Фиалки цветут зимой

Дельфина Пессан (2020)

Маргерит учится в выпускном классе и хочет помогать людям. Она получает направление на практику в дом престарелых Бель-Эйр. В отличие от большинства одноклассников, ее совсем не пугает работа с людьми преклонного возраста. В зависимости от настроения она каждый день меняет цвет своего парика и с каждым днем убеждается, что чувствует себя полезной и на своем месте. Виолетт, напротив, оказывается в Бель-Эйр не по своей воле. После того как она упала у себя дома, ей больше нельзя оставаться одной. И сын Виолетт перевозит ее под присмотр сотрудников дома престарелых. Пожилая женщина злится и негодует. Ее вынудили оставить любимый дом и сад, и теперь она должна терпеть заботу сиделок в своей тесной комнатке в «насквозь продезинфицированном месте». Но почему все же Маргерит все время ходит в париках? О ком беспрестанно тревожится Виолетт? Что она постоянно записывает в блокнот? Чередуя рассказы Маргерит и Виолетт, автор помогает читателю найти ответы на эти вопросы, ощутить всю гамму чувств и переживаний двух героинь и показывает, что истинная дружба не имеет возраста. Писательницей Дельфина Пессан стала не сразу. После окончания филологического факультета работала учительницей французского языка. Но постепенно стала сочинять истории. Сейчас она совмещает обе эти профессии. В своих книгах Дельфина любит затрагивать тему отношений между близкими людьми. «Фиалки цветут зимой» — лиричная современная повесть, речь в которой идет не только о заботе и понимании, но и об одиночестве пожилых людей. История дружбы в доме престарелых, возникшая между восемнадцатилетней девушкой и восьмидесятилетней дамой, будет интересна как подросткам, так и их родителям.

Глава 8. Незваный гость

Когда я проснулась, за окном было темно. С каждым выдохом изо рта вырывалось облачко пара. Чувствуя, что промерзла насквозь, я достала телефон — взглянуть на время. Час, я проспала целый час! Скоро вернется папа — представляю, что он устроит, если обнаружит, что меня до сих пор нет. Я вскочила с кресла, сбросив с себя плед. Плед тихонько пискнул. Я осторожно приподняла край и обнаружила под ним костлявого и грязного кота, совсем не похожего на откормленного котяру, чья фотография висит на стене у мадам Флоран.

И все-таки это был он, и он взирал на меня с негодованием.

— Репейник! Иди сюда, Репей, не бойся!

Надо было его поймать — решить эту проблему и поскорее вернуться домой.

Сейчас кот совершенно не соответствовал своему прозвищу. Весь взъерошенный и с прижатыми ушами, он забился в угол под креслом, сверлил меня зелеными глазами, и из его приоткрытой пасти вырывалось еле слышное рычание.

Я решила пойти на хитрость. Не пытаясь к нему приблизиться, продолжала звать кота по имени и при этом коварно пятилась к шкафу в прихожей. По дороге я играла в Мальчика-с-пальчика и разбрасывала кошачий корм, который с самого начала отыскала в буфете на кухне.

«Сначала думать, потом действовать», — всегда говорил мой папа.

Кот приподнял голову, навострил уши. Бока его двигались в такт дыханию, он очень давно не ел. Больше не обращая на него внимания, я порылась в шкафу в прихожей и нашла то, что искала, — пластиковую переноску с решеткой. «Он к этой штуке не очень-то приучен, — предупреждала меня мадам Флоран. — Я с ним почти никуда не выезжала — разве что к ветеринару».

Репейник настороженно умолк и дальше уже не двинулся. Я вздохнула.

— Ну ничего, попробуем еще раз.

Понадобилось не меньше получаса, чтобы наконец его поймать. Всю дорогу обратно я чертыхалась, потому что ручка от переноски больно впивалась в ладонь. Хоть этот котяра и был тощий как смерть, весил он целую тонну! Но хотя бы дергаться перестал. Оказавшись в ловушке, он сначала отчаянно мяукал, а потом зарылся под платок, который я сунула в переноску. Я его теперь и не видела — только комок бесформенный. Платок я нашла в гардеробе в прихожей, большой атласный квадрат, расписанный подсолнухами, — бабуля, похоже, всегда уважала цветы.

Ветер обжег мне щеки, я надвинула ушанку поглубже. И направилась к соседке. Мадам Флоран уверяла, что та непременно позаботится о коте. Ну конечно! Дверь Женевьев оказалась безнадежно заперта. Сколько бы я ни стучалась — сначала тихонько, а потом кулаком, — мне никто не открыл. Я подождала какое-то время, а нервы-то уже были на пределе! И что мне делать? Ведь я все-таки поймала наконец эту скотину кота и теперь ни за что его не выпущу! Мысль о том, чтобы оставить переноску у соседки на крыльце, была крайне соблазнительной, но я быстро от нее отказалась. А что, если никто не придет? Я же совсем ничего не знаю об этой Женевьев, а вдруг она, например, в круизе?

Не паниковать.

Я закрыла глаза и машинально провела рукой по парику. Шелковистые кудри проскользнули между пальцами, и внутри стало потихоньку расти спокойствие. Просто нужно принять решение. Я стала думать и прямо-таки физически ощутила, как в голове закрутились шестеренки.

О том, чтобы бросить кота на произвол судьбы, не могло быть и речи. Если переноску оставить на крыльце, на таком холоде чертов кот скоро околеет. Выход оставался один — везти его к себе.

Я поспешила на автобус. Но можно было не бежать — он, конечно, опоздал. На сегодняшнее приключение у меня ушло чуть ли не полдня, и, когда я явилась домой, папа уже был там. Именно в эту минуту скотина кот решил заорать, и я затаилась на лестничной площадке. Мои абсолютно логичные доводы вдруг перестали мне казаться такими уж безупречными.

Папа крикнул из кухни:

— Маргерит, это ты?

Конечно, это была я, тут, кроме нас двоих, вообще-то никто не живет. Я просипела: «Да-да, сейчас!» — и помчалась к себе в комнату в конце коридора. Сбросила куртку прямо на пол и открыла переноску. Сверток с подсолнухами не шевелился. Я шепнула: «Скоро вернусь, старик!» — бросила на пол горсть корма и бесстрашно отправилась на встречу с родителем.

— Что случилось? Почему ты так поздно? Какие-то проблемы?

Ну все, папочка включил нервный режим. Как только я нарушаю правила, он начинает стрессовать. С тех пор, как произошла Авария, он вечно на нервах. Изводит меня рекомендациями и бесконечными вопросами, смотрит искоса — пытается проанализировать. И я, ясное дело, постоянно чувствую себя так, как будто меня засунули в сканер.

Сначала мне было на всё плевать. Я отклоняла приглашения, отказывалась выходить, никого не хотела видеть. Вечно находила какое-нибудь дурацкое оправдание, чтобы не высовываться из комнаты. Хотелось до конца времен просидеть одной взаперти и в темноте.

А потом начался учебный год, и я познакомилась с Жюстин. Эта нахальная девчонка с невероятной внешностью и презрительной улыбкой вытянула меня из ямы. Мамина смерть зашвырнула меня в пропасть, а подружка сбросила веревку, чтобы вытащить меня на свет божий. И я потихоньку поднималась.

Когда я снова начала выходить из дома, папа, с одной стороны, был ужасно рад, но с другой — впал в панику. Советовал пойти прогуляться, а потом присылал по пятнадцать СМС в час, чтобы убедиться, что все в порядке.

Сегодня мне ни за что не вынести тяжести его взгляда. Я все думаю о том, чтó он сделал.

Приклеила на лицо улыбку.

— Две сиделки заболели, и я предложила немного задержаться.

Папа тут же купился на эту ложь. Ему только одно важно — чтобы я была дома, в целости и сохранности. А на то, что важно для меня, ему плевать.

Но он для порядка еще поворчал.

— Ты, конечно, молодец, но они как-то перегибают палку. Все-таки тебе всего семнадцать…

— Скоро восемнадцать, — возразила я.

— Неважно, все равно они не имеют права заставлять тебя работать сверхурочно.

— Но ведь ты сам вчера говорил, что они «заслуживают восхищения», потому что посвятили себя этой профессии.

Ну и опять пошло-поехало. Стоит ему сказать «белое», как я сразу говорю «черное». Я с ним теперь все время спорю, по-другому не бывает.

Как только я наконец определилась с учебным направлением, он тут же запротестовал:

— Почему бы тогда уж сразу в дворники не пойти? — Как будто профессии хуже просто не придумаешь! — Ты представляешь себе, какая у сиделок тяжелая работа? И к тому же очень грязная.

Он день за днем пытался меня отговорить. Каждый его новый аргумент становился кирпичом в стене, которая росла между нами. Я отвечала, что он ничего не понимает, что мы разговариваем на разных языках, а может, вообще живем на разных планетах! Мне так важно было почувствовать себя полезной, я хотела помогать другим, хотела что-нибудь для кого-то значить. А он видел только неудобный график и неблагодарный труд.

В тот вечер, когда нашелся Репейник, я предоставила папе возможность говорить одному, пока сама торопливо заглатывала макароны. Он глубоко вздохнул и пошел в гостиную — включать телевизор. На мгновение — совсем короткое — я подумала встать и пойти за ним. Представила себе, как мы сидим вдвоем на диване, я разливаю чай по чашкам, а он притворяется, будто не может решить, какой пакетик выбрать.

Как раньше.

Но жизнь так не работает. Я сунула грязную тарелку в раковину и вернулась к себе в комнату. Представляю себе, как бы папа озверел, если бы узнал, что у меня там прячется незваный гость.

Тоненький голосок в голове проговорил, что, возможно, отчасти именно для этого я и притащила сюда несчастного котяру.