Последняя сказительница

Донна Барба Игера, 2021

Через несколько дней Земля погибнет. Что ты возьмёшь с собой, зная, что никогда не вернёшься? Что останется для тебя ценным и важным за миллиард километров от дома? Главная героиня этой книги Петра уверена, что наше самое большое богатство – это истории, наше прошлое, без которого невозможно будущее. Блестящее и захватывающее путешествие сквозь звёзды к тому, что делает нас людьми! К нашему собственному сердцу, которое порой трудно услышать, но так важно.

Глава третья

Не пойму, как это я сразу не сообразила, что происходит, за неделю до отлёта, когда случайно услышала разговор родителей.

Они говорили в гостиной, понизив голос, — знаем мы эти фокусы.

Даже если они знали, что мы спим, всё равно не хотели, чтобы до нас долетело хоть слово.

Я схватила куклу Джозефину за голову и раскинула её тёмные волосы по подушке. Наверное, я лет пять не играла с Джозефиной, но держала её под рукой для подобных случаев.

Выйдя на цыпочках из спальни, я прошла мимо двери Хавьера.

Мерцающего света от его аквариума хватало, чтобы идти по коридору.

Из его комнаты донёсся довольно громкий шёпот, способный оживить даже Джозефину.

— Петра, ты куда?

Я поспешила войти к нему, и скрипнула дверью.

— Никуда. Просто попить.

Он перекатился в кровати, освобождая место. Вместо пижамы на нём была толстовка с капюшоном с изображённой на ней генетической бандой зверей, которую он не снимал три дня.

С тех пор, как китайские генетики воссоздали шерстистого Уолли и клонированный мамонтёнок вышел на мировую сцену, у каждого ребёнка лет восьми была толстовка с Уолли в центре на груди, маленьким гипакрозавром с одной стороны и птицей додо с другой. Хавьер протянул мне книжку «Мечтатели»^[6], настоящую, бумажную, доставшуюся ему от отца. Книга была старая, написанная задолго до появления либрекса и генераторов историй.

— Не сейчас, Хавьер.

Я поставила его любимую книгу на полку над кроватью.

— У-у-у, — заныл он.

Вдруг мама с папой повысили голос, и я приложила к губам палец.

— Тише. Мы уже должны спать.

Я наклонилась поцеловать его на ночь и ушибла о кровать ногу. Закрыв рукой рот, я повалилась рядом с ним.

— Прости, — прошептал он.

— Ты тут ни при чём, — буркнула я, растирая на ноге палец. — Я не рассчитала. Глаза подвели.

Хавьер схватил меня за руку.

— Не переживай, Петра. Я буду твоими глазами.

К горлу подкатил комок, и я обняла брата. Взяв его ручонку, погладила пальцем созвездие родинок у сгиба большого пальца, молчаливое послание, о котором знали только мы. Я устроилась рядом с ним на подушке, и мы смотрели, как плавает со дна на поверхность аквариума и обратно африканская карликовая лягушка. С длинными перепончатыми ногами она была похожа на мексиканский томат с торчащими из него зубочистками.

— Ну ты её и раскормил.

— Её зовут Толстушка, так что всё в порядке, — ответил Хавьер.

Я хихикнула и стала гладить родинки, пока не услышала его сонное дыхание.

Из-за корешка «Мечтателей» я увидела, как мама взглянула на нас внимательными и добрыми, как у Литы, глазами.

Я сползла с кровати Хавьера на пол. В коридоре было темно, и я решила, что до гостиной, чтобы подслушивать, безопаснее добраться ползком. Так я чувствовала обстановку на ощупь и, ни на что не налетая, подобралась к книжному шкафу.

— Это как-то отвратительно, — говорила мама. — Сто сорок шесть дежурных на каждом корабле — всё, что нужно, чтобы человеческий род продолжался с достаточным генетическим разнообразием, даже если все остальные погибнут.

Они часто шутили так, обмениваясь научными гипотезами.

Наверное, это просто один из их заумных разговоров во время свидания вечером без детей.

— Похоже, что дежурные ради нас жертвуют собой, — продолжила мама.

— Их для этой миссии выбрали не случайно, как и нас, — сказал папа.

— Но мы-то доберёмся до цели.

— Они такие же пассажиры, — ответил папа. — А мы точно не знаем, что нас ждёт. Кто станет утверждать, что им выпадет лучшая или худшая судьба?

Теперь всё больше становилось похоже, что этот разговор не гипотетический. Часы на кухне пробили десять.

— Трансляция, — сообщил отец, включая десятичасовые новости.

Я выглянула из-за диванной подушки.

«Сегодня вечером мы ведём репортаж со Всеобщего мирного форума, где растёт международное движение».

Ведущая подняла брови, но на лбу не появилось ни морщинки.

«Это… интересное новое движение получило одновременно как огромную поддержку, так и ещё больше критики».

Её сменил остроносый мужчина с коротко подстриженными на висках волосами. Его тихий голос не гармонировал с острыми чертами лица.

«Этот век принёс много испытаний. Вскоре их станет больше. Представьте себе мир, где человечество достигло консенсуса. С единодушием мы избежим противоречий. Нет противоречий — не будет и войн. Без затрат на войны, — нет голода. Без различий в культуре, внешности, знаниях…»

Я просунула голову между подушек, чтобы разглядеть получше.

За ним плотным рядом, обхватив друг друга за пояс, стояли мужчины и женщины в одинаковой униформе с обесцвеченными, зачёсанными назад волосами. Ни намёка на макияж, одинаковые улыбки.

«Неравенство и противоречия привели нас к беспорядкам и несчастью. Эти совместные усилия обеспечат выживание», — сказал мужчина.

— Ага, — возразил папа, хотя парень его не слышал. — Какой ценой?

— Разве мы не этим занимаемся? — спросила мама. — Не выживаем?

Отец вздохнул.

Мужчина шагнул назад, сливаясь с шеренгой.

«Вступайте в наши ряды. Наше содружество сильно единством. С вашим доверием мы сотрём боль и страдания прошлого. Мы…»

Они все говорили в один голос: «Создадим новую историю».

Отец приглушил звук.

— Кажется, речь о совсем другом виде выживания. Разве это не страшно?

Он показал на экран.

Я села на пятки. По-моему, в мире, предлагаемом этими незнакомыми людьми, ничего плохого не было. Ни войны, ни голода, ни забот о том, что завтра надеть в школу.

Папа, словно читая мои мысли, уточнил:

— В их целях ничего страшного нет, а вот в том, как они собираются их достичь, — да.

Я обычно не могу засиживаться допоздна, чтобы посмотреть новости, и понимаю, что пропускаю массу интересного. Так что же в предложении парня страшного?

Я увидела, как отец качает головой.

— Равенство — хорошо. Но равенство и единообразие — не одно и то же. Иногда люди говорят о чём-то, не думая, что это означает на самом деле… Эта догма переходит тонкую грань.

Напоминаю себе: завтра посмотреть в словаре, что такое догма.

— Их мало, вряд ли у них что-то получится.

Мама показала на экран.

— Нам сейчас не до того. У нас проблемы гораздо больше, соревнуемся с другими странами по кораблям.

— Могу поспорить, что по крайней мере Япония и Новая Зеландия в ближайшие дни запустят несколько. Вопрос в том, есть ли у них тайная подходящая для жизни планета.

Мама вздохнула.

— Может, это содружество и право. Мир во всём мире и сотрудничество очень важны.

Я услышала шорох и поняла, что папа гладит её колено.

— А наша задача — помнить, что мы делали не так, и постараться создать для детей и внуков лучшую жизнь. Почувствовать разницу и суметь примириться.

Я поползла назад в свою комнату и столкнула Джозефину на пол. Интересно, а те дежурные, о которых они говорили, помогут мне убирать в новой комнате? В какую часть США отвезёт нас корабль из маминого и папиного нового проекта? Как заставить Хавьера не перекармливать лягушку?

Позднее я узнала, что в ту ночь, в отличие от меня и людей в новостях, родители уже знали, что должно случиться. Мы не сможем общаться с дежурными или мусорить в комнате. Мы не полетим куда-то на Земле. «Миссия» родителей на планете вне Солнечной системы, под названием «Саган». Дежурные, выбранные смотреть за нами, пока мы будем спать, даже не доживут до высадки на планету. Но будем надеяться, что, когда проснёмся, их прапраправнуки окажутся на корабле.

А толстая лягушка Хавьера будет в пруду есть столько, сколько захочет.

Примечания

6

Юи Моралес. «Мечтатели».