Притворная дама его величества

Даниэль Брэйн

Я прошла огонь, воду и медные трубы, стойкости мне не занимать. Но по собственной неосторожности я оказалась в теле юной Маризы, внебрачной дочери небогатого графа. Замки, кареты, роскошные платья, отсутствие медицины и права выбора: вместо законной дочери я отправляюсь к королевскому двору. Я представляю, чем для меня это кончится, и я против. Историческое фэнтези: детали достоверные, порой неаппетитные. Зрелая циничная героиня в теле двадцатилетней девушки. Быт, агрессивное прогрессорство, придворная жизнь. Опыт и умение выживать против наивности и чистоты, чувство независимости против всех остальных чувств.

Глава седьмая

Я застыла, но не дольше, чем на пару секунд. Принимать решение надо было мгновенно. Мне никто не сказал, когда мой отъезд, сегодня, значит, сегодня, и даже если бы я осталась в деревне — не факт, что меня бы там не нашли. Мое тело, очевидно, не отличалось кротким нравом, девица была неосмотрительна и глупа. Больше, чем необходимость куда-то ехать прямо сейчас, меня поразила мысль, что Мариза уже может нагулять себе в деревне проблем.

Где-то там, наверху, меня решили наказать за какие-то прегрешения.

— Что застыла, вот дура-девка! Иди переодевайся, кому сказал?

Может, кучер или кто-то еще. Я, стараясь не переходить на бег, к тому же меня немного вымотала дорога от деревни до замка, зашла внутрь и по памяти, какой-никакой, пошла к себе в комнату.

Знать бы еще, во что переодеться… Впрочем, эта проблема разрешилась просто: нужная одежда лежала на моей постели — дверцы этого шкафа были распахнуты. Я подошла и в некотором обалдении уставилась на груду тряпок. Хотела бы я знать, как это надевать! Да ладно «как» — хотя бы в каком порядке!

Юбки. Еще юбки. Рубашка. Что-то вроде жилетки. И куртки, но короткой, и сшитой из того же материала, что и одна из юбок. Сомнений не вызывали лишь чулки и плащ… и, да, корсет. Который… и как, хотела бы я знать, его надеть? Раз он затягивается сзади?

А еще куда-то нужно было спрятать то, что я, так скажем, собрала себе в дорогу. Я уже успела обнаружить, что в здешней одежде нет карманов, но ведь как-то же они с собою носят… что-то? Хоть носовой платок или ту же туалетную бумагу, или что там ее заменяет. Может, здесь есть сумки? Ведь должны быть?

— Мариза! — я почти подпрыгнула, услышав этот голос. Никакого мне уединения… Я торопливо сунула свой сверток под подушку. — Ну что ты стоишь? Раздевайся!

Давешняя женщина… как ее зовут, хотела бы я знать, или нет, мне безразлично — махнула мне рукой, и я послушно начала стягивать с себя платье.

— Ох, ну что же ты… дай-ка я, — сказала она нетерпеливо и принялась меня, словно ребенка, раздевать. Смешно, конечно, но сейчас это было ужасно кстати.

Наконец общими усилиями мы меня раздели, и я даже умудрялась не дрожать, когда эта милейшая, в общем-то, женщина ткнула пальцем в длинную, похожую на ночнушку, рубашку, и мы с ней начали процесс обратный.

Потом она взяла корсет — тот зацепился за подушку, она сдвинулась, и я увидела край показавшегося из-под нее моего свертка.

Я испугалась. Не пощечин, а того, что она могла понять, что я что-то спрятала, и поднять шум. Лишиться средств мне не хотелось, оборонять их было нечем. Но женщина или ничего не заметила, или уверенно сделала вид.

Она помогла мне затянуть корсет. В той жизни моя фигура была далека от журнального идеала, но кого это волновало, когда я носила на ней футболки стоимостью в среднюю зарплату по стране. Тело Маризы было красивым. Не то чтобы я с радостью обменяла бы свою крепкую костистую тушку на грудь третьего размера, тонкую талию и широкие бедра, но — красивым по мнению людей. И теперь эта талия была беспощадно сдавлена, грудь засунута в подобие деревяшки, и ходить нормально в этих килограммах было нельзя никак. Я ощутила себя на месте беременной двойней женщины — адская тяжесть. Но зато на ногах у меня были отлично разношенные туфли — будем видеть плюсы там, где их, может, и нет, усмехнулась я. И не будем думать о куче болезней, с которыми я могу добраться до столицы и там благополучно скончаться у королевских ступней.

— Поправь! — велела женщина, и, поскольку я словно баран глядела на нее, сама весьма бесцеремонно схватила меня за грудь и приподняла ее немного. Не скажу, что мне стало удобнее, скорее даже наоборот — но кто меня спрашивал?

За корсетом последовала вторая юбка, потом — что-то вроде плотного пояса, и наконец плотная тяжелая юбка. Верхняя, из шерсти. Затем на меня надели такую же плотную шерстяную куртку, которая вместе с юбкой должна была, как мне представлялось, казаться платьем.

И накидка. Тяжелая ужасно — то ли в несколько слоев ткани, то ли прослоенная чем-то вроде… ватина тут, конечно, нет, но, может, есть какой аналог?

— Прощай, детка, — вдруг невероятно тепло сказала мне женщина, имени которой я даже не знала. — Я была к тебе строга и часто несправедлива, но я ведь желала тебе только добра.

Я не стала скрывать сарказма. Да, мы знаем такое добро. Лучше выстрел в упор, чем ваши благодеяния.

— Иди, Адриана де Аллеран.

Никто больше со мной не прощался. Меня не просто отправили с глаз долой, то есть — сунули под придворных, а избавились и были этому рады. Позади кареты закрепили сундук, какая-то дебелая тетка пихнула мне в руки увесистый мешочек, меня саму толкнула в карету, и я была бы в полном отчаянии, если бы не понимала — мне лишь добраться до крупного города. Теперь у меня было не только то, что я успела украсть, но и законно полученные деньги.

Так даже проще, думала я. Они сами сделают за меня больше половины того, что пришлось бы делать мне. Довезут до места, где мне будет проще начать новую жизнь, кроме того, я смогу осмотреться.

Приподнятая господским платьем грудь пригодилась. Мешочек поместился как раз туда, куда нужно, и это был единственный плюс ужасной одежды. Я старалась не замечать, как у меня начинает чесаться все тело, и уверяла себя, что это всего лишь нервы, и в принципе это пока работало.

Карета была катастрофически неудобной. Ее постоянно трясло, как древний поселковый автобус, она подпрыгивала и переваливалась по свежему снегу — почему она была не на полозьях, я понятия не имела — она ужасно дребезжала, ее продувало, и атласная обивка стен выглядела какой-то насмешкой. Я думала, как тяжело лошадям пробираться по снегу, и еще думала, едет ли кто со мной кроме этого кучера.

С одним человеком справиться проще, чем с двумя.

Я откинула бархатную занавеску. Смотреть было не на что — лес, серые остовы деревьев, ели устало повесили лапы под тяжестью снега. Карета тащилась по дороге, я была вынуждена держаться за сиденье, чтобы не елозить и не свалиться, и меня начинало знобить.

Я поерзала. Потом мне пришло в голову, что если я усядусь на сиденье с ногами, то смогу упереться в стену и даже поспать. Ночь у меня выдалась скверная, благо что не снились кошмары, и я даже могла бы кого-то за это поблагодарить.

За несколько роковых секунд из свободной и обеспеченной женщины я превратилась в бесправное нечто. Я до сих пор не видела себя в зеркале, но знала одно — молодая, не особенно умная, не особенно жаждущая что-то менять, но не протестующая, когда за нее меняли другие. Возможно, другая моя современница на моем месте стала бы истерить, но степень отрицания явно не то, что могло мне помочь. Я ее перешагнула сразу через гнев, торг, депрессию, потому что только немедленное принятие помогло мне справиться и начать действовать.

Правда, был вариант, что эти стадии перепутаются, как нередко бывает, и тогда мне придется вдвойне непросто.

Мне все-таки удалось заснуть. Усталость взяла свое, и проснулась я от ржания лошадей и криков. Я выглянула в окно — карета ехала по старинному городу.

И подпрыгивала теперь еще сильней и мельче.

И да, стало ясно, почему колеса, а не полозья. Здесь, неизвестно как далеко от замка, снега практически не было, только месиво. И вонь. Беспощадная, вторая по степени жестокости пытка после обуви. Смесь свалки и сортира.

Узкие улочки, коричневые дома, стоящие так близко, что вряд ли могла разъехаться пара карет. Туристические красоты были не про это место — хотя, подумала я, если это какое-то прошлое, все может быть, и сейчас в параллельной реальности на том месте, где еду я, стоит моя копия из прежнего мира, запечатлевая город на камеру. Очень шумно, очень мрачно, совсем не хочется останавливаться. И интересно, воняли ли так же когда-то те красивые туристические места?

Карета свернула куда-то, голоса пропали на какое-то время, а потом я оглохла от воплей. Мы въехали то ли на рыночную площадь, то ли на постоялый двор, и я уже нетерпеливо дергалась, мечтая выйти и немного размяться, как дверь кареты открылась, кучер недовольно посмотрел на меня, захлопнул дверь, я слышала, как он чем-то гремит за стенкой, и затем он опять открыл дверь и кинул мне еще одну накидку.

— А ну, прикройся пока и иди за мной.

Я послушалась. Усыпить бдительность и выяснить, что и как. Карета и в самом деле стояла на площади, и я не успела толком ничего рассмотреть: бойкая торговля, скоморохи, что-то вроде конюшни. Вони стало то ли меньше, то ли я быстро привыкла, то ли восприятие адаптировалось под реалии: пахло лошадьми, мочой, еще какой-то дрянью, но хотя бы вдохнуть можно было спокойно, без рези в глазах. Кучер практически тащил меня, схватив за локоть, и вырываться было болезненно. Мы оказались внутри — в мрачном, воняющем горелым маслом зале с низкими потолками, потом меня поволокли наверх, втолкнули в комнату, и я услышала, как в замке повернулся ключ.