Страстная ночь в зоопарке

Дарья Донцова, 2010

Наконец-то я, Виола Тараканова, в миру писательница Арина Виолова, стану всемирно известной! Накануне Нового года я получила приглашение в городок Бургштайн, где русские эмигранты Ольга и Роберт Волковы загорелись желанием издать мои книги. Владельцы издательства приняли меня с распростертыми объятиями и даже поселили в своем шикарном особняке, но их любезность вышла боком! Один из гостей Волковых, ресторанный критик со смешным прозвищем Нуди, уговорил меня устроиться в ресторан «Шпикачка» и разведать страшные тайны местной кухни. Как было не согласиться, если коварный Нуди пообещал мне за это потрясающий сюжет для романа? Но преуспеть в новой роли я не успела – в первый же рабочий день мой издатель Роберт упал замертво прямо на пороге «Шпикачки»!

Глава 2

Ольга всплеснула руками и объяснила, что Бургштайн расположен в центре Европы, до крупных городов из него недолго добираться на поезде. Местная аристократия хочет привлечь в него инвесторов, поэтому все будут рады, если Роберт, Оля и Борис откроют там собственное издательство. Борис уже провел разведку. Он давно живет в Бургштайне, хорошо знаком с элитой, мэром, его женой, главврачом больницы, владельцем банка, имеет репутацию безукоризненно честного человека. В Париже пробиться невозможно, а в Бургштайне дорога открыта.

— Издательство? — недоверчиво протянул Роберт. — Но ведь книги надо печатать! Нам придется искать типографию.

Оленька кивнула:

— Боря все устроил. В Бургштайне четыре газеты, три вполне тиражные, одна дохлая, ею владеет Макс Штрих, который собрался переехать к дочери в Америку. Максу девяносто лет, он недорого продаст нам здание редакции и печатающий комплекс. Брат уже договорился со Штихом. Правда, оборудование у него допотопное, но мы раскрутимся и приобретем современное.

— А где взять авторов? — недоумевал Роберт. — И какой профиль будет у издательства?

Ольга теснее прижалась к мужу.

— Советские авторы, их пока в Европе мало знают.

Роберт раскрыл рот, но жена зачастила:

— Ну послушай! В Европе и Америке живет огромное количество русских. Большинство из них хочет читать литературу на родном языке. Мы не совершили никаких преступлений, ну удрали из СССР, подумаешь! Можно попытаться наладить связи с Союзом писателей, предлагать литераторам контракты.

— Наивная ты моя, — пробормотал Роб.

— Ладно-ладно, — сказала Ольга, — вероятно, это глупость, но попробовать стоит. Думаю, мы договоримся с советской стороной. В том же Париже много людей, которые мечтают публиковаться, но пишут в стол, не имеют пока имени, их не переводят на европейские языки, не хотят вкладывать в неизвестного человека деньги. Понимаешь?

— Как никто другой, — мрачно кивнул муж.

— Вот! — обрадовалась Ольга. — У нас много потенциальных авторов!

Роберту стало смешно. В отличие от малообразованной балерины и ее брата, собачьего парикмахера, он понимал: организация издательства — дело сложное, затратное, никогда им его не осилить, лучше даже не начинать. Но задувать их энтузиазм ему показалось неправильным. Волков решил повести разговор так, чтобы супруга сама сказала: «Да! Мы не справимся. Давай останемся в Париже».

— У нас получится! — сверкала глазами Олечка. — Ты поверишь в успех, и его к тебе притянет.

— Ну ладно, — снисходительно сказал Роберт, — типография есть, редакция тоже, авторы принесут рукописи. Их напечатают, а как книги продать?

— Боречка арендовал магазин, — ответила Оля, — мы начнем с малого, дадим рекламу в эмигрантских газетах, разложим листовки в ресторанах, магазинах. Это только кажется, что Брайтон на краю света, на самолете наши книги туда мигом доберутся, мы покорим сначала Европу, а потом Америку.

Роберт ощутил раздражение.

— Твой брат весьма активен. Все уладил, договорился, снял, ну и зачем ему ты?

— Деньги, — загадочно ответила Оля, — бизнес заводить недешево! Боре денег не хватит, я должна внести свои!

Волков поджал губы:

— Квартиру в Париже продавать нельзя! Мы станем клошарами^[1], поселимся под мостом.

— Нет-нет, — замахала руками балерина, — я никогда не расстанусь с убежищем на Сен-Жермен.

— Ну и откуда тогда взять деньги? — устало спросил Роберт.

Оля хихикнула, подошла к старому комоду, выдвинула ящик, открыла второе дно, достала мешочек и высыпала из него золотые царские червонцы.

— Вот!

–……! — вырвалось у Роберта. — Откуда они у тебя?

Жена села в кресло и по привычке изящно скрестила ноги.

— Мама перед смертью нам с Борькой оставила, честно разделила между детьми и велела бежать из СССР.

— Как же ты их вывезла? — только и смог спросить Роб.

Жена ткнула тонким пальчиком в потерявшего вид плюшевого мишку, который всегда сидел на ее кровати.

— Зашила монеты в его животик, потом распорола.

— Так просто? — поразился Роберт.

— Ага, — по-детски кивнула Ольга, — я мишутку держала в руках. Таможенник спросил: «Это что за зверь?» Я ответила: «Мамин подарок, память о детстве, не могу его бросить». Ну, мне и велели: «Идите в самолет».

— Ты страшно рисковала! — запоздало испугался Роберт. — А что, если б на границе распороли игрушку, нашли золото? Знаешь, что делают с людьми, которые пытались из СССР драгметаллы вывезти? Гнить бы тебе в лагере до конца жизни.

— Но ведь прокатило! — воскликнула Оля.

— Нет слов, — разозлился Волков, — а Борис? Как он на это согласился? Что, тоже игрушку нес? И какую «реликвию детства» он вывозил? Самосвал или пожарную машину?

— Нет, — серьезно ответила Оля, — все золото хранилось в моем мишеньке.

— Истинный джентльмен, — язвительно заметил Волков, — предоставил сестре рисковать.

Всегда веселая, неконфликтная, совсем не скандальная Олечка покраснела и затопала ногами:

— Не смей ругать Борю! Ты его не знаешь! Он лучший на свете! Он не хотел зашивать червонцы в игрушку! Я знала, что меня не тронут!

Пораженный реакцией жены на его замечание, Волков сказал:

— Ладно, ладно, извини. Мне стало страшно, когда я вообразил, какая тебя могла ждать судьба.

Ольга села в кресло.

— Я всегда чую опасность! Мне накануне вылета сон приснился: я видела, как спокойно иду в авиалайнер, без проблем миновав контроль!

Волков крякнул.

— Могу предположить, что ни таможеннику, ни пограничникам не пришло в голову проверить медведя по одной причине. Они и помыслить не могли, что кто-то открыто понесет под мышкой плюшевого урода, нафаршированного золотом.

— У нас есть деньги! — перебила его Ольга. — Мы с Боречкой поклялись, что не профукаем мамино наследство по пустякам, залезем в запас лишь по особому случаю, и он настал! Сейчас или никогда!

Роб заерзал на диване.

— А зачем вам я? Какова моя роль в проекте? Я не обладаю ни связями, ни капиталом!

Олечка кинулась к мужу:.

— Милый! Ты главный! Без тебя проект умрет. Я умею танцевать, Боренька чудесно ладит даже со злобными собаками. Но в литературе мы профаны! Нужен главный редактор! Мозг издательства! Его сердце!

— Печень, желудок и прямая кишка, — усмехнулся Роберт. — Мы затеваем дичайшую авантюру. Три человека, ничего не смыслящие в бизнесе, решили захватить книжный рынок.

— Если не купить лотерейный билет, то и не выиграешь! — ответила Оля.

— Ладно, — согласился Роб, — я готов съездить в Швайнебург на разведку.

— Бургштайн, — сердито поправила Оля, — тебе там понравится.

На вокзале супругов встретил надсадно кашляющий Борис. Он прикатил на машине, почти ровеснице египетских пирамид, его особняк оказался крошечным домиком с двумя малюсенькими спальнями. На ужин хозяин подал тушеную капусту и посетовал на дороговизну сосисок. С каждой минутой настроение у Роба становилось все гаже и гаже, а Оля, наоборот, делалась все веселее.

— Что у твоего брата со здоровьем? — мрачно спросил Роб, когда они с женой остались с глазу на глаз в душной, но парадоксально холодной комнатушке.

— Ерунда, — отмахнулась Оля, — простудился. Не на что было купить зимнее пальто, когда сюда приехал. Боря перенес двустороннее воспаление легких, чуть не умер, но выздоровел, осталось лишь небольшое покашливание. Повезло ему.

— Да уж! — буркнул Роберт. — Сказочное везение.

— Конечно, — подтвердила Оля, — Боренька будет жить долго, кашель ему не мешает.

Волков отвернулся к окну и прижался лбом к стеклу. Как назло, в Бургштайне лил дождь, тушеная капуста вызвала изжогу, спальня с узкой кроватью казалась ему тюремной камерой. Борис выглядел убогим нищим, будущая жизнь представлялась отвратительной. К глазам Роба подступили слезы, и в этот момент жена обняла его и сказала:

— Милый, через десять лет мы на собственной яхте поплывем по океану, а в Бургштайне появится издательство, которое утрет всем нос. Надо верить в успех, и он непременно придет.

Яхтой Роберт с Ольгой так и не обзавелись, но не потому, что на плавсредство не хватило денег, а из-за морской болезни бывшей балерины. Это был единственный пункт Ольгиного плана, который остался невыполненным. Бедную женщину начинало тошнить, едва она вступала на палубу, поэтому про яхту пришлось забыть. Зато у Волковых теперь есть просторный особняк и красивый сад. В гараже стоят дорогие машины. Издательство «Роб» процветает. Нынче оно специализируется не только на литературе для эмигрантов из России, но и выпускает большое количество книг на разных языках, научных трудов, словарей, справочников, календарей.

Некогда купленная у Штиха типография превратилась в музей, а неподалеку от Бургштайна возник современный полиграфический комплекс, где работает почти все население разросшегося города. Большие оклады, социальный пакет, оплачиваемые отпуска, бесплатная медицинская помощь, детский сад. Сотрудники «Роба» пользуются многими привилегиями, количество желающих работать в издательстве и типографии превышает число вакансий. Роберт, ставший главой концерна, исповедует одно правило: эмигранту из России он работу находит всегда. Любой человек, постучавший в дом Волковых со словами: «Я прибыл из Москвы, у меня тяжелое материальное положение», моментально получает помощь.

Всех российских деятелей культуры от звезд до никому не известных, начинающих авторов, живших в особняке Волковых, невозможно вспомнить. В Бургштайне есть отличная гостиница, но ни один писатель из России там не останавливается, он гостит у Роберта, Оли и Бориса. Ярмарки книг, фестиваль поэзии, театральные представления по произведениям русских классиков — все это «Роб» организует, всячески пропагандируя литературу бывшего Отечества.

В этом году Оле исполнилось пятьдесят восемь лет. Роб чуть старше жены, Борис недавно отметил шестидесятилетний юбилей. Но не зря считается, что добрые дела молодят человека. Владельцы «Роба» выглядят максимум лет на сорок, они активны, занимаются спортом, не жалуются на здоровье и полны творческих планов. Правда, Боря по-прежнему покашливает, но это не мешает ему водить автомобиль, скакать на лошади по кличке Марта и работать от восхода до заката.

Бургштайн незаметно превратился в центр российской эмиграции, а местное население поголовно освоило язык Пушкина. В любом учреждении, магазине или кафе найдется служащий, который с легким акцентом произнесет на русском:

— Здравствуйте! Чем могу служить?

Едва я приехала в Бургштайн, как меня окружили такой любовью, что я даже растерялась. Иначе, чем «Вилка-великая», Олечка меня не называет, причем ее слова звучат абсолютно искренне: она на самом деле считает меня гениальной. Сначала я ежилась, пыталась углядеть подковырку или шутку в ее словах, но потом до меня дошло: в Европе практически отсутствует снобизм. В России автора криминальных романов считают треш-литератором, а того, кто его читает, — малообразованным идиотом. Люди не хотят открыто признаваться в любви к детективам Смоляковой, а сами писатели развлекательного жанра мнутся, услышав от журналистов вопрос:

— Вам не стыдно портить вкус читателей своими поделками?

Но стоит пересечь границу России, как попадаешь в иное измерение, где человек спокойно признается:

— Еду на курорт, накупил покетбуков с револьверами на обложках.

Западные журналисты понимают, что в литературе есть разные жанры, и ни одному не приклеивают эпитета «низкий». Мне непонятно, почему в России сложилась обратная ситуация? Может, наша пресса слишком завистлива? Несмотря на то что все читают исключительно Пушкина, тиражи у российских писателей криминальной литературы высокие. Смолякова давно обогнала Александра Сергеевича по количеству проданных за год книг.

Не стану больше размышлять о судьбе российской литературы. Для этого есть специально обученные люди. Лучше расскажу, где сейчас нахожусь.

Ярмарка в Бургштайне вчера закрылась, я подписала книги фанатам и раздала интервью. Накануне я сделала красивую укладку, выбрала платье, дополнила его скромными, но вполне достойными украшениями, а потом решила показаться во всей красе перед Олей, спросить у нее, хорошо ли буду выглядеть.

При полном параде я спустилась в огромную гостиную и увидела двух мужчин в белых комбинезонах. Они устанавливали в центре комнаты вечнозеленое дерево.

— Елка! — удивилась я.

— Скоро праздник, — напомнил один из рабочих. — Ольга всегда устанавливает ель за пять суток до торжества.

Я посмотрела на календарь, стоявший в серебряной рамке на белом фортепьяно.

— Но завтра девятнадцатое декабря! До тридцать первого уйма времени.

Мужчины улыбнулись.

— Рождество двадцать пятого, — произнес один.

— Вообще-то Волковы его два раза отмечают, — уточнил второй, — по европейскому календарю, затем нашенское, седьмого января, ну и Новый год соответственно.

— Отлично мы устроились, — перебил первый мужчина, — получаем много подарков. В Европе последний день года почти не отмечают, для них главное, когда Иисус на свет появился. Но Ольга всем по четыре сувенира готовит.

— Хорошо получать презенты, — согласился другой, — пустячок, а приятно. Уж извините, мы тут пошумим недолго.

В глубокой задумчивости я покинула гостиную. Собираясь в Бургштайн, я начисто забыла про Рождество. Обратный билет у меня куплен на утро тридцать первого декабря, я рассчитывала вернуться около семи вечера домой и достать из чемодана сувениры, приобретенные за границей. Но не вспомнила про католическое Рождество! Двадцать пятого декабря Оля, Роберт, Борис и, наверное, многочисленные гости соберутся у переливающейся разноцветными огоньками ели. Руку на отсечение даю, радушная хозяйка приготовила мне сюрприз. Правила приличия требуют сделать ответный подарок. Остается один выход: приобрести в Бургштайне сувенир и выдать его за привезенный из Москвы.

Я повеселела и пошла искать Раису — экономку Волковых. Она на кухне старательно терла мягкой тряпочкой салатницу.

— Вы сами чистите столовое серебро? — удивилась я. — В доме же есть горничная.

Раиса отложила в сторону полировочное средство.

— Оно верно, — вздохнула она, — но разве сейчас найдешь хорошую прислугу? Я Олечке постоянно жужжу: «Ну давайте пригласим тайку. Они тихие, очень аккуратные, исполнительные. Все, у кого азиатки служат, нарадоваться на них не могут». Но она отвечает: «Рая, ты мою позицию знаешь. Главное, обеспечить работой российских девушек!» Хотите чаю?

Экономка встала и, не дожидаясь моего ответа, пошла к шкафчику с посудой. Говорить при этом она не переставала:

— К сожалению, у наших девочек свои планы. Никто не нанимается на длительный срок. Придут в дом, поработают несколько месяцев и ну петь: «Ольга Сергеевна, мы учиться хотим, не желаем всю жизнь с тряпкой бегать». Красиво получается! Прикатили, отъелись, приоделись за хозяйский счет, знакомства завели, и адью. Олечка — добрая душа, всем помогает. Тьфу! Серебро я никому чистить не доверю, поцарапают, помнут!

Я решила перевести беседу на интересующую меня тему:

— Раечка, есть ли в Бургштайне магазин, где торгуют сувенирами из России?

— Матрешки, оренбургские платки, вологодские кружева, шкатулки из Палеха, жостовские подносы? — спросила Рая.

Я кивнула.

— Здесь этого добра навалом, — протянула экономка, — в южной части Бургштайна есть Рашен-авеню, там на каждом углу гжель, деревянные игрушки, значки, ушанки — а зачем это вам?

— Хочу сувенир купить, — призналась я.

Примечания

1

Клошар — бомж в Париже. В столице Франции большинство бездомных предпочитает обитать под мостами, на Сене.