Тайна голландских изразцов

Дарья Дезомбре, 2015

Странная кража случается в особняке в Царском Селе под Санкт-Петербургом – неизвестный забирает только 20 изразцов фламандской работы, объединенных одной темой: играющими детьми. Хозяин дома, состоятельный бизнесмен, не на шутку заинтригован и просит оперативника с Петровки Марию Каравай, блестяще зарекомендовавшую себя в делах, связанных с историей и искусством, заняться «частно» этим делом. В это же время в Москве почти одновременно вспыхивают пожары: один – в шикарном отеле «Метрополь», другой – в офисе на Патриарших. В огне погибают два человека, никак не связанные между собой, – голландский турист и столичный антиквар. И пока старший уполномоченный Андрей Яковлев идет по горящему следу, уводящему в уральскую тюрьму, где уже многие годы отбывает срок пироман и массовый убийца, Мария Каравай отправляется в Брюгге и Антверпен, расследуя обстоятельства жизни загадочного семейства, жившего в XVI веке. Ни одному из них, впрочем, не приходит в голову, что тайна четырехвековой давности и современные смерти в огне могут быть звеньями одной цепи…

Маша

Маша теребила в руках бумажку с телефоном — цифры, написанные четким почерком немолодого человека, еще не испорченного общением с клавиатурой компьютера. И имя: Константэн д’Урсель. Еще и с титулом: граф. Ей пришлось купить парочку дополнительных изразцов, уже без предложенной скидки, чтобы антиквар расщедрился на этот номер. Оно и понятно: д’Урсель был его «золотым запасом»: старая аристократия и постепенно убывающая в количестве — спасибо драконовым налогам на недвижимость, подкосившим владельцев родовых вотчин. Кому, как вы думаете, звонят в первую очередь, когда хотят продать очередной дом или, еще лучше, замок, полный сокровищ в виде мебели, громоздких картин и огромных люстр, предназначенных для одиннадцатиметровых потолков, люстр, которые не влезут ни в одно помещение, построенное по современным стандартам? Не знаете? Лучшему другу семьи — антиквару. Он прохаживается по пыльным помещениям, стреляя острым взглядом вправо-влево, обсуждая возможную цену, по которой можно пристроить тот или иной предмет — «если для Ее и Его Светлости он не представляет сентиментальной ценности, конечно!». Поэтому телефон продавец изразцов дал Маше с оглядкой и, как поняла Маша по последней сказанной им фразе, не только по причине его сомнительной щедрости.

— Развлечете старика. И не забудьте повосхищаться его парком…

Маша честно пообещала повосхищаться, а теперь вдруг оробела с бумажкой в руках. Немолодой человек. К тому же граф… Но потом вновь взглянула на распечатанные листы с фотографиями изразцов и — решительно набрала номер.

— Д’Урсель, — ответил почти сразу сухой голос на другом конце.

— Добрый вечер. — Маша представилась. — Ваш телефон мне дал месье Лоертс. Он сказал, что, возможно, вы сможете мне помочь с определением семьи, которой принадлежит герб…

— Приезжайте, — прервал ее д’Урсель. — Как добраться, знаете?

— Я найду.

— Вот и отлично. Тогда жду вас около пяти. Если не отвечу на звонок в дверь, ищите меня на задней аллее, договорились?

Маша хотела было спросить, что за аллея, но голос продолжил:

— До встречи, мадемуазель.

Раздались короткие гудки. Сглотнув, Маша повесила трубку. Уф! Теперь осталось выяснить у Седрика дорогу в Осткампф — маленький городишко под Брюгге, где обитал мужчина с четким голосом и графским титулом.

* * *

Пригородная электричка довезла ее до Осткампфа часа за полтора, муторно останавливаясь на каждом бельгийском полустанке. Маша вышла из поезда и глубоко вздохнула: небо, безнадежно испорченное ватой плотных серых туч в Брюсселе, здесь казалось чуть выше и даже с голубым проблеском в некоторых местах. Зато ветер дул сильнее, будто подталкивая ее холодной влажной лапой в спину. Маша сама себе кивнула: ничего удивительного, Северное море было уже совсем близко, максимум в получасе езды на машине. Она спустилась с перрона и потихоньку двинулась вперед, сверяясь с картой, вдоль по улочке, уставленной на удивление уродливыми современными домишками из традиционного в этих местах коричневого кирпича. Перед каждым домиком был разбит садик, зеленел с прошлого года газон. Кое-где проклевывались крокусы, белые и фиолетовые. Людей видно не было. Совсем.

Через некоторое время она дошла до перекрестка, за которым углом расходились из потемневшего же кирпича, но явно совсем другого качества и эпохи старые стены метра в четыре высотой. Различить, что за стеной, не представлялось никакой возможности, но чуть подальше виднелись подъездные ворота. И когда Маша добралась до них, то удивилась: арка с двумя островерхими готическими башенками сохранилась, а самих ворот не было вовсе — выходит, любой при желании мог без труда проникнуть за кажущиеся такими неприступными стены.

Маша прошла по мощеному въезду внутрь — справа стоял домик привратника, в котором тоже никого не наблюдалось, а прямо перед ней громадой дыбился сам замок, который в «Желтых страницах» городка значился под таким же демократическим номером, как и прочие домики на этой улице. Замок стоял торцом к воротам, туда же выходило крыльцо с дубовой дверью и прислоненным к ней ржавым велосипедом с плетеной корзиной у руля. Осторожно по скрипящему под туфлями гравию Маша обогнула замок слева. И вышла к «зеркалу» — пруду, в котором отражался замок: вся трехэтажная махина в неоготическом стиле с высокой покатой крышей. Как раз посередке фасада высилось другое, высокое крыльцо, уже явно парадное. Большая арочная дверь в обрамлении тяжеловатого орнамента из серого камня. Из того же серого камня были выполнены и высокие ступени, ведущие к двери, и тритон, взмывающий со своей витой трубой-раковиной по центру «зеркала». Маша воззрилась на парадную дверь в некотором замешательстве: стоит ли ей постучаться сюда или позвонить в колокольчик в дверь более скромную, похоже, для прислуги? Но, приглядевшись к парадному входу и не заметив ни колокольчика, ни даже какого-нибудь архаичного дверного молотка, она вернулась назад, к более скромному входу, и с облегчением обнаружила сбоку вполне современную кнопку звонка.

В глубине дома раздалась яростная, совсем не мелодичная трель. Маша испуганно отпрянула от звонка, но потом себе же кивнула: очевидно, трель более нежного толка вряд ли достигла бы слуха обитателей верхних этажей. Послышались тяжелые шаги, и дверь открыла женщина в сером рабочем халате с квадратным и очень румяным лицом.

— Годен даг, — сказала женщина басом, и Маша вспомнила: она во фламандской зоне. Где терпеть не могут франкоязычных валлонцев — жителей юга страны, граничащего с Францией. До такой степени, что Седрик посоветовал ей по возможности объясняться по-английски, поскольку даже те, кто знал французский, отказывались на нем разговаривать. Но мгновенно перестроиться на английский она не сумела.

— Я бы хотела видеть графа д’Урселя… — начала она, и женщина сухо кивнула, вышла на крыльцо и показала рубленым жестом ладони куда-то за замок («Задняя аллея!» — вспомнила Маша), откуда доносился шум тарахтящего мотора. После чего развернулась и захлопнула дверь прямо перед самым Машиным носом.

— Спа… сибо, — только и успела сказать Маша почему-то по-русски в широкую спину.

И пошла на звук мимо парадного крыльца к воздушной, держащейся на кружевных деревянных балясинах террасе, пристроенной к противоположному торцу замка.

Дальше начинался парк. С одной стороны — открытое пространство газона с беседкой, построенной в круг старого мощного дуба, с другой — аллея из ровно подстриженных тисов. Газон перед замком естественно переходил в луг, а за лугом деревья создавали что-то вроде широкого многослойного коридора: взгляд терялся между зелеными кущами, как театральным занавесом, то приоткрывающим, то прячущим дальнее поле.

— Летом там пасутся лошади, — услышала Маша над ухом мужской голос и, вздрогнув, обернулась.

За ее спиной стоял высокий старик в зеленой драповой куртке. На носу у него сидели прозрачные очки без оправы, а под носом распускались совершенно дивные усы — огромные, белоснежные, лихо закрученные кверху. Маша ахнула про себя: такие усы ей встречались только на черно-белых дагерротипах позапрошлого века, изображающих старых вояк. Лысина неизвестного, по-детски розовая, блестела на прорвавшемся через облака солнце, а вокруг нее вздымались седым пухом волосы. Старик протянул Маше обвитую синими венами костистую руку, всю усыпанную коричневыми пигментными пятнами.

Конец ознакомительного фрагмента.