Капитанская дочка для пирата

Диана Билык, 2019

Коварный пират разрушил мой дом, раскрыл секрет моей семьи и виноват в смерти отца. Он украл мою жизнь! Но я отомщу и похищу его покой. Я соглашусь на опасное путешествие и доберусь до самых страшных тайн темной души врага. И у меня будет выбор: позволить ему умереть или полюбить его.Содержит нецензурную брань.

Глава 10. Энзарио

С ума меня сведет, пока бить начнет. И как бы ее не поранить? А то выдавить слезу снова вряд ли получится. Я же эмоциональный сухарь. Меня не разжалобить печальными глазками.

Ария облизывается. Вот же рыжая-бесстыжая. Сколько мужчин у нее было, что она бесцеремонно так телом светит? Бедрами качает, глазами пожирает. Фурия!

— Давай, Энзо. Иди ко мне быстрее, — приказывает.

Ну уж нет! Я первый женщину бить не стану, пусть она нападает.

А голосок у нее томный, тягучий, с легкой хрипотцой. Волосы шалят: выбираются из пучка, кружат над ее головой языками пламени, ласкают губы и липнут к щекам. Я замираю, задержав дыхание, и сомневаюсь, что правильное желание выбрал. Может, поменять пока она с духом собирается?

Лезвие сабли качается, а ветер подхватывает ткань рубахи и открывает обнаженные длинные ножки, мельком показывая мне волнистые волосы ниже пупка. Тьма забери меня, но это круче клинка — удар в самое сердце, и хочется прыгнуть с разбега в воду. Пойти на дно и никогда не всплывать.

Я резко выдыхаю, когда она пропадает из поля зрения. Была и нет ее!

Краем глаза замечаю движение справа и через секунду сталь сталкивается со сталью, а я ловлю совершенно безумный взгляд. Будто какой-то морской демон выглядывает из темной синевы девичьих глаз.

Фурия отклонялся назад и бьет снова, метит ниже, в живот, но я отвожу и этот удар.

Не нападаю, просто играю.

Не хочу ранить, не надо оно мне. Выхаживать еще потом, лекарства тратить! Слезы выжимать. Еще чего!

Тело девчонки смазывается, будто свет размывает четкие контуры.

Крутится и вертится, как уж, не ухватить и не достать. Пробует мою защиту тут и там, но силы не хватает.

Хочу уже просто закончить этот цирк подсечкой, а фурия внезапно перекидывает клинок в левую руку и рассекает воздух прямо у моего горла. Волосы взмывают вверх, окутывая ее кровавым облаком.

Фурия рвется вперед и с разворота впечатывает пятку мне в живот. Удар сильный, почти отчаянный, я отступаю и успеваю отбить летящее в голову острие сабли.

Девчонка изворачивается, но слишком медленно. Виду не показывает, что устала, но вижу, как пот струится по лицу, как расширяется туманная муть в голубых глазах. Ее рана еще не зажила, а использовать в бою больную руку — приговор.

Резко подавшись вперед, хватаю тонкую щиколотку и дергаю в сторону. Ария теряет равновесие и валится на нагретые ойсом доски.

Возвышаюсь над ней, прижимаю ногами бедра с двух сторон и одним движением отбрасываю в сторону ее оружие. Слегка касаясь высокой груди острием, веду саблей вдоль гибкого тела — вниз. Ткань рубашки трещит под лезвием, а мне кажется, что я умираю — так хочется увидеть снова молочно-белую, как снег на острове Сванж-атум, кожу без этой тряпки.

Губы горят от желания собрать с ее лица капли пота, а ноги немеют, потому что жар взрывается в паху и толкает меня на безумное желание. Морская тварь сожри меня!

Ария дышит тяжело, рвано. И смотрит зло, отчаянно. Убить была готова. На самом деле пыталась это сделать. Вот она причина ласки и искушения, вот почему так вела себя: чтобы в момент моей слабости проткнуть клинком грудь.

— Считай, что я щедрый, — яростно бросаю ей в лицо. — И позволю тебе проиграть без платы, — отступаю и иду, нет, бегу в каюту. Теперь точно нужен холодный душ. Ледяной! Я не насильник, не собираюсь ее принуждать, потому придется из себя эту дурь вытрясти.

Дверь в душ закрываю, не хочу, чтобы снова спину взглядом сверлила, когда приползет в каюту. Хитрая, мелкая паршивка!

А играла-то как! И мягкой могла быть, и зубы показывала, когда нужно. Расшатывала меня, рвала на части, под кожу лезла. Слабое место искала?

Закрываю воду, когда холод уже невозможно терпеть.

Распахиваю дверь рывком и вижу девчонку у входа. Хочу уколоть ее злым словечком. Сделать больно, но она не поднимает глаз, движется, как сомнамбула. Придерживает рукой больное плечо, пальцами в ткань впивается. Губы мелко подрагивают и шепчут что-то, но на таком расстоянии слов не разобрать.

Вскидывает голову, а во взгляде боль и мольба.

А через секунду она падает, даже не пытаясь смягчить удар и тяжело прикладывается головой о доски пола.

Бренное человеческое тело: сколько не ершись, силы все равно кончаются.

Ария теплая и в моих руках кажется легче кошечки. Волосы скользят по руке и прилипают к еще мокрой коже.

Кладу ее на постель и долго смотрю в никуда. Только через минуту ловлю себя на мысли, что любуюсь ее лицом и вытираю пальцами испарину. Нежная. Хрупкая. Только с виду сильная.

Как Мирида, когда ногу сломала, а все шла по дороге и терпела невыносимую боль, боясь мне признаться. Боясь потревожить. Боясь показаться слабой. Спорились тогда всю дорогу, как подвернула стопу, я и не заметил: слишком занят был своими переживаниями. Ее отец отказался давать благословение на брак, а я взял и украл девушку. Вырвал из семьи и увез на корабль.

Больше они ее не видели, да и она их. Плакала по ночам в подушку, я знаю, что скучала, но никогда не говорила об этом и не жаловалась. Потому что любила, верила в меня, а я…

Отстраняюсь от Арии и стискиваю кулаки в волосах, до хруста эмали давлю зубы. Боль физическая для меня ничто, боль потерь давно выела в груди дыру. До сих пор помню, как жена умирала, тот день перед глазами стоит. Ненавижу себя за это. И никогда не обреку эту девочку на тоже самое. Пусть лучше я тресну пополам от дикого вожделения, чем трону ее пальцем.

Укрываю Арию пледом, стараясь не смотреть и не ласкать ее тело взглядом. Получается с трудом, с напряжением, что опоясывает поясницу.

Закрывая каюту на ключ, надолго ухожу на палубу. Зову команду и даю им такой разгоняй, что они не знают, куда деваться. Ворчат, стонут, но делают.

Риччи крутится возле меня, осуждающе мотая лохматой светлой головой и озадаченно потирая бороду, но я отмахиваюсь от его немых нравоучений и ухожу в кухню. После долго вожусь с тросами для парусов и пропадаю в своем маленьком тайном логове возле мостика.

Возвращаюсь в каюту, когда ночь опускается на морскую гладь и раскрашивает воды оттенками индиго.

Пюре из овощей и печеная рыба на подносе. Я готов поставить девушку на ноги, но как дочь. Хватит с меня любви: наелся. Не в этот раз.

В каюте тихо. Полумрак ползет за ногами и кутается в ее алых волосах. Она спит. Или делает вид.

Девчонка на бок переворачивается, спиной ко мне, и что-то бормочет. Сжимается, будто в ожидании удара, коленки к груди подтягивает и шарит по кровати рукой: ищет что-то. Хватает краешек пледа, притягивает к себе и устраивается удобнее. Сжимает его, как друга, что способен спасти от морских демонов и дурных снов.

Я слышу тихие всхлипы, но Ария не пытается встать. Замирает каменным изваянием и плачет во сне.

Бикуль

Хозяйки давно нет. Очень-очень давно.

Запахи повсюду. Неприятные, колючие, едкие, маслянистые, прогорклые, всякие-всякие.

Темно вокруг. Страшно немного, но за хозяйку страшнее.

Считаю секунды. Когда надоедает, начинаю мерить время минутами. Потом уже и часов оказывается мало.

Стараюсь не двигаться. Хозяйка приказала! Хозяйка спасла от большого человека, знаком велела не выходить из душной и тесной конуры.

Большой человек странно пах и странно двигался. От него веяло старостью. Не такой, как от отца хозяйки. Тот пах увяданием, скорым концом. А от большого человека несло застывшей древностью. Наверное, так пахнут те насекомые, что навечно заперты в янтаре.

Еще он весь пропитался давней тоской и солью морей. И немного жареной рыбой.

Хожу из угла в угол, когда кто-то заглядывает — врастаю в потолок. Света совсем мало, и меня никто не замечает.

Проходят дни, и я слышу лязг металла и чую кровь. Крик большого человека, грохот. Через час его люди носятся из стороны в сторону, и я чуть не попадаюсь одному на глаза.

Запахи будоражат, я могу ощутить и запах хозяйки. Теряюсь, дрожу, потому что пахнет она смертью и усталостью. Горькой кровью, чужим телом и ненавистью.

Нельзя ждать!

Не могу ее оставить. Прости, хозяйка, но я иду!

Энзарио

Не хочется ее будить, но она истощилась. Не ела весь день. Потому я подхожу и сажусь рядом. Слегка касаюсь ее горячего плеча.

Девушка вздрагивает и распахивает глаза.

— Я тебе поесть принес, — говорю нейтрально и показываю на стол.

Карта давно схлопнулась: стоило крови обсохнуть на амулете. Чтобы ее снова раскрыть, нужна свежая рана. А мне и хочется, и колется.

Ария отворачивается и смотрит в противоположную стену.

— Я не голодна, Энзо, — тяжело вздыхает. — Ты хороший боец. Было глупо на что-то надеяться.

Осторожно провожу по ее руке. Дружески, а у самого кровь стынет в жилах от волнения.

— Ты просто слаба. Вот подлечишься и выпотрошишь меня. Будешь смеяться и ликовать над моим трупиком, можешь даже сбросить его с борта «Искры» — разрешаю. Но для этого нужно набраться сил. Сейчас, я подам, — встаю и натыкаюсь на два пламенных огонька в углу. Люнны испуганно ютятся под потолком, лишь слегка разбавляя мрак комнаты мягким золотом, а это другой источник света.

— Я больше не буду пытаться. Соглашение есть соглашение. Заберешь свое сокровище, вернешь меня в ближайший порт и можешь плыть, куда душа пожелает.

— А чего твоя душа желает? Поделишься? — подхожу осторожно к месту, где только что видел золотистое свечение, и всматриваюсь в темень.

Она медленно ползет на потолок: слышится слабое шуршание по дереву.

Щелкаю пальцами, заставляя люнны вспыхнуть. Рык пробивает слух, и жаркий воздух летит навстречу. Я отшатываюсь, но слишком медленно — молниеносный рывок противника, и колючая плеть рассекает щеку. От неожиданности припадаю на колено.

— Что за?…

Девчонка кричит. Вскакивает на ноги и мчится к груде листьев и лиан. Вот же морские демоны!

— Бикуль, отпусти! — приказ такой властный и резкий, что я невольно дергаюсь, будто он предназначен мне.

Зеленая плеть, как игла, протягивается через всю каюту и, разрезав рубашку, прошивает грудь насквозь, точно нож масло.

Оседаю. На коленях стою перед маленькой рыжей фурией и, беспомощно хватаясь за ветку, пытаюсь ее вытащить.

Будь свобода возможной, я бы порадовался, засмеялся, возликовал.

А так только рычу от боли. И злость, что не разглядел опасность, заливает мир черным киселем. Падаю в сторону, точно срубленное дерево, и почти касаюсь губами крошечных ножек девушки. Отключаюсь, как только сердце пропускает удар.