Измена. Лучше сдохну, чем с тобой!

ДОМИНАТРИКС, 2023

Мой муж изменил мне. С секретаршей, прямо в своем кабинете. Я пришла поздравить его с днем рождения и застала эту девку прямо за делом. А ведь это должен был быть самый счастливый день в моей жизни – нам, наконец, удалось забеременеть. Я убежала от него, но, прежде чем двери лифта сомкнулись, прокричала, что беременна от другого. Годы спустя мы встретились снова. Мой бывший и мой сожитель, жестокий садист, сели играть на меня в карты. И бывший, Ваня, выиграл. Забрал меня в свой особняк, и я дико боюсь, что он узнает, что сын его, и отнимет у меня Сашу.

Глава 6. Мирослава

Ваня повседневным, спокойным жестом включает кофемашину, убирает звук у телевизора и бросает на меня еще один взгляд, от которого я вся съеживаюсь.

У них очаровательная дочка, так на него похожа, как и мой сын. Только она папу знает, растет в полной семье. Женился на своей секретарше, и все у него хорошо. Все это время, пока я умирала от тоски, пока жила в аду, он просто продолжал жить счастливой семейной жизнью, просто с другой женщиной.

— Роди мне дочь, — как-то попросил он, когда мы только начали попытки завести ребенка. — Такую же красивую, такую же совершенную, как ты.

Вероятно, ее он тоже посчитал совершенно-красивой, и она родила моему Ване дочь. Моему. Нет, Мира… Уже не твоему. Да и не был он никогда твоим.

— Мира, сядь, — его голос возвращает меня в настоящий момент, в котором хочется сдохнуть. — Кофе?

Я почти падаю на стул, придерживаясь за край стола.

— Нет, — моргаю быстро-быстро, чтоб не разреветься. — Так ты на ней женился, да? Ее дочка…

Я изъясняюсь, словно меня накачали тяжелыми препаратами — в голове такая каша, а в груди тлеет дыра.

— Нет, — качает головой, ставит на стол перед собой чашку черного кофе. — Я не видел ее больше с того дня. А Аня… — замолкает, воздевает взгляд к потолку и чуть усмехается. — Слава, ты жила все это время с тем мужиком, и у тебя от него вполне мог родиться еще ребенок. Я тоже пытался жить нормально. С мамой Ани ничего хорошего не вышло. Так, интрижка… Она не особо семейный человек, танцовщица.

Танцовщица. Он, что, ходил по клубам и снимал там подобных мне? Любил меня вообще хоть когда-то? Или и правда подсел на мое тело?

— В смысле, несемейный человек? — Я сглатываю горечь, навязшую на корне языка. — Она, что ли, бросила ребенка?

— Она была с Аней до года, а потом просто пришла и сказала, что ребенок не вписывается в ее жизнь, мешает строить карьеру. Подписала все бумажки, отказалась от родительских прав.

— Что за мать она такая, раз отдала своего ребенка мужику, с которым у нее была интрижка? — Я и сама чувствую, как из моего рта струится чистый яд. — Не понимаю таких…матерей.

Он чуть склоняет голову набок, смотрит на меня пристально. Опять с таким разочарованием во взгляде.

— Вероятна такая же, как и та, которая отняла у своего ребенка родного отца и записывает в ту самую графу левого мужика, — не теряется Ваня, резанув меня по мясу. — Я очень виноват перед тобой, Слав, за последние полгода нашей совместной жизни, и за тот отсос, несомненно, виноват больше всего, но и ты не святая. Как бы я ни относился к матери Ани, я не препятствовал их общению, и сейчас, даже с учетом того, что она лишена родительских прав, если Жанна захочет все же повидаться с дочкой, я не стану запрещать. Знаешь почему?

— Нет, — отвечаю почти беззвучно, еле выдерживая этот разговор, его тон, все его взгляды.

— Не знаешь, нет? — издевательские нотки впиваются прямо в сердце. — Потому что так лучше для Ани. Посмотри на меня, Слав. Я хочу, чтоб ты поняла, что ты сделала.

«Да понимаю я, понимаю!», — ору внутри себя, а ему ничего не могу ответить. Ваня прав, во всем прав.

Я поднимаю мокрые глаза, смотрю на него. С его взгляда, который прямо в душу, всегда было так тяжело соскочить. По выражению его глаз, которые будто заволокло синими чернилами, я понимаю, что вся Ванина выдержка летит сейчас к чертям.

— Наши обиды, все взаимные претензии, они между нами, Слав. Ты имела полное право разбираться со мной. Но ты втянула в это ребенка. Это между нами, блядь! — Он опускает голову, сжимает пальцы в кулаки до хруста суставов. — Я был тебе хуевым мужем, но это не значит, что ты имела право лишать меня сына. Ты же ребенку хуже сделала в первую очередь.

— Виновата, — всхлипываю я, чувствуя себя настоящим чудовищем. — Я так виновата… — сгибаюсь на своем стуле пополам, роняю лицо в ладони и реву беспомощно. — Перед тобой. Перед ребенком.

Его шаги. Приближаются, отдаются в моей грудной клетке. Присаживается передо мной на корточки, кладет горячую ладонь на мою спину и чуть поглаживает.

— Еще не поздно все исправить, — проговаривает тихо, и я поднимаю на него ничего не видящие от слез глаза. — Сейчас мне нужно, чтоб ты собралась, Слав. Мы сейчас поедем в офис, ты подпишешь пару бумаг, и я скажу «фас!» своей своре юристов. Определим место жительства ребенка с тобой и заберем. А потом подадим иск, оспаривающий отцовство этого мудака, и еще один, устанавливающий мое отцовство.

— Ваня, я так по нему скучаю, — судорожно хватаюсь за рубашку бывшего мужа — единственная точка опоры. — Я уже две недели его не видела.

— Слав, у тебя есть фотки моего сына? — шумно сглотнув, спрашивает Ваня, поглаживая большим пальцем мое запястье.

— Саша. Его зовут Саша, — пытаюсь выудить из кармана халата телефон. — В честь твоего папы. Чудесный был человек.

Ванин папа умер за несколько лет до нашего развода. Мне показалось, тогда Ванька очень сильно пошатнулся, что-то начало происходить, все прошло трещинами, да так и не пришло в норму.

— Слав… — начинает он и тут же замолкает, отводит взгляд. — Это для меня много значит. Папа тебя очень любил. Был бы рад внуку.

Я заглядываю в глаза бывшего мужа и впервые за эти сутки вижу там что-то помимо холодно пренебрежения и обиды.

— Вот, — вкладываю ему в руку телефон, на котором открыты Сашенькины фотографии.

Ваня листает их долго, рассматривает, приближает. Его лицо то проясняется, то искажается болезненной гримасой.

— Собирайся, — наконец бросает Ваня, поднявшись на ноги. — Все будет быстро. Он скоро будет с нами.

— Спасибо, — бормочу я.

Не удерживаюсь — бросаюсь Ване на шею, утыкаюсь носом в шею и судорожно втягиваю в себя воздух с его ароматом.

Он отстраняет меня от себя, но только чтобы обнять скулы длинными пальцами и коснуться моих губ своими.

— Я почти умерла без тебя, — вдруг признаюсь я.

Громкая вибрация телефона в его кармане разрушает момент, но я все еще хватаюсь за его призрачный отзвук.

— Минуту, подожди минуту, — касается своими теплыми губами моей щеки и принимает вызов: — Да, — в трубке мужской голос, Ваня слушает, а потом осатанело орет, кажется, на весь дом: — Как увез? Какая, блядь, Турция? Вы там охерели все?!