Киндер-сюрприз для декана

Джина Шэй, 2022

Что должен сделать порядочный бывший, узнав, что ты от него утаила ребенка?Устроить скандал, бугурт, некрасивую сцену, потому что его, бедняжку, обидели!Свалить в закат, и никогда на нем не отсвечивать – потому что три года без него как-то справлялись, и дальше проживем!Ни в коем случае не переезжать следом за тобой, лишь бы почаще видеться с ребенком! И не селиться в квартиру напротив! И не расстраивать твою свадьбу!Что делать, если мой бывший не был порядочным, и не собирается им становиться?Содержит нецензурную брань.

Глава 4. Юлий

Иногда мир настолько охреневает от происходящего, что только и остается — цепляться за отдельные звуки как за якорь…

Дзинь — мягко позвякивают двери лифта, разъезжаясь на первом этаже.

Хлоп — моя собственная ладонь, что падает на шероховатую декоративную штукатурку стены, чтобы хоть какая-то опора была под рукой.

— С-с-сука, — безадресный выдох, чистая кипучая эмоция, которую просто необходимо вытолкать из груди.

— Извините, — мягкий женский голос звучит над моим плечом негромко, но настойчиво, — вы не могли бы не выражаться в общем холле? У нас здесь много посетителей с детьми.

Оборачиваюсь, вижу очень стройную русую мышку в темно-синем строгом костюме. На бейджике должность «администратор» и имя «Зоя». Девушка смотрит на меня с укоризной.

— Простите, — выдыхаю вымученно, — чувствую себя не очень. Вырвалось.

— Пусть больше не вырывается, — Зоя говорит со мной строго, как с ребенком из детского сада, но все-таки сменяет гнев на милость, — вы и вправду выглядите неважно. Вызвать вам врача?

— Не надо, — хриплю и отталкиваюсь ладонью от стены, на которую опирался, — я оклемаюсь.

Сказать легко. Только противная слабость от удара шокером до сих мелко сводит мышцы. И черные точки эти в глазах…

Но мне надо вернуться в ресторан, там остался Антон, он до паники боится оставаться один. И отойти на несколько минут — ладно. А уехать, не дай бог, на скорой и оставить его одного…

Да, определенно, Холера обогатила свой арсенал новыми приемчиками.

Шокер… Надо же…

Чего не ждал, того не ждал…

— Вам водки налить? — услужливо подскакивает бармен, когда я тяжело забираюсь на высокий барный табурет. Пожалуй, слишком высокий для того, у кого такая тяжесть в ногах, но признать свою слабость мне оказывается невозможно.

— Только воды, — покачиваю головой.

Выпил бы на самом деле без оглядки, но я за рулем и с ребенком. Тоха уже видел в своей жизни отца-алкоголика, и слишком хорошо помнит, что это такое. Не буду вызывать у пацана лишний раз эти ассоциации.

Когда его папаша соблаговолил явиться в суд, на котором его лишали родительских прав — Антоний съежился в комочек между мной и Верой. Старался, чтоб «родитель» не заметил его совсем.

А для того, чтобы он осмелился заговорить с судьей, мы оба стояли с ним рядом. Спасибо тетке из органов опеки, что она и это попросила занести в протокол — что Антон биологического папашу до смертных колик боится.

Легок на помине — Антоний, карауливший мое возвращение у стеклянной стены детской комнаты, вприпрыжку несется через зал ресторана. Забирается под руку, обнимает за пояс. Беспокоился, птенец! И так по жизни тревожный, после похорон матери он стал паниковать из-за сущих мелочей. Я предпочитал даже в школу за ним приезжать за пять минут до конца урока, потому что если я опаздывал — мог потом полчаса искать, под какую парту в школе забился перепуганный Антошка.

— Ну что, братец, какое мороженое ты хочешь? С шоколадом или с карамелью? — мягко щиплю Антона повыше плеча.

Он отвечает не сразу. Молчит, пыхтит жарким дыханием мне в рубашку, а когда заговаривает наконец — о мороженом не говорит ни слова.

— Пап, а та тетя… Ты хочешь жениться на ней вместо мамы, да?

Вдох-выдох.

Воображение — гнилая паскуда, на скорую руку набрасывает перед внутренним взором эскиз в белых тонах.

Белый корсет, страстно обнимающий хрупкий девичий стан. Нежный пышный подол, кружащийся по кругу. Темные волосы под тонкой сеткой фаты. И сама она, подносит к дивным своим губам нежный букет из незабудок. А губы смеются…

Ком в горле разрастается с каждой секундой все сильнее.

Просто потому что сложно представить невесту, которая будет красивей.

Я и три года назад так думал, но сейчас…

Казалось бы, что может произойти с девушкой за три года?

Она может поправиться, похудеть, заболеть, сменить стиль, неудачно покраситься.

А еще — она может созреть.

Как ягода вишни — налиться сочностью красок на всех волнительных изгибах.

Три года, жалких три года… И когда стервозная девчонка успела стать женщиной? Да еще и такой, от которой у меня в зобу все дыхание сперло?

Раньше просто её хотел, до озверения.

Сейчас — в считанные секунды очутился в шкуре ревнивого сопливого мальчишки.

И вместо нормального взрослого разговора… получил шокером.

Поделом!

— Папа, — Антошка пыхтит и теребит меня за рукав, — так что? Ты хочешь жениться на той тете?

Интересно, как дети это ощущают? На каком простейшем эмпатическом уровне это для него очевидно?

— Я бы хотел, малыш, — покачиваю головой, — но она не согласится.

— Из-за меня, да? — Антон мрачнеет еще сильнее. — Тетя Наташа говорила, что только дура согласится чужого приемыша воспитывать.

Ох, уж эта тетя Наташа из квартиры сверху…

Многодетная мамаша, которая и слыхом не слыхивала про планирование семьи, и с кулаками бросалась на наряд полиции, приехавший за её дебоширом-муженьком. Ей бы про свою семью думать, а не лезть в нашу.

Ладно, зайду к ней после того, как уложу Антона. Скажу пару ласковых.

— Нет, Антоний, — у меня выходит ухмыльнуться, но как-то кривовато, — думаю, ей-то ты бы как раз понравился.

— А чо ей тогда надо? — бесцеремонно интересуется Антоний, у которого все просто, как табуретка. И поди-ка ему объясни, что я и сам с удовольствием задал бы Холере этот вопрос.

Вместо ответа щекочу Антона в бок.

— Мороженое. Ты не выбрал. Или ты другой десерт хочешь?

— А тут есть? — Антон заинтересованно высовывает нос у меня из-под руки.

— Вон, целая витрина десертов, — киваю к дальнему краю барной стойки, — дуй, выбирать.

Боже, благослови сладкоежек. Их так просто отвлечь от того, что на их неудобные вопросы кое-кто не хочет отвечать.

Черт бы побрал этот шокер.

Тело, испытавшее шокирующие ощущения, еще некоторое время будет дергаться от каждого чужого движения.

А уж от вибрации телефона в кармане брюк я чудом не подскакиваю.

Что, неужели Холера так быстро прислала обещанную декларацию?

А нет.

Это Васнецов.

Птичка-обломинго тоскливо покрякивает у меня за плечом. Я отчаянно хочу замотать её клюв скотчем. У принятых три года назад решений обратной силы нет.

А Холера…

Она верно сказала. Нас ничего не связывает. Как бы меня ни бесил этот факт.

— Ну и как оно прошло? — Васнецов звучит так, будто уже готов выезжать, чтобы под покровом ночи вынести из гостиницы труп убиенной Холеры в каком-нибудь ковре.

Я стреляю глазами в сторону Антония, но он накрепко влип — наморщив лоб, отчаянно выбирает между клубничным чизкейком и яблочным пирогом. Это вечный выбор, он во время этих страданий ничего не слышит.

— Хреново прошло, — и все-таки я выкручиваю голос и спускаю почти до шепота.

— Не удалось поговорить?

— Ну, почему, — ухмыляюсь криво, — удалось. Только разговор пошел через одно место.

— Она показалась мне сегодня серьезной, повзрослевшей, — задумчиво роняет Егор, — неужели только показалось?

— Она ни при чем, — признаю неохотно, — это я… не сдержался.

— Ты? — удивленно произносит Васнецов.

Удивительный человек. Иногда мне кажется, что он обо мне слишком хорошего мнения. А ведь столько лет меня знает.

— Она была не одна, в гостинице, — мрачно откликаюсь, ломая пальцами зубочистку, — я это… не оценил.

Это, конечно, краткое описание спектра прошедших через меня эмоций. С самого начала, когда она тянула руки к тому мажористому утырку. В процессе, когда он прикасался к ней, разминал хрупкие плечи, прикрытые лишь тонкими лямочками её сарафана, целовал…

Я даже не задавался вопросом, что она могла в нем найти.

Парня этого я видел в ресторане и до того, как он вышел в соседний зал. И официанточки от него млели, только так. Кажется, парочка чуть не подралась за право его обслуживать.

Если вывести деньги из уравнения, на стороне нынешнего кавалера Холеры однозначно была молодость и независимость. И я не мог этому ничего противопоставить.

Внутри — темно и голодно. Мне бы сейчас Холеру, я бы выпил её кровь до последней капли. Она сделала выбор, я сделал выбор…

Только Антошкина светлая макушка и помогает уцепиться и удержаться от очередного приступа ярости. Я помню, что выбирал. И сразу понимал, что обратного пути не будет.

— Может, и хорошо, если она не вернется, — устало замечаю, — пока она у нас училась, было даже слишком весело.

— Ну, конечно, — саркастично парирует Васнецов, — конечно, хорошо. Хорошо, что автор проекта, который можно подать на президентский грант, выбирает другой университет. Ну и сколько годных абитуриентов после её победы зимой рванет поступать в СПАТУ, а не к нам?

Да, я знаю, на что он надеялся.

На то, что я уже переболел.

На то, что я выкручу на максимум обаяние и дипломатичность и залью Холеру медом по самые уши, чтобы она не забирала документы из МСТУ.

Потому что мы оба видели конкурсный проект, благодаря которому Холера этой весной засветилась на одном из федеральных студенческих конкурсов. Амбициозный, дерзкий, смелый проект, сделанный на конкурс «ЭкоСтолица». Пусть сыроватый — но проработай, углуби, отшлифуй — и хоть завтра неси в Москва-Сити, соблазняй инвесторов.

— Чего ты хочешь от меня, Егор? — спрашиваю отстраненно, сдвигаясь ближе в сторону кассы. Там Антон уже выбрал пирожное, и бармен его даже уже ему подал вместе с маленькой ложечкой.

— Юл, мы оба с тобой знаем, что ты можешь уболтать кого угодно, если захочешь.

— Если захочу! — подчеркиваю бесцветно, оплачивая счет за десерт.

— Так захоти! — в голосе Васнецова начинает греметь гром. — Умная девочка, роскошный проект сотворила. Ты что думаешь, университет согласен упускать премиальные инвестиции?

— Да нет, не думаю, — откликаюсь невесело, — но она забрала диплом. У нас больше нет официальных поводов с ней встречаться.

— А неофициальных ты, конечно, придумать не можешь?

Могу. Но не хочу.

Просто потому, что сегодня хлебнул больше ядовитой горечи, чем могу осилить.

Потому что еще три года назад решил — как вышло, так вышло. Она — ушла. Я не смог объяснить ей свою ситуацию. Значит, нет никакой необходимости жалеть об упущенном.

Я и тогда не смог примириться с мыслью, что Антон может попасть в детский дом, а сейчас…

— Так, а за получение сертификата она расписывалась?

— Это ты должен был дать ей тот журнал, — напоминаю я.

— Да-а-а?! — у Васнецова, нужно сказать, первоклассно получается отыграть удивление. — Какой же я забывчивый, оказывается. Вылетело из головы. Но ты ведь сможешь завести его ей.

— Ты тоже можешь, — хмуро парирую я, а Антон тянет меня за рукав и показывает какой-то разноцветный флаер. Что он там насмотрел? Цирк, что ли, какой?

Я тянусь за цветной бумажкой.

— У меня нет твоих рычагов, Юл. Не ко мне эта девочка была неравнодушна. Не из-за меня она переводится. И потом, я уже пытался её уговорить. Не вышло. Так что давай. Заедь ко мне за журналом, и официальный повод для встречи у тебя есть. А что касается новых контактов…

— Не надо новых контактов, — перебиваю Васнецова, до того, как он сдал мне все пароли и явки.

Будь у меня новый номер Холеры — я ведь непременно ей позвоню. А я еще эту порцию ядовитой тьмы не переварил.

— Ты знаешь, как с ней встретиться? — удивленно переспрашивает Васнецов.

— Ага, знаю, — откликаюсь эхом и добавляю быстро, — мне нужно ехать, созвонимся завтра.

Наверное, я сбрасываюсь слишком резко.

Пусть.

Просто еще чуть-чуть — и Васнецов услышал бы, как предательски скачет у меня голос.

А он… Он уже начал садиться, как только я рассмотрел флаер поближе.

— Это она, да, пап? — Антон снова и снова дергает меня за рукав. — Её Катя зовут, да?

— Да, малыш, — ему отвечаю обреченно.

Там на флаере стоит в обнимку с книжкой она.

Красивая настолько, что взял и придушил бы.

«Катя Диамант — презентация новой книги серии «Детектив Нахлобучко».

Завтра.

В этом ресторане.

Интересно. Неужели на её книги будет больший спрос, чем на её грязные танцы у пилона?