Притворная дама его величества

Даниэль Брэйн

Я прошла огонь, воду и медные трубы, стойкости мне не занимать. Но по собственной неосторожности я оказалась в теле юной Маризы, внебрачной дочери небогатого графа. Замки, кареты, роскошные платья, отсутствие медицины и права выбора: вместо законной дочери я отправляюсь к королевскому двору. Я представляю, чем для меня это кончится, и я против. Историческое фэнтези: детали достоверные, порой неаппетитные. Зрелая циничная героиня в теле двадцатилетней девушки. Быт, агрессивное прогрессорство, придворная жизнь. Опыт и умение выживать против наивности и чистоты, чувство независимости против всех остальных чувств.

Глава вторая

Огромный зверь планировал, лишь изредка взмахивая крыльями, и он был близко, ужасающе близко, с его размерами — несколько секунд стремительной атаки, и нам конец. Мне конец.

Меня начала колотить мелкая дрожь, а через мгновение затрясло так, что я расслышала, как стучат мои зубы. Чудовище скрылось в облаке, оно могло мне померещиться, скорее всего, так и было, и это было хуже всего. Я растерянно озиралась: ни проводов, ни шума машин, ни следов самолетов… Нет подъемников, но они должны быть! Нет вышек сотовой связи! Мне могло привидеться то, чего нет и быть не может, но я не могла не видеть то, что быть должно?

Мне казалось, я забыла этот физический страх еще с девяностых, когда уснувший водитель вылетел на встречную полосу и — да, мы удачно легли всем автобусом на бок. Спасла нас куча шмоток, которыми был забит весь салон. Я научилась справляться со страхом, думала я, но нет. Я не сталкивалась с таким раньше — мое тело реагировало однозначно. Опасность, неизвестность, и некуда от нее сбежать.

— Полно тебе, Жюль, матушка отправит меня молиться, а Маризу пошлет разбирать приданое Адрианы. Когда бы моя сестра еще собиралась выходить замуж — она же мечтает быть настоятельницей.

Юная мадемуазель держалась в седле превосходно. И почему-то ее милое и доброе лицо и ласковый взгляд теплых карих глаз сработали у меня как сигнал к истерике. Силой воли я заставила себя оставаться на месте. Просто косплееры, ничего больше. Вероятно, какая-то богатая компашка, потому что такое точное воссоздание костюмов требует огромных денег. Может быть, снимают любительское кино. Фанаты «Игры престолов». Ролевики. Отсюда и змей. Просто я слишком сильно ударилась головой. Осмотреться и спросить, где находится горнолыжный курорт.

Но небо было смутным и низким и не было видно гор.

Девушка тронула лошадь и поехала вперед, я же стояла, судорожно себя ощупывая… да, на мне было длинное платье, какая-то теплая курточка или что-то вроде того, и грудь моя была затянута в подобие корсета. Я глубоко вздохнула и сразу закашлялась, воздуха не хватило, и никто не повернул ко мне головы.

Нет ни гор, ни подъемников, ни отелей, ни вышек, не слышно перестука колес поездов и надсадных гудков электровозов. Галлюцинация? Смерть? Другой мир? Как это все объяснить, есть ли этому объяснение? Как здесь живут, как здесь выживают, какое место занимаю тут я? У меня ведь есть право голоса? Кто я? Где я?

Бородатый мужик подвел ко мне лошадь, но я шарахнулась от нее, и мужик, посмеиваясь, пошел себе следом за остальными, держа лошадь под уздцы, и в хвосте кавалькады тащились сани. Я смотрела на это все сквозь непрошеные слезы, отдавая себе отчет, что что-то перемкнуло в мироздании и я теперь где-то… не знаю где, но одно очевидно, фигура моя настолько незначима, что всем наплевать, что я тут стою и могла пострадать от падения с лошади. И это меня пугало больше всего. Я уже отвыкла быть человеком, с которым вообще не считаются. Могу ли я возразить?

Сбежать? Но куда? Я сделала пару шагов. Ногу пронзила боль, но я понимала — от холода. Я чуть приподняла юбку — на второй ноге были отвратительно неудобные мюли. Я здесь ничего не знаю, самым разумным будет идти за незнакомыми мне людьми и делать вид, что все идет как обычно. Мне нужно время, дальше я разберусь. Может быть, мне действительно это кажется, ничего этого нет, я в больнице и скоро приду в себя.

Я потерла рукой лицо. Я выбиралась и не из такого дерьма. Если это взаправду — выбора у меня нет. Совсем. Категорически.

Мне надо делать все так же, как я привыкла: стиснуть зубы и идти дальше.

Люди уже ушли вперед — и да, моя судьба их не беспокоила. Кто я? Какая-то прислуга? Младшая нелюбимая дочь? Насколько мне повезло?

Я шла по свежему снегу, стараясь не думать о том, что получу обморожение, и отмечала, что у нас — там, где я живу — нет такого снега и не было никогда. Не было нигде из тех мест, где я побывала, а поездила я немало. Все равно дает отпечаток то, что существуют автомобили и промышленность, а здесь он… даже не белый, синий какой-то. И воздух абсолютно другой. Небо низкое, слишком низкое, тянется ровно и бесконечно, и какие-то твари летают в поисках жертвы себе на обед.

Что это за место? Что за мир?

Что-то ухнуло в глубине чащи, и моих сил не хватало, чтобы испугаться еще сильнее, а бородатый мужик оглянулся и неодобрительно покачал головой. Вероятно, уже записал меня в строчку меню того монстра, который высматривал ужин.

Я выдохнула и бросилась за людьми. Бежать мне было легко и сложно одновременно. Что это значит? Тело еще молодое. Но оно не привыкло к бегу — может быть, не привыкло и к непростому труду. Скорее я что-то вроде прислуги или какой-нибудь приживалки: такое нечто, помрет — не жалко, особенно не напрягается, потешает мадемуазель своими ужимками.

Черт, черт, черт. Дыхание сперло, нога потеряла чувствительность, но я уже нагнала сани и свалилась на них. Черт, черт, черт. Мне никто ничего не сказал — хорошо бы не выкинули, если крылатая тварь нависнет над нами. Мадемуазель им явно ценней, а сил у меня — у этого тела — мало. Я, наплевав на то, какие тут могли быть приличия, задрала юбку почти до колен и принялась растирать голую закоченевшую ногу. Вторая замерзла не меньше, но хотя бы она была не босой.

Нет сил — нет никаких шансов выжить. Физических или духовных.

Работа меня никогда не пугала. К работе я привыкла — день и ночь, в любое время, отпуск или что угодно, все приходилось решать самой. Делегирование полномочий — прекрасно, но каждый мой управленец отлично знал, где его полномочия завершаются. И работа руками — боже мой, я лично загружала барахло в микроавтобусы! Развешивала товар и стояла на лютом морозе с восьми утра до восьми вечера, заботливо прикрывая клиентку, примеряющую безразмерные штаны, и охраняя поясную сумку с выручкой от вездесущих карманных воров. Нет, работа будет за благо. Мне повезло, если я служанка. Меньше сам человек — меньше спроса, а я уже понимала, видела, что это средневековый мир.

Или не совсем уж средневековый. Век шестнадцатый или семнадцатый, если поверить тому, что костюмеры исторических сериалов не халтурят. От этого мне не легче, потому что я женщина. Практически бесправное в эти времена существо, но была бы мужчиной простого сословия — пришлось бы хуже. Войны, нелегкий труд, никто не слышал о технике безопасности. В любом случае здесь на нуле медицина, и моя основная задача, пока я не разберусь — не болеть, не получать травмы, не вздумать забеременеть. И как мне ни было страшно, я не сдержала смешок: да я и в нашем-то мире с его медициной и моей шикарной страховкой не удосужилась! Сначала — в девяностых — было не до того, да и знала, что ребенок при моих раскладах — помеха, а еще уязвимость, потом, в двухтысячные, стало полегче и решила пожить для себя, ну а в две тысячи десятые как-то привыкла к спокойствию и одиночеству. Вот только будет ли кто меня спрашивать? Но опять же, служанке проще, никто не будет следить, произвела ли она на свет наследника…

Я выравнивала дыхание. Мужик, шедший с санями, чуть притормозил и бросил мне какую-то шкуру. Я благодарно кивнула, прикрыла ноги.

— Вот за туфлю-то тебе достанется, — напророчил мужик. Я пропустила его слова мимо ушей. К черту.

Мы выехали из леса. Впереди вырос замок — низкое здание, три этажа, серые камни, узкие окна, озеро, сейчас застывшее. Мы проезжали деревню, будто вымершую сейчас, только какая-то баба, переваливаясь, шла к одному из домов. Деревня была непохожа на наши — каменные дома, прилепленные друг к другу, а местами стоящие в отдалении, серые, унылые, вокруг нищета и грязь. Даже снег тут превратился в черное месиво. На некоторых домах болтались вывески, и я — и не так уж меня ужаснуло — по слогам прочитала слова «Трактир “Мое сердце”»…

Мой мозг, подумала я, он сейчас разлетится на части. Дверь трактира хлопнула, здоровый мужик выкинул оттуда пьянчужку. Я закрыла лицо руками — это какой-то сюрреалистический сон.

Средневековые деревни я видела. Красота, цветы, приветливые хозяева. «5 евро — 1 фото». Каждый зарабатывает как может. Средневековые деревни я видела в современной комфортной Европе. Это не современность — пора это признать.

Я встряхнула головой, посмотрела вперед. Девушка и ее спутники на лошадях уехали, тащились только мы на телеге и лошадь. Я сказала себе — не заглядывай наперед, еще десять минут, и ты все узнаешь.

Замок встретил меня адским холодом. Я вцепилась в шкуру, мужик вырывал ее у меня из рук, и в этот момент я поймала себя на том, что начинаю паниковать. Нет, не сейчас, совершенно не время. Барышня убежала, и все разбежались кто куда, только я стояла в огромном зале, скованная неизвестностью.

Я переступила с ноги на ногу. Мне казалось, что тут еще холоднее,чем было на улице — выше влажность? Темно, свечи и какие-то лампы чадят по стенам, всюду камень, давит как в склепе.

— Мариза! Ну что стоишь, дурная девка?

Это сказали мне. И прежде чем я успела что-либо ответить, подошедшая женщина средних лет сунула мне в руки новые туфли.

— Спасибо, — сказала я. Это кстати. Но чтобы губы не разошлись в ухмылке, пришлось приложить немало усилий.

— Разносишь туфли, — приказала мне женщина. Я смотрела не на туфли в моих руках, а на свою собеседницу. Сколько ей лет? Шестьдесят, показалось мне, но, немного привыкнув к царящему полумраку, я поняла — лет тридцать, может быть, тридцать пять. — Разбери платья госпожи, сама знаешь, что с ними делать. Вот говорила я госпоже графине, что личико еще не все! — непонятно закончила она и подтолкнула меня к огромной каменной лестнице.

Какая-то адская пасть темноты там и я туда не хотела идти категорически.

— Госпожа? — не то возмутилась, не то попробовала общаться я. — Я ударилась головой, госпожа.

— Что? Кому это новость? — проворчала женщина. — Куда тебе ехать вместо молодой графини, вот я скажу госпоже! Двух слов не свяжет, манеры деревенской девки, учи, не учи!

— Куда мне идти и что делать?

Больше всего сил потребовалось на то, чтобы не перехватить ударившую меня по щеке руку. Что-то мне подсказало: нельзя.

— Вот ленивая! Лишь бы от работы отлынуть! Забыла, где спальня твоей госпожи? Вот я скажу графине, розги быстро память вернут!

Все-таки я служанка. Можно перевести дух. Розги, пощечины, недоедание. Но уже какая-то определенность. Что я знала об этой эпохе кроме того, что уже смогла вспомнить? Все надо делать руками, но это не большая проблема, пугает не это. Что это за мир? Наше прошлое? Нет, в нашем прошлом не было летающих тварей. Что-то иное? Какие сходства, какие различия кроме того, что я уже видела?

Но женщина почему-то смягчилась. Внезапно, и мне показалось, что в ее темных глазах мелькнуло что-то похожее на чувство вины.

— А ведь занялись бы тобой, как стоило, такая бы барышня вышла! — сказала она с непонятным мне сожалением. — Да что с господина графа-то взять. Вон, сколько таких как ты, как только его господь терпит да земля носит.

Уточнять, кого терпит, кого носит, за что, я сочла неуместным. Мне все еще предстояло подняться в эту черную пасть, и пока женщина согласилась меня проводить, я не рисковала с ней спорить. Я старалась не потерять туфли, не споткнуться, не стучать зубами. Я не ошиблась и мне не почудилось — холодно было адски. Закрыть глаза, и можно представить, что я все еще стою на рынке, абсолютно не чувствуя ног и рук, и советую покупательнице померить вещь, которая налезет ей хорошо если на одну руку вместо ноги…

— Ну, вон сундук, отбирай, что тебе впору. И не вздумай то, что не впору, — опять очень загадочно посоветовала мне женщина и ушла.