Заберу тебя себе

Дарья Белова, 2023

Вся жизнь Зои Беляевой перевернулась, когда она познакомилась с Кириллом Леманном. Настырный, упрямый, просто невыносимый. Он из другого мира, и они абсолютно разные.Только можно ли сердцу это объяснить?От автора: продолжение цикла про балерину и гонщика (Мила и Глеб)

Глава 2

Зоя.

Телефон в очередной раз пиликает в сумочке. Еще с прошлого сообщения жгут руки. Быстро касаюсь взглядом Милы и как профессиональный воришка под столом, открываю входящее сообщение.

Да что ж такое! Хнычу, как пигалица малолетняя. Соперница присылает фотки, где она в обнимку с любовью всей твоей жизни. Он целует Ирку и зажимает в углу. Сучка блондинистая. Так бы и повырывала ее наращенные лохмы.

Чешу ладонь усердно, стараюсь унять стойкое желание.

Р-р-р..

— Зоя! — Сонька по правую руку рычит хлеще, чем я в душе. — Убери свой телефон, пока я его не разбила.

— Да все-все, — гашу экран, выключаю звук.

Перед глазами все та фотография. Въелась намертво. Она темная и нечеткая, но я ясно видела, как Ирка прижималась к Лео, трогала его своими лапами загребущими.

Меня сжимает тисками от ревности, когда представляю их вместе.

Лео приехал к нам полгода назад. Новый режиссер. В него нельзя не влюбиться. Высокий, красивый, с озорными темными кудряшками и просто сногсшибательной улыбкой. В самое сердце, в «десяточку» и навылет. С первой попытки.

— Еще вина? — голос с легкой хрипотцой жужжит противно над левым ухом и отвлекает от зудящих мыслей.

«Как его зовут? Мила представляла… Кир, это ведь Кирилл, друг Навицкого».

Еще раз обвожу его взглядом, вкладываю такое безразличие, словно его и нет рядом. Только в клетки мои он яростно стучится.

Нет.

— Правильно, а то опять из-за тебя скатерть в пятнах будет, — говорит в шутку, и… улыбается хищно, плотоядно. Ха, думает испугать или завлечь? Три раза, ха.

Убийственно выжигаю взглядом его глаза, губы, шею, как паяльником по контуру тела прохожусь.

— Нравлюсь? — двигается ближе.

В нос ударяет запах его парфюма. Если и есть в нем что-то офигенное, так это аромат. Объем легких хочется увеличить, чтобы вдыхать его еще больше, еще сильнее.

— А должен? — говорю на выдохе.

Его глаза устремлены на мои губы. Я рефлекторно облизываю их, нежная кожа быстро высыхает. Ее покалывает от лишнего внимания. Привычного мне, но лишнего сейчас.

Кирилл странно хмыкает. В глазах темень, как в колодец смотришь. Пугает. Отвожу взгляд и переключаю свое внимание на Милку. Она с Глебом что-то рассказывает. Суть пока не улавливаю. Глупо улыбаюсь и выпиваю всю воду в бокале до последней капли, некрасиво опрокинув его.

Левую часть тела и лица ощутимо печет. Гадко так, словно наждачкой шкрябают вверх-вниз.

— С тебя Кир глаз не сводит, — Соня наклоняется и шепчет как заговорщик. Еще и бровями ведет. Раздражает только.

Я привыкла к вниманию. Когда каждый клочок одежды подвергается критике, а каждая клеточка твоего тела рассматривается под мощными прожекторами. Но сейчас другое чувство. Я словно букашка под микроскопом. Неуютно дергаю плечами. Этот Кир заставляет меня неуклюже ежиться под его тяжелым и жгучим взглядом.

— Мне все равно, — говорю Соньке и отмахиваюсь.

Смотрю на него, думаю, если уж заметили его наглые рассматривания, должен свернуть их, найти другой объект. А он все улыбается открыто и вроде как пленительно и подмигивает.

— Врушка, — Соня шепчет тихо и на ушко. Морщусь от ее правды.

Мне не нужно его внимание. Кир мне неинтересен. Он наглый, упертый и вообще друг Навицкого. Но главное, он не Лео.

Телефон снова дает о себе знать. Вибрация перекатывается на тело и приятно пульсирует.

— Прошу прощения, — откладываю салфетку, беру сумочку и направляюсь в дамскую комнату.

Быстро-быстро теперь перебираю ногами. Зудит, как хочется открыть сообщение. Выбиваются какие-то мазохистские наклонности. Ведь знаю, что там, на присланной фотографии.

Добегаю и с шумным выдохом закрываю дверь кабинки с громким щелчком. Несколько раз сбиваюсь, набирая код на телефоне.

— Да что ж такое! — ругаюсь.

На экране опять фото Лео и Ирки. Сучка. Они целуются. И это не просто чмок в щеку. Это настоящий поцелуй. Даже на этой маленькой картинке, я вижу их связанные узлом языки.

Внутри разрастается тугая субстанция, противно склеивая все жизненно важные органы. Меня кроет от ненависти к ней, перед глазами даже темнеет, и воздух становится плотным и черным как дым от костра. Он въедается во все поры и проникает в кровь.

Сжимаю телефон, и один Бог видит, как хочется от отчаяния запустить этот аппарат в стену. Только фиг мне кто новый купит. За этот-то еще кредит не выплатила.

Выхожу из кабинки и направляюсь к зеркалу. В глазах инквизиторский огонь. Готова губить все живое и невинное вокруг себя. Закусываю нервно губы, что они покрываются ранами и кровят.

Так обидно. Чем Ирка его зацепила? Искусственная и холодная мымра, вот кто она. Но хоть вой от бессилия и злости.

Выхожу, резко распахивая дверь.

— Блядь! — голос с хрипотцой эхом отбивается от стен, цепляется маленькими крючочками ко мне и тонет в пространстве. — Больно! А еще говорят девушки слабые.

Принесла, нелегкая…

Кир трет предплечье. Еще один врун. Ну вот не больно ему. Совсем. Ни капельки. По глазам вижу, по его темным, с нехорошим прищуром, глазам.

Однако застываю на месте восковой свечкой и делаю шаги к нему. Ближе и ближе, пока аромат не касается моих рецепторов, откидывая волновыми барашками.

— Извини…

— Долго ты, — еще и претензии предъявляет. На нервы действует.

А ты зачем ждал? Ваш туалет в другой стороне!

Касаюсь его предплечья, куда ударила дверью. Твердо.

— Тогда ты теперь обязана меня проводить. Я ранен… Из-за тебя, между прочим, Зоя, — вибрирует голосом до мурашек.

Руку почему-то не убираю, мышцы изучаю. Как на пластырь приклеили. А кожу покалывают неуемные микротоки.

— Так может, тебе в больницу? Капельницы, клизмы, все дела…

— А ты жестокая, Зоя…

Мы зависли на глазах друг друга. Кир странно ухмыляется, как охотник с добычей в своих лапах. А я, получается, его добыча? Ну уж нет. Отталкиваю его и делаю два шага назад.

«Что обо мне подумает Лео? Нравится он, а обжиматься у туалета с другим готова. Эх, Зойка!».

— Ты мне не нравишься! — заявляю открыто и опускаю взгляд. Внутри творится какой-то беспредел. Бунт и революция, еще больше запутывают.

— Это пока, — хищный оскал и он движется на меня, к стене прижимает.

— Закричу! А я делаю это громко, будь уверен, — блею как овечка. Мне и страшно, и… интересно.

— Это уж так и быть мы проверим, — носом утыкается мне в шею и странно мычит. Ему словно нравится. В ступор меня вгоняет. Потому что я абсолютно не знаю, что делать. Снова оттолкнуть и бежать? Или уколоть побольнее, чтобы отстал сам?

— Что? — восклицаю и шумно вбираю в себя весь воздух вокруг нас. А он, черт возьми, весь пропитался Киром. — У меня… у меня есть любовник, — нагло вру. И в глаза смотрю, не отвожу в сторону.

Кир прищуривается, читает по лицу. И тоже дышит часто. Мы как две спички, зажженные одновременно.

Рукой проводит под линией груди и опускается на живот. Стряхиваю. Там меня может касаться только Лео. Во время репетиции, когда его рука раз за разом трогает оголенные участки, просто на крохотные кусочки в разные стороны разбрасывает. Дыхание перехватывает, и… я падаю. Постоянно.

— Мой любовник самый лучший, — представляю Лео, — нежный, ласковый. Он дарит такое наслаждение, что и кричать не надо, только говорить шепотом слова любви на ушко.

Сказав это, ток по венам пускается. Да, именно так я представляю себе нашу близость с Лео. И плакать хочется от того, как сильно я этого желаю. До сломанных косточек, до сжатых вен, до остановки сердца.

Только его, только он.

Кир замер и, кажется, не дышит. Взгляд леденеет, цвет глаз меняется и бросает в ледяную реку с разбегу.

А потом снова скалится. Да так, что поджилки все трясутся, а язык присыхает к небу.

— Врешь как дышишь. Зоя!

Хлопаю ресницами.

«Бесит! Ох, как он меня раздражает!».

— Все равно не проверишь, Кир!

Вырываюсь из его захвата, подныриваю под локтем и иду в сторону зала. Потряхивать начало от такой близости мужского тела. А учитывая еще дьявольский аромат, внутри все вверх дном переворачивается, а на место встать не может.

— Зоя, к черту такого любовника, если ты не кричишь под ним! — доносится вслед. Ускоряюсь. В спину слова как шары пейнтбола летят, — Бросай, слышишь?

А я не нахожу ничего лучше, как показать ему язык и скрыться за стеной. Боже, я беспросветная дура. Его смех густым туманом опоясывает и сжимает.