, хотя, кто знает?

Мальчишек уже не было. Ладно, он, на самом деле, вовсе не собирался с ними говорить. Только фанатов ему не хватало, вот еще глупости! Эл встряхнул головой. Все, хватит об этом, есть дела поважнее. Например, нужно решить, чем себя занять. До звонка в «Нейрофарм» оставался еще целый час. Есть не хотелось, а вот выпить еще кофе — очень даже.

Однако возле подъезда его ждал еще один сюрприз — длинный серебристый лимузин, возле которого маячил высокий и широкоплечий хмурый тип в темном костюме. При виде Эла он наклонился, распахнул дверь. Эл аж сигарету изо рта выронил, когда из недр серебристого чудовища появился некто, разодетый в развевающиеся многослойные цветастые шелка — Ланс бы на месте помер от зависти при виде этакого великолепия. Незнакомец поднял голову. Тонкое горбоносое лицо, лучистые карие глаза, улыбчивые губы, зачесанные назад пышные темные волосы… Не узнать этого человека, виденного столько раз по визору, Эл просто не мог, да и сходство с сестрой-близнецом — мэром города, сразу бросалась в глаза.

— Вы ко мне? — подойдя ближе, глупо спросил Эл, хотя все было очевидно и так.

— Удивил? — усмехнулся господин Флоран. Он оказался высоченным и Элу приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо. Госпожа мэр была все-таки пониже.

— Еще как! — Эл не стал отрицать очевидное. — Э-э-э, может, зайдете?.. — он гостеприимно указал на дверь подъезда. Было странно, что до сих пор вокруг не собралась толпа зевак. Улица словно вымерла… и это с утра-то, когда все выходят на работу!

— В другой раз, — мягко отказался от приглашения Флоран. — Я заехал сказать спасибо за спасение нашего кузена и отдать вам это. — Он повел рукой и тип в темном костюме, достав из недр лимузина весьма знакомый с виду кофр для одежды, вручил его Элу.

— Чтобы возместить потерю, — пояснил Флоран. — Я видел в новостях, во что превратился прошлый. Впрочем, — он окинул Эла взглядом, — вы предпочитаете другой стиль, как я вижу. Но все же прошу, примите.

— Да, право слово, не стоило… — попытался отказаться Эл, невольно переняв стиль речи именитого гостя, но подручный Флорана был непреклонен и втиснул кофр ему в руки.

— Это всего лишь безделица. А теперь позвольте откланяться! — Флоран скользнул к лимузину, и скрылся в его недрах. Для мужчины столь высокого роста, двигался он очень легко и быстро.

— Ну что ж с вами делать… — пробормотал Эл, глядя, как тип в темном костюме занимает водительское место, и лимузин отъезжает от тротуара. Словно по мановению волшебной палочки из дверей домов и магазинов вдруг начали выходить люди, но никто почему-то не обращал внимания на медленно двигающуюся по улице серебристую машину, словно ту окутывало поле, рассеивающем внимание. А впрочем, возможно, и окутывало. Кто знает, что еще есть за разработки у «Нейрофарма»? Пожалуй, стоит спросить об этом Райана.