О чём рассказали картины

Денис Смоляков, 2022

О чём думают персонажи известных картин? Кто они? Чего хотят? Этот сборник – попытка наполнить теплом каждый штрих знакомых полотен.Пятьдесят одна картина – пятьдесят одна история Большинство из них вымысел, некоторые основаны на глубоком изучении истории создания.

КНИЖНАЯ ЛАВОЧКА

Братская размолвка, взаимные обиды — горькие, сказанные в горячке спора, слова не дают покоя, саднят, беспокоят душу. И вроде бы, решили примириться друг с другом, простить по-семейному, келейно, старые грехи, но нет ни ладу, ни мира.

Казалось бы, прошло уж более тридцати лет, а вот поселился в сердце зловредный холодок пропасти, разделяющей близких некогда, людей и не даёт увидеть тепла с другого берега.

Кирилл Митрофанович Лыткин неспешно брёл домой после ранней литургии в Трифоновском монастыре, но легкости, той, что была прежде не было и в помине.

Даже сегодня, в праздник Преображения, не может он с прежней, детской радостью переступить порог храма.

В который раз, опять и опять, старая рана источает боль утраты веры. Того удивительного светлого единения, той мечты быть частью мира, где он счастлив, уважаем, любим и Богом, и людьми. Как тяжело было сделать этот шаг — переступить через себя, попросить прощения и обрести его, но не найти прощения в себе. Как же он смеет переступить порог храма?

Конечно же он его переступает, несмотря, на то, что он — будучи ещё мальчишкой, набедокурил, стащил булку в рядах и попал прямо в лапы урядника. Стыд-то какой: сын священника, старший брат готовиться сан получить, средний в семинарии, а он — воришка.

Хорошо, что батюшка не видел этого позора, схоронили его за месяц до того случая, да ему и братских укоров было достаточно. Вот тогда-то и прозвучали те слова, разделившие братьев.

— Хороша семейка: старший поп, — в сердцах сказал старший, Сашка, — средний неуч, а младший в разбойники подался.

— Зря ты так, — рыкнул средний, Сергунька, — видишь, ему и самому несладко, а тут ты ещё.

— Тоже мне пират-ушкуйник, — продолжал кипятиться Александр, — герой — добытчик!

Это и стало последней каплей. Всё, что было потом Кирюшка помнил плохо. Молча встал, накинул потертый, перешитый и укороченный покойной матушкой армяк, повернулся в красный угол к иконам, перекрестился и вышел.

Сергунька выскочил следом, давай уговаривать, но младший лишь обнял брата на прощанье и ушёл.

В Нижнем Новгороде примкнул к ополченцам и отправился «турку бить». Но пока добрались мир был уже подписан. Вновь скитания, но уже осмысленные — надо учится. Подрядился бегать офеней, разносчиком всякой мелочи, коробейником, дорос до лавки, женился.

Вспомнив о любимой Меланьюшке, Кирилл Митрофанович, начал оттаивать и ускорил шаг — без утренней трапезы и торговли не будет. Старые привычки самые надежные.

Уже подходя к дому, он почуял этот волшебный аромат гурьевской каши, такую умела делать только Меланья: брала несколько круп, вымачивала, парила-варила, добавляла ягод и запекала.

Его жена была при кухне сызмальства, сперва при барской, потом при монастырской, а потом даже в ресторации помогала и теперь все свои знания дарила мужу и детям.

С Александром они встретились, лишь раз, перед их свадьбой Мелашей, лет шестнадцать назад. Тот заехал на могилу к родителям — уезжал на Кавказ, полковым священником. Поговорили, повинились друг перед другом, даже обнялись на прощание, но прежнего тепла не было, будто лёд сковал. Он помнил, как сильно изменился брат, из прежнего Сашки-Алексашки превратился в загадочного витязя, что защищает дом свой и людей своих. А он так и остался чужим, ложкой дегтя в бочке мёда счастливой семьи.

Теперь уже его дети уехали в Нижний, в ремесленное училище, в инженеры рвутся. Учёные и проказы у них такие же, мудреные. Привезли, на Рождество, матери ходики, а те, как засвистят к полуночи, чисто воров ловят. Отец с матерью в сени, а эти на лавке от хохота заливаются, разве что не хрюкают. Родители, вернувшись хотели всыпать шкодятам, но увидев их лица захохотали вместе с ними — дети, это радость.

Плотный, хоть и постный завтрак, поднял настроение. «Жаль конечно солнышка мало, — размышлял Кирилл Митрофанович, выходя на крыльцо, — значит, торговля будет не ахти какая, ну да и то ладно — с голоду не пухнем, по миру не побираемся и то, слава Богу».

В левой руке он держал бумажный свёрток источавший аромат свежих пирогов — праздничное угощение его «работникам», паре мальчишек беспризорников. Один «деповский» Сенька, обитает в мастерских паровозного депо, где прежде работал его отец, другим был рыжий Гришка, такой же круглый сирота, живущий при мельнице. Оба непоседы и страсть как хотели разбогатеть.

Кирилл Митрофанович давал им небольшие поручения отнести книгу или посылку, делал им подарки, угощал стряпней Меланьи, а та уж и рада помочь ребятишкам. Он даже предлагал обоим поселиться у них, но друзья отказались.

Вот и теперь они демонстративно вытянулись во фрунт и дружно поприветствовали его: «Здрасть, Киртрфаныч»!

Выдав гостинцы сорванцам и добавив по пятачку на чай, Кирилл Митрофанович принялся открывать лавку.

Многочисленные лубки со сказками, пословицами, наставлениями, рецептами — на любой вкус. Мелочь, но без неё на ярмарке никуда — останешься без штанов. Книги начнут продаваться, когда приедут семинаристы, это он сам помнит. Хочешь хорошую оценку — беги за книгой.

«Эх, Сашка, где ж ты теперь? Жив ли»? — подумалось ему, и уныние было готово вновь захватить сердце, но не успело — появился покупатель.

Первый покупатель самый важный — не важно кто это, но ежели купит не торгуясь — добрый знак: день будет удачным.

"Селянин, приехал на заработки, рубщиком сучьев, его первый выезд в город" — привычно отмечал про себя Кирилл Митрофанович.

«Пойми кто перед тобой и продавай что угодно» — говаривал его наставник на пути коробейника.

"Этому надо «ученый гостинец, что в деревню офени не носят». Теперь главное не спешить, чем дольше стоит перед прилавком, тем больше заплатит".

— Что эта картинка стоит? — спросил мужичок, деловито поправляя топор за спиной, скорее для солидности, в смысле: «я человек занятой — мне некогда».

— Это лубок со сказкой «про репку», «двугривенный» и по рукам, — ответил миролюбиво, но без заискивания продавец, и сразу же заставил сомневаться будущего покупателя — Подарок для малютки желаете?

— В избу хочу повесить, — ответил мужичок, обрадовавшись доброму слову и равному отношению умного человека.

— В избу надо чего-то поболе, — сказал Кирилл Митрофанович, не выказывая никакого желания предлагать, — детские шалости у коробейников можно найти.

Замечание заставило покупателя встрепенуться, взгляд начал блуждать по ликам картонных иконок, купеческих частушек и фривольных наяд.

— А вот эта про что?

— Песнь о купце Калашникове. Не уверен, что ее на стенку можно вешать — беспокойная очень.

Крестьянин опять начал шарить глазами по всему товару — уйти без покупки нельзя, неловко как-то, человека беседой беспокоил, но и покупать абы что не годиться.

Наступал тот момент, который ждал Кирилл Митрофанович и абсолютно спокойным, практически безразличным голосом сказал:

— Тут кому что нравиться. Кому-то кони, кому-то рыбы, некоторые яблоки выбирают. Мне, к примеру, птицы нравятся.

В этот момент, подтверждая его слова, на крышу лавки, громко хлопая крыльями, села стайка голубей и принялась деловито выяснять отношения. Хозяин лавки мысленно поблагодарил пернатую семейку за поддержку — «денежки что голуби: где обживутся, там и поведутся».

Появились мальчишки, но увидев «покупателя», тихонечко принялись разглядывать «детские» лубки. А «покупатель», увидев интерес к лубкам даже у таких босяков, все более нетерпеливо перебирал большие листы.

— Что-то не вижу птиц, — сказал он недовольно.

— Так вот же, перед вами, — ответил Кирилл Митрофанович, — Тут Царевна-лебедь, тут Финист-сокол, тут языческая Мать-утя…

Краем глаза Кирилл Митрофанович заметил появление новых покупателей — добрый селянин: попросит — уступлю.

— А вот эта? — спросил мужичок, вытягивая большой лист.

— Это легенда об Алконосте, — раздался знакомый с детства голос. Алексашка, постаревший и поседевший стоял, опираясь на свой иерейский посох, а рядом с ним стоял малыш лет пяти-шести, рыженький, деловито осматривающийся вокруг.

— Сие есть райская птица, — продолжил Александр, — Птица-озарение. Птица неунывающая и лучезарная, прилетает, аккурат на праздник Преображения, и стряхнув с перьев капли живой воды освещает яблоки, делая их целебными.

— Да неужто! — воскликнула старуха-странница у него за спиной.

— Пустые побасенки, — проворчала хозяйка мелочной лавки Васса Марковна.

— Сии сказки есть корни земли нашей, — по-отечески ласково, ответил батюшка.

Ошарашенный таким жарким ученым спором крестьянин, не торгуясь выложил деньги на прилавок и, бережно завернув лубок в тряпицу, с гордо поднятой головой отправился домой.

Отец Александр пропустил вперед странницу и Вассу Марковну, а потом обнявшись с братом сказал:

— Вот перевели в родную епархию, попросился в отцовский храм и решили мы с Кириллом Александровичем с ярмаркой познакомиться…

— Живой! Вот, счастье-то! — прошептал, едва сдерживая слёзы Кирилл Митрофанович.