Запасной выход из комы

Дарья Донцова, 2018

Ну кто бы мог подумать, что путешествия во времени возможны?.. Начальница особой детективной бригады Татьяна Сергеева во что бы то ни стало должна разыскать свою исчезнувшую коллегу Лизу Трифонову. Та взялась за совершенно глухое дело, которое еще много лет назад зашло в тупик: загадочное похищение младенца. Татьяна уверенно шла по следам пропавшей, и вдруг… все провалилось во мрак глубокой комы. Сергеева очнулась в таинственной лечебнице, окруженная излишне-заботливым персоналом. Невероятно, но память у Татьяны словно ластиком стерли! Через распахнутое больничное окно она мило беседует со своей «свекровью Этти», напрочь позабыв, что та давно умерла. И Таню ничуть не смущает, что календарь на ресепшен клиники датирован еще прошлым веком…

Глава 2

— Все хорошо, дорогая, — заулыбался Маслов, — вам надо отдохнуть.

— Я хочу знать правду, — возразила я.

Маслов склонил голову к плечу:

— Не думаю, что сейчас вам нужен шоковый удар.

— Все так плохо? — испугалась я. — Тем более расскажите, а то я с ума сойду от пустоты в голове.

— Хорошо, — после короткой паузы согласился хозяин кабинета и заговорил.

Чем дольше я слушала доктора, тем хуже себя чувствовала. Оказывается, я ушла с работы, потому что мне надоело сеять зерна разумного, доброго, вечного в мозгах глупых детей, которые совершенно не желали читать ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Гоголя. Да еще у меня сложились конфликтные отношения с коллегами, которые все были намного меня старше. Последний год я провела дома, где тихо дурела от безделья. О домашних делах я никогда не беспокоилась. Пылесосил квартиру, гладил белье, ходил за продуктами мой муж, готовила свекровь. Этти привозила нам судки с вкусной едой и загружала их в холодильник. Чем занималась я? Ела то, что было в холодильнике, смотрела шоу по телевизору, спала и в результате здорово растолстела. А еще я стала закатывать скандалы Мише, обижаться, что он занят работой, а не мной. В конце концов свекровь не выдержала и силой вытолкнула меня на работу. Рассказывая Маслову о том, что происходило в ее семье, Этти объяснила:

«Мне не трудно содержать двух человек. Танюша не очень много получала, сами знаете, какие у учителей зарплаты. Кошка и то больше нарыдает. И Миша не принадлежал к специалистам, которые миллионы получают. Я им всегда подбрасывала деньжат, вкусные продукты, всякие милые мелочи. Но Таня должна была выйти на службу. Я понимала, что, сидя дома, невестка заболеет, получит от непомерного потребления сладкого диабет второго типа, превратится в кучу, от безделья начнет все сильнее и сильнее пилить мужа, и брак рухнет. Не из вредности или корысти я спихнула невестку с дивана. Ради блага их семьи старалась. И вот что получилось!»

Маслов прервал рассказ и стал наливать в стакан воду из бутылки.

— Что получилось? — переспросила я.

Филипп Андреевич сделал глубокий вдох и продолжил.

Свекровь нашла мне место в фирме Леонида Ильича Коровина, своего знакомого. Меня посадили в маленькой комнате, вменили в обязанность проверять на грамотность тексты, которые сочиняли сотрудники отдела рекламы и пиара. Креативность у молодежи била через край, а вот грамотность хромала на все ноги и в придачу болела эпилепсией. Но я недолго занималась нудным делом. Через неделю после устройства на работу я, выпив в буфете кофе, пошла к лифту и столкнулась в коридоре с пожилым, но вполне бодрым мужчиной. Тот стал задавать новой сотруднице разные вопросы. Я хорошо воспитана, не глупа и не поинтересовалась, с кем говорю, просто вежливо ему ответила. На следующий день меня вызвали в отдел кадров и огорошили назначением личным помощником владельца предприятия. Любопытным незнакомцем оказался сам Леонид Коровин.

Не прошло и двух месяцев, как отношения мои и Коровина вышли за рамки уставных, превратились в интимные. Этти умудрилась перевыполнить задачу, которую перед собой поставила: невестка слезла с дивана, и теперь она на него даже не садилась, потому что почти перестала забегать домой. Миша молчал, делал вид, что ничего не происходит, свекровь впервые в жизни растерялась. А я, похорошев, повеселев, с утра до ночи находилась на работе. И, если уж совсем честно, я не всегда спала в супружеской кровати. Старый, но богатый Леонид Ильич показался мне намного привлекательнее молодого бедного Миши.

У меня снова закружилась голова.

— Я изменила мужу?

— Да, — кивнул Филипп Андреевич, — уж извините. Понимаю, вы неловко себя чувствуете, но…

— Невероятно, — прошептала я, — с трудом в это верится. Понимаете… э… ну…

— Говорите спокойно, — приободрил меня Филипп Андреевич, — доктора не надо стесняться.

— У меня лишний вес, — пробормотала я, — поэтому я никогда не считала себя красавицей. Одежда на мне сидит плохо, купить ее — проблема, на толстух шьют нечто мешкообразное, серо-буро-малинового цвета. Видела один раз программу «Модный приговор», там стилисты нарядили тетку, типичного слонопотама, в ярко-голубое платье, повесили ей на шею колье. Еще она выходила в джинсах с узкими штанинами и свитере до колен. Выглядела прекрасно. Я решила приобрести себе такой же наряд, но не нашла в магазинах ничего подобного.

— Танечка, вы таковы, каковы есть, — улыбнулся Филипп Андреевич, — громоздкость фигуры существует лишь в вашей голове. Вы носите, думаю, пятидесятый размер. Такой у большинства российских дам. А что касается…

— Не угадали, — перебила его я, — у меня пятьдесят шесть-восемь.

— А что касается, — повторил Маслов, — господина Коровина, он обожал корпулентные фигуры. Только не говорите того, что хотите сказать.

— Вы знаете, что я собираюсь сказать? — фыркнула я.

— Конечно, — кивнул врач. — Вы сейчас запоете: «Я уже не молода, тридцатилетие на носу…» Леониду Ильичу семьдесят. Вы для него сочный сладкий персик… Он был уже не молод.

— Был, — повторила я.

Маслов развел руками:

— Увы! Коровин погиб в автомобильной катастрофе, а вы остались невредимы. Вас привезли на «Скорой» в муниципальную клинику и, обнаружив, что никаких травм или угрозы вашей жизни нет, оставили лежать на каталке в коридоре. Вам надо каждый день молиться за свекровь. Она мне рассказала, что позвонила сыну домой, хотела поговорить с вами. Миша сказал:

— Танечка сегодня не ночует дома.

Этти ощутила беспокойство.

— Миша, случилась беда.

— Ты же знаешь, Танюша очень много работает, — деликатно ответил сын, — она завтра вернется.

Но Этти принялась обзванивать больницы и нашла невестку, которая впала в кому.

— Этти меня определила к вам, — пробормотала я.

— Верно, — кивнул Филипп Андреевич, — вы умница, не переживайте. Я знаю людей, которые, забыв прошлое, прекрасно живут дальше.

— Намекаете, что я никогда не восстановлюсь? — уточнила я.

— Кто это сказал? — делано возмутился доктор. — Вы демонстрируете успехи. Вспомнили Этти, мужа, своих родителей, бабушку.

— Ну да, — промямлила я, — а вот момент аварии начисто забыла.

— Отлично, — вдруг рявкнул Маслов, — зачем держать в уме травмирующие воспоминания о том, как Леониду оторвало голову?

— Оторвало голову? — повторила я.

— Нет, нет, немедленно это забудьте, — приказал доктор. — Я абсолютно уверен: вы впали в кому из-за того, что провели пару часов в машине рядом с изуродованным трупом.

Книжный шкаф, который стоял у противоположной стены, стал качаться, я вцепилась в подлокотники кресла. И вдруг поняла: мое состояние не связано с рассказом о страшной смерти Коровина. Я ничего не помню. Леонид Коровин для меня всего лишь имя-фамилия.

— Не можете вспомнить своего любовника, — догадался Маслов, открыл письменный стол и положил передо мной фотографию.

— Узнаете?

— Конечно, я вижу себя, — после небольшого колебания ответила я, — хотя…

— Если что-то вас тревожит, удивляет, сразу сообщите мне, — велел эскулап.

— Очень уж я тут толстая, — вздохнула я, — и платье старое, вроде я уже не ношу его.

Я умолкла. Что не так на снимке? Почему он мне кажется странным? Вроде обычное фото. Я в темно-синем сарафане, в руках сумка, из которой торчит полотенце.

— У машины стоит Леонид, — пояснил Маслов.

Я уставилась на немолодого мужчину, смело одетого в розовые брюки и голубую рубашку.

— Никаких эмоций, — пробормотала я.

— Они появятся, — заверил Филипп Андреевич, — хотя иногда лучше, когда чувства присыпаны душевной анальгезией, как угли пеплом.

Я зевнула, один раз, другой, третий…

— Вы устали, — констатировал врач, — пора отдохнуть.