Зарево. Оправдание хаоса

Диана Ва-Шаль, 2020

Чего может стоить попытка докопаться до правды? Журналистка Штефани Шайер, рискуя оказаться в руках политического сыска, отправляется разгадывать тайны инфекции на далеком Севере. Однако девушка не знает, что зараза уже вырвалась и со стремительной скоростью превращает в хаос мир на своем пути. Встреча с правительственной военной группой становится для Штефани ни то спасением, ни то приговором. Что же окажется сильнее? Сковывающий страх или желание жить?

4

Я обернулась, в страхе увидеть что-то, что могло нас убить, разорвать. Но как только моим глазам представилось то, на что показывал Сэм, в моей душе зародилась надежда лучшего исхода истории. Надежда на то, что и нам удастся сбежать из этого ада. Надежда на то, что мы будем жить.

В нашу сторону двигались военные. Их было человек восемь. Кого-то несли на руках.

— Хей! — вдруг закричала я, подпрыгивая и махая руками. Уверенность в том, что они помогут нам, сразу же одурманила меня. Кому как не им знать обо всем этом дерьме?!

— Тише ты! — вдруг одернул меня Сэм. — Они нас и так видели! Не привлекай лишнего внимания!

— Сэм, какое счастье, Сэм! — беспорядочно шептала я, — нас вытащат! Мы вернемся домой!..

Мужчина с каким-то отчаянием глянул на меня, но я не обратила на это внимания. Не хотела. Мне хотелось, чтобы все наконец-то прошло… И забылось. Пусть даже не через день, месяц. Пусть через годы, но стерлось из памяти. И тогда, когда появилась эта шаткая надежда, моя усталость будто прошла. Мне казалось, что я способна горы свернуть… Я была одурманена страхом и мечтала о том, чтобы этот кошмар закончился, а мне наконец-то объяснили, что происходит.

Но порой наши надежды не оправдываются.

Я потянула Сэма вперед, и мы поспешно зашагали навстречу военным, на секунду даже забыв про страх и опасность. И пусть ноги уже не несли, пусть все тело продолжала бить мелкая дрожь — я старалась как можно скорее оказаться рядом с военными, дабы получить ответы хотя бы на какие-то вопросы.

— Что происходит? — выкрикнул Сэм, когда мы еще даже не успели сравняться с военными. Я обеспокоенно глянула на него; Дорт никогда не любил людей в форме, презирал все, что связано с оружием и насилием. Насколько же он в отчаяние, что готов первым завязать диалог.

— Ничего хорошего, — услышали нам в ответ, — все, что оставалось от города, за ночь скосила какая-то зараза. И теперь нужно поскорее искать безопасное место.

Скосила город? Я пошатнулась и замерла на месте. Скосила город… Слова эхом отдавались в моей голове. Скосила город. Всего ночь прошла. Вчера все было нормально. Вчера все было сравнительно нормально!

Военные быстро приближались к нам, а Сэм внимательно смотрел на них. Я понимала, о чем он думал. Военным не было резона помогать нам, разве что, если они могли бы извлечь из этого какую-то выгоду. Надеяться на бескорыстие и добрую душу не приходилось, ведь в наше время люди не особо-то этим славились.

— Вы ранены? — спросил один из военных, когда те почти подошли. Сэм отрицательно мотнул головой.

— Нет, но, похоже, раненные есть у вас, — осторожно начал он, — а мы знаем, где есть более–менее безопасное место; мы провели ночь вот в этом магазине, — тут же лихорадочно выпалил Сэм. — Нам нужна помощь и…

— Обсудим все по дороге и на месте, — не дал договорить Сэму один из военных. Это был мужчина лет сорока–сорока-пяти; короткие засаленные черные волосы, кое-где тронутые сединой, темные изогнутые брови, узкие губы. Он уверенно шел впереди остальной группы, прижимая к груди автомат. — Если постараетесь завести нас в ловушку — пожалеете.

— Тогда идите за нами, — и Сэм потянул меня, бесцеремонно рассматривающую военных, назад; группа состояла из мужчин и двух девушек, одну из которых, раненную, несли на руках. Ее куртка была повязана на бедрах, футболка пропиталась кровью — плечо сильно кровоточило, но девушка еще была жива: она изредка дергалась, рвано глотая воздух.

Мужчина, за которым следовали остальные, поравнялся со мной и Дортом, и взгляд его был не менее выжидающим и заинтересованным, чем мой собственный. Военный был чуть выше Сэма; от него на каком-то физическом уровне веяло твердостью и уверенностью. Краем глаза я заметила, что в нашу сторону направлено несколько оружейных стволов.

Я бросила быстрый взгляд назад. Военные как военные. Черные костюмы, тяжелые высокие берцы, увесистые рюкзаки за плечами, разгрузочные жилеты, куртки, наколенники и налокотники. На поясах военных — ножи, подсумки; у кого-то была кобура на груди, и кого-то на ногах.

— Как вам удалось пережить эти сутки? — хрипло и отрывисто спросил идущий рядом с нами мужчина. — Или для вас все происходящее стало открытием сегодняшнего утра?

— Мы не были снаружи со вчерашнего дня, — ответила я резче, чем хотела. — Вчера, около полудня, мы закрылись в книжном магазине с сотрудницей. Цокольный этаж. Окон нет. Нас не видно, и нам не видно. И только сегодня решили выбираться. Мы ждали помощи, но ее не было, и пришлось рассчитывать только на себя. Откровенно говоря, мы вообще не до конца понимаем, что происходит.

–Что ж, тогда скажу, что вам крупно повезло, — с небольшой паузой проговорил мужчина. — Окажись вы на улице вечером или ночью, то, скорее всего, не выжили бы, — военный задумчиво махнул головой, а я старалась не поддаваться панике.

— Роберт, — один из группы, высокий темноволосый и темноглазый мужчина, подошел к шедшему рядом с нами военному и что-то тихо ему сказал.

— Делай все, что в твоих силах, — ответил тот, чье имя было Роберт; как я поняла, это был командир группы. Второй военный качнул головой, сжимая губы.

— Слишком много крови, — коротко отрезал он. Роберт помолчал, затем посмотрел на нас.

— Аптека там есть?

— Да, — кивнул Сэм, — прямо у входа. Первый павильон налево.

— Возьми Стэна и собери что нужно, — Роберт махнул вперед. — Мы будем на цокольном. И, Михаэль, — командир придержал военного на мгновение, — сделай все возможное в нынешних обстоятельствах.

Двое военных устремились вперед. Роберт продолжал задавать нам короткие односложные вопросы, в основном касающиеся того, как мы прибыли в город, сталкивались ли с зараженными, как удалось пережить ночь. На мой ответ, что мы журналисты, и прибыли сюда собирать материал, военный горько усмехнулся, затем внимательно всматриваясь в наши лица. Он ничего не сказал, но я видела, что это информация нашла в нем прямой отклик.

Передвигались быстро. Сэм был будто опьянен, а сама ситуация казалась не более чем разыгранным спектаклем. Военные доверились незнакомым людям, в то время как мы слепо надеялись найти помощи. В голове кавардак. Я сама чувствовала себя не более чем какой-то куклой. Беспрекословно следовала за Сэмом. Не спрашивая, надеялась на что-то и чего-то боялась. И эта неизвестность была хуже всего.

С тяжелым сердцем я вновь входила в магазин. Затем по лестницам вниз.

Один из военных пошел вперед нас, прицелившись в темноту, другие также держали оружие наготове. Все молчали. Гробовую тишину разгоняло лишь гудение мигающих ламп.

А я все думала о том, почему не предпринималось никаких централизованных и обширных действий"сверху". Если весь Север погрузился в этот оживший кошмар, этот хаос; если эта зараза, — инфекция, вирус или помешательство, — захватывала с такой скоростью все вокруг: почему никто не старался помещать? Почему затыкали рот прессе? Почему жертвовали здоровьем и жизнями людей?

Что за напасть, если выжить ночью в городе было чем-то запредельно возможным?

Опять книжный. Опять жуткий зал продуктового. Опять кровь на полу… А ведь буквально сутки назад все было иначе, я и представить не могла, что попаду в такую передрягу. Еще сутки назад солнечный свет мягко проникал через разноцветные жалюзи в салон трейлера. Я помню, в какой эйфории мы выезжали — очертания нашего города еще даже не скрылись за горизонтом. Впереди нас ждала долгая дорога, но я радовалась ей, радовалась тому, что нас ждет работа. Тем более, такое интересное дело! Уже предвкушала, как буду вести расследование, брать интервью у врачей, у пациентов. Эндрю громко подпевал под радио, находясь в бодром расположении духа. Я сидела на постели и весело болтала с Сэмом. Тот постоянно шутил, отмахиваясь от работы — в его голове были игры, сериалы и тусовки с друзьями.

Еще сутки назад трейлер быстро уносил нас от дома в неизвестность. Что было в наших сердцах? Азарт? Да, азарта было много! Хотелось показать, кто мы, на что способны. Хотелось оказаться лучше всех. Хотелось привезти такой материал, который никто не мог раздобыть, который никто еще не мог озвучить и опубликовать. Думали мы о том, что это может быть опасно? Да, безусловно, но далеко не так все представлялось. Мы целый месяц выбивали разрешение у шефа, чтобы он именно нам отдал это дело. Репортаж обещал быть интересным, насыщенным… Мы ехали вперед, передо мной была толстая тетрадь с вырезками из газет и моими собственными заметками по делу. Передо мной была толстая папка с выданными нам пропускными документами. В голове созревает план дальнейшей плодотворной работы. В голове — осознание, какую ответственность на нас возложили; что хотели получить от нашей поездки.

А все обратилось в подобие горячечного бреда.

Я плохо помню минуты того утра. Вспоминая их потом, не могла вернуть в памяти конкретные образы; может оно и лучше, может мой мозг не позволил мне запомнить все в мельчайших деталях, чтобы я не сошла с ума от постоянного возвращения к этим жутким картинкам. В моей голове и так было слишком многое, что лучше бы предалось забвению.

Единственное — точно помнила, как закрыла дверь в книжный, когда двое последних военных вернулись из аптеки. Тогда я еще раз посмотрела в темноту зала за стеклом и вздрогнула. Пугающе тихо и пусто. Ушла к Сэму, который сидел чуть поодаль; опустилась на пол рядом с ним, пока военные старались спасти умирающую девушку.

Минут через десять все было кончено. Девушка умерла от потери крови. Роберт что-то проговорил над телом, закрыл девушке глаза; военные тяжело осознавали потерю своего человека, хотя виду не подавали. Разошлись по сторонам в безмолвии. Вторая девушка группы, невысокая блондинка с короткой стрижкой, обняла мужчину с копной вьющихся волос на макушке. А мы с Сэмом… Как бы не страшно это было признавать, это не вызвало во мне никаких чувств. Внутри было пусто — отрешенность и какое-то коматозное состояние. Я видела за эти сутки слишком много смертей и крови.

А затем к нам подошел Роберт. Он присел на носки напротив нас, сцепив руки в замок и тяжело выдыхая.

— Что ж, у меня есть немного времени побеседовать, — устало сказал он, посмотрев прямо в мое лицо, в то время как мой взгляд замер на виднеющейся под его курткой нашивке. Серебристые змеи нитями расползались в стороны в районе сердца… Глаза мои округлились, я раскрыла рот, — мое имя Роберт Сборт, и я командир группы..

–"Горгона", — проговорила я на выдохе, поднимая глаза на Роберта. — Вы горгоновцы, так ведь?

***

Лампы зловеще гудели над нашими головами. Я вслушивалась, стараясь уловить любой звук. Руки дрожали. Казалось, скажи сейчас кто-то на пол тона громче, и я завизжу от страха и ужаса. Тело девушки лежало на столе кассира. Ее рука свисала со стола. Кровь капала с пальцев на пол.

Это не может происходить со мной. Все это не по-настоящему.

Я смотрела на Роберта, который рассказывал, как его группа оказалась в этом городе, но мой взгляд то и дело падал на небольшую вышитую на его футболке голову Горгоны. Ты мог не разбираться в политике, военной сфере, не слышать новостей и не читать газетных сводок, но о горгоновцах ты не мог не знать. Они посвящали жизнь военному делу, этой группе, отказываясь от своего прошлого и будущего. Самые сложные операции, самые горячие точки боевых действий — и имя"Горгоны"неотложно следовало рядом. И никто не знал, чего больше вокруг этой призрачной группы — правды или сплетен. Имена участников всегда находились где-то в стороне, ведь самостоятельно их будто не существовало, была только"Горгона"и горгоновцы. И уж если ты не военный, то узнать личности этих самых горгоновцев было практически невозможно; разве что с именем"Сборт"я когда-то косвенно сталкивалась, когда готовила репортаж с пару лет назад.

–..активно распространяться по остальным территориям эта зараза стала с пару недель назад. Верхи пытались доказать, что все держится под контролем. Может, оно и было так сначала, но все-то города и границы не перекроешь, — Роберт с секунду помолчал. — Я был со своими ребятами в районе"Холодного штиля", там сейчас с новой силой начались боевые действия.

— Боевые действия? На юго-западе? — неверяще переспросила. — Но говорили же, что все военные операции там закончились? После всех мирных и пацифистских демонстраций?

— Людям всегда крови мало, — вдруг зло фыркнул Сэм, скрещивая руки на груди и опуская глаза в пол. Я бросила на него предупреждающий взгляд, которого он, конечно, не увидел; Роберт же отреагировал чрезвычайно спокойно на колкость Сэма.

— Ни я и ни мои люди прекращают боевые действия. Точно так же, как и не мы их начинаем.

— Как вы прибыли сюда? — спросила сразу, не позволяя Сэму начать полемику.

— В этот вторник нас срочно отозвали обратно. Мы должны были высадиться в пятистах километрах отсюда, но место нашей посадке было объявлено потерянным. Красная зона. Мы вышли в первом аэропорту, сели в машины, и думали добираться наземным путем; нас попросили остановиться по дороге здесь, проверить, чтобы все было под контролем. Городок мелкий, но один из располагающихся на главных дорожных связках, — мужчина хмыкнул, с какой-то разочарованностью посмотрев себе под ноги. — Мы прибыли, когда полицейские уже занимались огораживанием восточных частных кварталов. Здоровых людей, по мере возможности, старались вывести из зоны. А полицейские все перешептывались, что зараженных убить невозможно; отказывались выезжать на вызовы и входить в чужие дома. — Роберт помолчал с пару секунд, собираясь с мыслями. Он рассказывал обо всем спокойно и сосредоточено, будто пересказывал скучную лекцию, будто ничего чрезвычайного не проходило, и не умирал с пару минут назад один из членов его отряда. На пару секунд я даже забылась. Сдержанность и спокойствие этого мужчины были настолько одурманивающими и заразительными, что из моей головы на короткое мгновение вылетели все кошмары прошедших часов. — Я опущу все подробности бюрократического мракобесия и белой горячки некоторых неприкосновенных лиц, которые дают опрометчивые указания и раздают лишенные всякого здравого смысла приказы. Мы с горгоновцами направились в дом к одному из должностных лиц, дочь которого подцепила заразу. Ее закрыли на втором этаже, желая замять всю ситуацию, чтобы не отдавать дочурку в больницу и не очернять белого имени фамилии. А когда осознали, что сделали глупость, было поздно. Нам было приказано вывести их всех из дома и перевезти в безопасное место. Скажу откровенно, я не ожидал, что дела настолько плохи и угрожающе серьезны. Я оставил часть горгоновцев в помощь полиции, а с другими направился выполнять указание, — Роберт положил руки на ремень брюк. — Когда мы приехали, дом был в такой кровище, точно мы на скотобойне оказались. Из шестерых проживающих в доме четверо были загрызены, а их тела буквально обглоданы. И двое было… — военный помедлил, качнув головой в сторону, — я бы сказал живы, да только это противоречит увиденному. Раны смертельными не были, у одной незначительный укус на шее, у второй (она вроде была домработницей) погрызенные руки, но живыми эти… Существа точно не были. Во-первых, я вполне способен отличить живого человека от неживого. Во-вторых, когда ты пускаешь в человека полную обойму… — мужчина вновь тяжело вздохнул, не доканчивая предложение.

Время будто остановилось. Я вновь и вновь прокручивала в голове услышанное, но это боле походило на бред сумасшедшего, чем на какое-то подобие правды. Переглянувшись с Сэмом, я тряхнула головой, точно желая отогнать дурную мысль или неприятное воспоминание. Дорт выглядел совершенно потерянным. Смотрел в одну точку где-то под ногами военного, и судорожно разминал пальцы на руке.

— И… Что же дальше? Вы смогли разобраться с теми двумя? — осторожно спросила я, нерешительно поднимая глаза на Роберта.

— Мы смогли добить их, только раскроив им черепные коробки, — сухо проговорил Роберт, качнув головой. Сэм резко поднял голову, и на его лице заиграло отвращение и ужас. — Нас было трое, и мы через все круги ада бы прошли невредимыми, но этим тварям удалось цапнуть одного моего человека. Ему в буквальном смысле слова оторвали кусок мяса от грудной клетки. Мы отвезли его в больницу, где уже целое крыло было под отказ забито покусанными. Еще одно ушло под уже невменяемых. Пока до больницы доехали, мой человек уже потерял сознание. Потерял сознание от самой безобидной раны из всех, которые он получал. Оставили его в больнице, а в среду утром мне позвонили и сообщили, что от высокой температуры он за ночь сгорел. Но к рассвету вновь пришел в себя, да только… Как и остальные больные диким стал.

— Вы хотите сказать, — протянула я, ужаснувшись собственной мысли, — что он… ожил?

Роберт ответил не сразу.

— Трудно найти этому иное название, — осторожно ответил он. — Я бы и сам не поверил подобному заявлению, если бы не видел все своими глазами. Поверьте, мне трудно найти объяснение тому, что человек, насквозь изрешеченный пулями, продолжает двигаться. И когда уже точно мертвый, вдруг поднимается и начинает нападать. И сегодняшнюю ночь действительно было трудно пережить. Эти существа, кто бы они ни были, нападали на всех без разбора, безжалостно терзали, убивали, а их самих удавалось обезвредить лишь одним способом. Так еще и всеобщая паника и непонимание создали такой хаос, и принесли так много жертв… — Роберт бросил быстрый взгляд на горгоновцев, затем снова осмотрел нас с Сэмом. — Благодарите Небеса и Богиню Матерь за спасение.

— Ожившие мертвецы? Это же невозможно! — Сэм попытался усмехнуться, но дрогнувший голос выдал его. — Это противоестественно! Это… Это даже не поддается логическому объяснению!

— У нас столько же вопросов, сколько и у вас, — коротко ответил военный. — Сейчас ясно только одно: необходимо уезжать отсюда, и как можно скорее. А обдумывать дальнейшие действия, и искать ответы на свои вопросы лучше в более безопасном месте. А теперь, прошу меня простить, — Роберт достал рацию и хотел было сделать шаг в сторону, как я тут же шагнула ему навстречу, приподнимая руку.

— Последний вопрос, прошу, — горгоновец позволительно качнул головой. — Роберт, вы можете и нас забрать с собой? Хотя бы помочь добраться до больницы? Там стоит наш трейлер, и… — я подавилась собственными словами. Дыхание перехватывало, а грудную клетку сжигало внутри от волнения. — Мы не останемся в долгу. Сэм прекрасный специалист по технике, он умеет программировать, настраивать; чинит все, что только можно.

— Да, — поддакнул Сэм, — вы по пути, когда разговаривали с… — Дорт запнулся, кивая на горгоновца с вьющимися волосами; только в этот момент я обратила внимание, что правая бровь этого мужчины была сильно рассечена, шрам лежал почти перпендикулярно брови.

— Норманом, — подсказал Роберт.

— Да, с ним, — Сэм невпопад кивнул, — Вы говорили, что ваши рации барахлят. Думаю, я смогу что-нибудь с этим сделать.

— Нам необходимо добраться до северо-восточной границы города, где мы оставили свои машины и вещи, — последовал сухой ответ командира.

— Так там объездная есть, как раз мимо больницы будете выезжать.

— Роберт, очень Вас прошу, — голос мой дрогнул, — мы согласны на любую помощь и любое Ваше решение. Самостоятельно что-то предпринять для нас сейчас за гранью возможного. К тому же… Вам ведь нужно вернуться с какой-то информацией? Я могу поделиться, всем, что есть у меня, быть может, то-то Вас заинтересует, — Роберт почесал заросшую пыльную щеку. Еще с секунду изучающе смотрел прямо в мои глаза.

— Что ж, хорошо. Пусть будет так, — я чуть не заплакала от облегчения; сердце мое сделало кульбит и упало куда-то вниз. Между тем, Роберт продолжил. — Сразу попрошу вас обращаться к себе в менее формальном виде. Вроде же в заседании не учувствуем и протоколы не заполняем. Комфортная коммуникация это важно. И еще, — он окинул меня взглядом. — Мы будем передвигаться пешком. Сейчас на большинстве улиц не проедешь, поэтому на своих двух будет значительно быстрее и маневреннее; но джинсы и шпилька абсолютно для подобного не предназначены. Переоденься. Аманде уже не к чему ее обмундирование, она была бы рада, послужи оно благой цели, — и прежде, чем я успела понять сказанное Робертом и возразить ему, командир уже кивнул второй девушке, что была в их отряде, — Сара, помоги. Норман, останешься здесь. Все остальные — в зал, — после этих слов он наконец-то поднес рацию к лицу, поспешно выходя за двери.

Приказ был выполнен быстро, даже Сэм с остальными военными вышел из магазина, коротко кивнув. Норман, тот самый военный с рассеченной бровью, отошел подальше, дабы не мешать мне переодеваться, и встал в противовес с автоматом у входной двери. Я же, обняв себя руками, с тихим ужасом наблюдала за тем, как Сара стаскивала с трупа штаны. От этого всего поджилки тряслись, и проступил холодный пот. Хуже было то, что мне нужно было это надеть на себя. Благо, я оставалась в своей верхней одежде — майке и кожаной куртке.

— Может, — тяжело сказала я срывающимся голосом, — можно как-то без этого обойтись?..

— Если Роберт сказал, значит нужно выполнять, — ответила девушка; посмотрев в мою сторону, она поспешно добавила, — ты, главное, не задумывайся ни о чем. Постарайся себя отвлечь.

Я скупо и бессмысленно отреагировала: кивнула невпопад и, несколько раз дернув головой в сторону, посмотрела за стекло. Военные тихо осматривали магазин, внимательно смотря по сторонам и с осторожностью делая каждый шаг… Неужели это все взаправду? Неужели это правда происходит со мной?

Но это происходило. Через пару мгновений Сара протянула мне блеклые серо-зеленые штаны формы. Я почти с мольбой взглянула на девушку; у нее были выразительные миндалевидные серые глаза и пухлые розово-персиковые губы. Миловидная внешность, и проницательный, эмпатичный взгляд.

Я осторожно взяла штаны из ее рук и с ужасом поняла, что они еще теплые. Вздрогнув и чуть не выронив их, сжала зубы, подавляя в себе желание зывать.

— Одевайся, — тихим, полным сочувствия и сопереживания голосом проговорила Сара, — другого выхода нет. Сейчас сниму берцы.

Я почти незаметно кивнула. Единственное, что хотя бы как-то могло утешать в сложившейся ситуации — меня не принуждали самой снимать одежду с трупа.

Зайдя за стеллаж, дрожащими руками расстегнула пуговицы на узких джинсах, сбросила туфли, небрежно оттолкнув их от себя… Ноги дрожали; только в этот момент ощутила в них невероятную слабость и, пошатнувшись, чуть не упала, чудом успев опереться о стену. Я будто подавилась, глотать было невероятно тяжело. Когда начала стягивать джинсы, то похолодевшие пальцы отказывались слушаться.

Настойчивый голос в голове твердил, чтобы я этого не делала. Чтобы осталась в своей одежде, обула лодочки и, взяв в любимой кофейне стаканчик крепкого кофе, ворвалась в солнечный теплый день начала осени, укутанный в разноцветные листья и не омраченный реальностью. Голос убаюкивал, шептал, что все это не взаправду, что мне стоит закрыть глаза, — а потом я проснусь в домашней постели, и по родной квартире будет витать аромат свежего шоколадного бисквита. Открою глаза, и все прошедшие тяжелые годы окажутся лишь сном, а сегодняшний день — лишь завершением кошмара перед пробуждением. Я встану, обниму человека, что был дороже мне моей собственной жизни, и выдохну сдавленно, счастливо, — ведь человека этого я не теряла… Настойчивый голос был до того упоителен, и картина желаемого настолько реальна, что я сползла по стене вниз, давясь собственными слезами.

Мне неодолимо хотелось убежать. Спрятаться, закрыться. Ум мучительно подробно воспроизводил происходящее…

Нет, сегодня я не сдамся. Я обещала, что не сдамся никогда. И если, чтобы идти с горгоновцами, нужно переодеться, то я сделаю это.

Поскуливая и вытирая слезы с лица, наконец стянула джинсы, откинула их в сторону. На долю секунды замерла, смотря на штаны, и затем начала аккуратно натягивать одну штанину, стараясь думать о чем-то другом… Ткань еще теплая от тела прежнего владельца, а по коже пробежал холодок от омерзения и ужаса ото всего происходящего.

Ее тело еще даже не успело остыть.

Наконец-то удалось надеть штаны. Пуговицы тяжело застегивались, я была почти уверена, что форма новая. Не в силах сдержать себя, закрыла рот тыльной стороной ладони, и, чтобы не закричать, закусила кожу.

В этот же момент подошла Сара.

— Это почти закончилось, — как можно мягче сказала она, ставя передо мной высокие берцы на массивной подошве. — Так… А ты журналистом работаешь, верно же? — спросила девушка, садясь на корточки, — А зовут тебя?.. — сразу было понятно, что она старается отвлечь меня. Я сглотнула, садясь на пол и подтягивая к себе ботинки.

— Да, я журналист, — неуверенно ответила, быстро обуваясь, дабы не мучиться долго… Пальцы не слушались и мне все никак не удавалось зашнуровать берцы. С остервенением бросила шнурки, обняв себя. — Штефани, — ответила на выдохе, — меня зовут Штефани Шайер.

Девушка тяжело вздохнула, а затем, неожиданно для меня, оперлась коленкой о пол и, наклонившись, ловко затянула шнуровку на теперь уже моих ботинках. Пораженная, я не смогла выдавить из себя ни единого слова.

— Штеф, котик, — я же могу обращаться к тебе"Штеф"? — выдохни и постарайся успокоиться, — военная заглянула мне в глаза, а у меня даже губы дрогнули в легком подобии улыбки, когда она уточнила про форму имени, но не про само обращение. — Я понимаю, все это чистый ужас, но сейчас нам нужно поскорее выбраться.

Я нетвердо кивнула.

— Спасибо.

— Обращайся, — подмигнула в ответ Сара и мгновенно поднялась, затем подавая мне руку. Я схватилась за девушку, будто старалась удержаться от падения в пропасть, — меня зовут Сара Карани, если угодно. Но лучше просто по имени, договорились?

Подняться не просто — ноги словно налились свинцом. Трудно передать, какие чувства клубились в тот момент в моей грудной клетке. Обреченность? Да, можно назвать это и так. Обреченность, опустошенность и неверие.

Когда мы вышли из-за стеллажа, Норман пихнул в мои руки рюкзак, прежде чем выйти к остальным.

— Держи. Ей это уже не нужно, а тебе, может быть, пригодится.

В рюкзаке явно что-то было, но я даже не удосужилась заглянуть вовнутрь, решив, что оставлю это на следующий раз. Или вообще никогда туда не посмотрю. Где-то в душе оставалась надежда, что вот-вот это безумие завершится. Я была словно не в своем теле. Будто смотрела на мир чужими глазами. Я пыталась убедить себя, что это все фальшь, но…

Тихо гудели лампы. Затхлый душный воздух — кондиционеры не работали. Едкий запах не то гнили, не то сырости доводил до тошнотворного состояния. Постоянно мигал свет, все чаще потухая на большее время.

Я быстро запихнула собственный маленький портфельчик в горгоновский рюкзак, что отдал мне Норман. Может, все образумится и вернется на свои места. В любом случае, когда отправимся домой, мне будут нужны документы и телефон… И все то, что у меня еще было в портфеле. Я пыталась верить в лучшее. Пыталась, иначе не могла.

Ожившие мертвые. Невозможно. Глупость, бред, все что угодно, но только не правда.

Горгоновцы. Бойцы, подчиняющиеся непосредственно Главнокомандующему. Призрачная группа, почти мифически легендарная. Еще больше походит на безумие.

Старалась не смотреть на тело погибшей. Просто вышла из книжного, как можно скорей, не оборачиваясь в ту сторону.

— Ты как? — осторожно спросил Сэм, подойдя. Я качнула головой, сжав губы и опуская подбородок к груди, мол, не сейчас. Тот понимающе кивнул. — Скоро уйдем отсюда. Пока ты… — парень помедлил, — переодевалась, Роберт пытался связаться с другими своими людьми; оказывается, он еще кого-то ждет.

— И? — мысли стали тягучи, заторможены; я медленно осмысляла слова Сэма.

— Думаю, что скоро будут здесь, — Дорт попытался подбадривающе улыбнуться, но в моих глазах стояли слезы, и спазм сжал горло.

Я откинула голову назад и быстро заморгала. Взять себя руки. Успокоиться. Все завершится, придет в норму; это все временно — и слабость тоже временна, вызвана тотальным шоком. На секунду показалось, будто услышала чей-то тихий, почти не уловимый крик… Но, наверное, все-таки просто показалось. Тряхнула головой, шумно выдыхая через ноздри.

— Надеюсь, всему найдется нормальное объяснение.

— Если бы, — уклончиво проговорил Дорт. Что-то заскрипело, и мы с Сэмом, дрогнув, синхронно обернулись. К счастью, это была просто рация: Роберт достал ее и включил, стараясь поймать сигнал. Сердце мое колотилось так, что, казалось, пробьет грудную клетку и вырвется наружу.

Военные уже вернулись из обхода. Два, четыре, семь. Я всматривалась в их изнеможенные лица, смотрела на осунувшиеся плечи. Я ощущала их боль и их усталость. В один момент, меня тряхнуло каким-то холодом изнутри; вдруг представилось, что они видели этой ночью. Если даже они понесли столько потерь, если уж им страшно, то наше с Сэмом пребывание под землей действительно было даром свыше. Я, наверное, никогда не узнаю о том, что произошло там, наверху, в городе, ночью. По правде говоря, и не очень-то хотелось… Хватило тех ужасов, что предстали перед глазами тут.

Рация вновь заскрипела; Роберт недовольно пробурчал себе что-то под нос — по другую сторону никто не отвечал. Тот, с кем хотели соединиться, будто почувствовал негодующее состояние Роберта: через мгновение, сквозь скрипы и помехи, мы услышали голос:

— Да какого, сука, хера?! — громкий возглас, почти рык, прервался чередой выстрелов; послышалась отборная ругань. Я, опешившая, судорожно переглянулась с Сэмом. Рация зашипела и засвистела, — ты чертовски не вовремя, Сборт! На кой связываться каждую минуту?!

— Где вас носит?! — процедил Роберт, — уже давно должны были быть на месте!

— Уж простите, — съехидничали в ответ, — что не успеваю с точностью до секунды на вашу дружную пирушку, — еще один выстрел, — я тут стараюсь от этих тварей отбиться, а не шляюсь по улицам в свое удовольствие, — вновь раздались помехи. Мужчина на том конце сдавленно выдохнул, — я уже близко. Скоро буду.

Роберт хотел было разразиться тирадой, как вдруг замер.

–"Буду"? Ты один? — спешно выпалил он. Командир переглянулся с горгоновцами; один из военных сделал шаг вперед и волнение со смятением читались на его лице. Рация заскрипела.

— Я один, — последовал короткий ответ. Мужчина сказал еще что-то, но уже никто не разобрал, что: одни помехи.

— Крис? — проговорил Роберт в рацию, стараясь вновь соединиться. Но ответа не было. — Кристофер?!

На мгновение все помещение погрузилось в зыбкую тишину. Военные замерли на месте, Роберт все так же держал рацию поднесенной к лицу. На долю секунды его лицо помрачнело и осунулось, прежде чем он волевым движением выпрямился и окинул всех сосредоточенным взглядом.

— Мы поднимаемся и выходим. Сейчас. И заберем Криса по дороге, — добавил он прежде, чем сделавший шаг вперед Норман успел открыть рот. Голос Роберта был тих и тверд. Командир посмотрел на одного из горгоновцев, темноволосого мужчину с холодными голубыми глазами и шрамом над верхней губой; тот опустил подбородок к груди, сжимая и разжимая кулаки на руках. — Стэн, я…

Роберт не успел договорить. До наших ушей отчетливо донеслись с первого этажа звуки хрипения и чьих-то шагов. Медленных, будто человек еле переставлял ноги. Мы все замерли прислушиваясь. Я и не заметила, как вцепилась мертвой хваткой в руку Сэма, впиваясь в его кожу ногтями.

Нет, не было ни малейшего сомнения, что это были шаги; но шаги далеко не одного человека. И это жуткое, леденящее горловое хрипение… Лицо Сэма стало пепельным.

— Р..Роб..берт? — заикаясь, проговорил Сэм. Я чувствовала, как трясутся коленки. Как всю меня бьет крупная дрожь.

Командир"Горгоны", не отводя глаз, смотрел вверх лестницы, а я, точно прикованная, не могла пошевелиться, чтобы обернуться.

Роберт махнул пару раз рукой. Еще через мгновение нас с Сэмом рассоединили. Стэн, держа пистолет, подхватил под руку Сэма; меня притянул к себе Норман. Сборт первым начал подниматься наверх, а мы все, один за другим, следовали за ним. Военные двигались практически бесшумно, и все помещение заполнила шарканье, стоны и еще какие-то отвратительные звуки.

Ступенька за ступенькой. Выше и выше. Уже и я видела растущие тени на полу. Начала задыхаться, перед глазами все затряслось, и я бы бросилась назад, но Норман крепко держал меня, волоча за собой. Площадка перед нами была чиста, нужно было только подняться к ней, пересечь коридор до двери…

И вот, последний шаг. И я оборачиваюсь, чтобы окинуть взглядом весь коридор.

Чей-то визг заложил мои уши. Я не сразу поняла, что кричу сама. Выходя из дверей, павильонов, коридор заполняли они.