Секретарша и бандит

Дана Блэк

Когда к нам в компанию явился грозный визитёр с проверкой, начальник попросил меня его отвлечь. И я отвлекла… Как смогла. И с тех пор привычная жизнь рухнула. Его имя знает весь город. За ним тянется темная слава. У него всюду есть свои люди. Я попала к нему в капкан. – Да, я из инспекции, – его взгляд скользит по моим ногам, задерживается на груди. Медленно поднимается к моему лицу. – И я у тебя, зайка. Сверху донизу залезу. Везде.

Глава 4. Александр

Если не считать похмелья и стука в висках, партнёров, которые где-то потерялись и груза, что ребятам, возможно, придется тащить обратно — сегодня мой день.

Не так часто, девчонка, как в рекламе, вдруг опрокидывает на себя воду. Прозрачные струйки стекают по шее, тонкая кофта липнет к белой коже, где-то на фоне шумит прибой.

А нет, это журчит дурацкий настольный фонтан с пластмассовыми красными карпами. Выкину его к черту. Мне нравятся другие, такие, по фэн-шую, с тремя плоскими раковинами — это стильно.

— Какая я неаккуратная, — Алена всё ахает. Ладошкой похлопывает по груди, привлекая мой взгляд, — ещё и вода отравленная. То есть мертвая. Славик, продажник наш, набрал в артезианском источнике. Сказал, хорошо для цветов, — тараторит она и кивает на засохший кактус. — Но вдруг плохо для кожи? Вы мне не поможете? Что же делать? — Алена оттягивает мокрую блузку.

Складывает губы трубочкой.

И дует на грудь.

И я зависаю. Глаз не отрываю.

Чуть выше черных чашечек бюстгальтера, что виднеется в декольте. Чуть ниже ключиц. У нее там веснушки. Золотая россыпь разбежалась по фарфорово-чистой коже.

Шикарное зрелище.

Поднимаю взгляд к волосам.

Значит, натуральные. Рыжая грива, зелёные глаза, живи эта зайка в средневековье — ее сожгли бы на костре, темный народец был убежден, что подобную красоту лишь дьявол может даровать.

— Ты права. Вода отравлена, — подаюсь вперёд на пару шагов и хватаю ее кофту, тяну вверх, оголяя плоский живот. На нем замечаю ещё парочку симпатичных веснушек, залипаю, — давай быстрей снимай, пока не поранилась.

— Да-да, — бездумно соглашается она с моим озабоченным тоном и вздрагивает, когда я лапаю ее за грудь. — Погодите.

— Некогда, зайка, — наступаю, заставляя ее пятиться, пока она не бьётся спиной в стену. — Подумай, какой это риск для жизни. Отравленная вода.

— Ну, хватит, — она выставляет руку, ладонью упирается в мой пресс.

Машинально напрягаюсь, торс под тонкими пальчиками становится каменным.

Алена косится вниз, на свою руку. Одергивает ее, на светлой ткани остаётся слабый мокрый отпечаток ее пальцев.

— Всё? — с насмешкой смотрю на нее. — Не нужна больше помощь?

— Вы не так поняли, Александр.

Ей неуютно, я разве что в стену ее, полуголую, не вжимаю. Она пятится в бок, и я тоже, пока мы близко, она не видит мачты, что натягивает мои брюки. И вроде бы, ночь продуктивно провел. И приехал тоже по делам.

Не по этим.

Но природа берет своё.

— Да дайте же мне пройти, — она неуверенно укладывает ладошку на мою руку, пытается протиснуться, и выскальзывает. — Фух. Видите ли, у меня клаустрофобия.

Ну, разумеется.

Усмехаюсь, сую руки в карманы. Жду, пока улягутся беспорядки в штанах и разглядываю сертификаты в рамочках.

Васильев. В. А.

Стало быть, и есть директор, как я и думал, зайка по уши втрескалась в мужика, судя по тем писулькам, что в своей книжке строчит.

Детский сад какой-то.

— Зря вы не захотели смотреть презентацию, — ее голос чуть срывается, слышно стук каблучков, когда она переступает с ковра на пол.

Смотрю под ноги — ковер тоже стрёмный.

Шоркаю подошвой, про себя считаю секунды, в мыслях ее веснушки и кружевные края бюстгальтера, и надежда все никак не упадет.

— А читать чужие дневники, — она там, за спиной, задыхается от возмущения, — и вовсе невоспитанно.

Двадцать два года. Малолетка ещё. И после тех кривых сердечек в ежедневнике дурить ее рыжую голову проверками расхотелось.

Я не для этого приехал. Ее герой, что сейчас гасится от инспектора попал на крупную сумму, которой у него нет. И фирма теперь моя, со всеми потрохами, и рыжая зайка тоже.

Вот что мне надо донести до ее теленка.

Поправляю ширинку и разворачиваюсь.

Алена, потеряв бдительность, усаживается в свое кресло. Видит, что я иду к кабинету и вскакивает, роняет открытую бутылку, что пристроилась на краешке стола, и вода заливает ее юбку.

— Ай, ты, чтоб тебя, — натурально психует зайка, и прямо при мне начинает отжимать юбку.

Черная ткань ползет по бедрам вверх.

Бесконечно можно смотреть на то, как горит огонь.

А когда длинноногая девица в мокрой одежде вертится у тебя перед носом — предел терпению три секунды.

Мысленно выругавшись, иду на нее. Хватаю за талию, резко разворачиваю, давлю на спину между лопаток и укладываю животом на стол.

— Александр! — она взвизгивает.

— Можем договориться, — лезу под юбку. — Проверять ничего не буду, — ладонью скольжу по ее ноге вверх. — Только одно. Есть ли у тебя веснушки на лобке.

— Нету!

Алена вскрикивает, когда я касаюсь преграды между ног — натянутого капрона.

Чёртовы колготки, почему нельзя было надеть чулки?

— Отпустите!

Она топчется по ковру, я раздумываю, что делать с колготками. Можно и порвать, у нее там в ящике были запасные, сам видел.

— Сейчас придет Славик, — угрожает Алена. Тянется к степлеру, — он всегда заходит в это время. А он…

— Каратист, наверное, черный пояс, — перехватываю ее руку и завожу за спину, укладываю на поясницу. Трогаю капрон, он цепляется за сухую кожу на пальцах, ненужная паутина, все сильнее хочется хоть глазком посмотреть на лобок, отчего-то уверен, что врёт, есть у нее там веснушки.

Сжимаю голое бедро, и она на секунду затихает, даже вырываться перестает.

И когда я уже готов дернуть колготки — в кармане оживает сотовый.