Проект «Тревожные Небеса»

Гордей Егоров (2021)

«Граждане Великой Страны! Все мы помним, чем для наших соотечественников обернулись последние пять волн вирусной атаки со стороны наших зарубежных врагов — этих бесчеловечных агрессоров, готовых на всё ради захвата наших огромных ресурсов и бескрайних территорий! Конечно, все вы в курсе, что наше прогрессивное Правительство в рамках борьбы с новыми вирусными угрозами разработало полномасштабную программу защиты всего населения, которая носит название «Тревожные Небеса». Эта программа включала в себя строительство сверх-укреплённых бункеров с системами обеспечения населения всеми необходимыми для жизни благами. Реализация программы проходила под неусыпным контролем нашего Правительства, сверхчеловеческими усилиями армии и жителей нашей Страны последние три года. Сегодня мы готовы сообщить, что программа реализована! Каждый житель страны обязан прибыть в бункер, к которому он приписан до 16 часов дня. Опоздавшие рискуют подвергнуться смертельной вирусной атаке врагов» Сообщение Правительства

Глава 3

— Имя?

— Вадим.

— Фамилия?

— Мохов.

— Где кем работаете?

— Начальник отдела поддержки пользователей. В Телекоммуникационной компании.

— В какой телекоммуникационной компании?

— Называется так: ООО «Телекоммуникационная компания».

— А. Понял. Почему в машине оружие?

— Потому что имею право его перевозить.

— Что? — майор поднимает на меня взгляд в котором читается всё: и три класса образования, и криминальное прошлое, и непонимание, припудренное агрессией.

— Есть разрешение на хранение оружия. Значит имею право перевозить это оружие в своём автомобиле.

— Ты чо такой дерзкий? Права чтоль свои знаешь?

— Знаю.

— Зачем тебе столько оружия?

— На стрельбище ехал.

— Да мне насрать, куда ты там ехал? — он начинает повышать голос, — Я другое спросил. Зачем тебе столько оружия?

— У меня было три единицы оружия. Разрешено перевозить до пяти. Я ничего не нарушил.

— Разрешение есть?

— Лицензия есть. Документы на всё оружие есть.

— Разрешение есть? — он снова повышает голос и начинает вставать, нависая надо мной.

— До пяти единиц разрешение на перевозку не требуется.

— Не требуется? — он орёт мне прямо в лицо, — Это мы сейчас разберёмся!

Майор багровый и задыхающийся с грохотом отодвигает свой стул и идёт к выходу. Стальная дверь гулко хлопает. С обратной стороны гремит замок. Я остаюсь один.

Черная дверь. Тишина.

Меня зовут Вадим Мохов. Тридцать восемь лет. Рост метр девяносто три. Вес около ста двадцати килограмм. Я вообще не эталон современного мужчины — не ношу бороду, не хожу в барбершоп и спортзал, не играю в приставку. Жена говорит, что я старше своего возраста лет на сто. Мне кажется, что она приуменьшает. Откуда в машине оружие?

Я смотрю на чёрную дверь.

Зачем мне столько оружия?

Когда долго смотришь на чёрный предмет, он может изменить свой цвет…

Что значит зачем? Я болен оружием. Я влюблён в оружие. В общем, оружие моё хобби. Только в тысячу раз больше, чем хобби. Люблю ли я что-то больше чем оружие?

Да. Свою семью. Я помню, что оставил в машине шоколад для дочери, а потом…

Я опускаю глаза и смотрю на кольцо на своей руке. Силюсь вспомнить — где они сейчас? В животе просыпается тревожный червячок. Кажется им нужна помощь? Берусь за кольцо указательным и безымянным пальцами и начинаю его крутить — ощущения туманные и далёкие. Я нужен им, но почему я здесь? Тревога нарастает. Поднимаю глаза, но… черной двери нет. Нет всей стены. Вместо этого я вижу закатное небо. Окрашенные красным облака, тёмные силуэты деревьев. А из-за горизонта прямо ко мне летит вертолёт. Сейчас его ещё еле слышно, однако время не подчиняется мне и вот он всё ближе и ближе. Вместе с его гулом нарастает уже не просто тревога, но страх. Он захватывает меня всего. Я открываю рот, что бы кричать от этого страха и… делаю вдох.

С моего лица поднимается муха, я слышу её жужжание вокруг моей головы, она делает круг и снова садится мне на щёку. Я в омерзении хочу дёрнуть головой. Но не могу — шея жутко затекла. Пытаюсь поднять руку и перевернуться и тут острая боль пронзает меня от правой ноги до самого затылка.

— Чё-ё-ё-ёр-р-р-рт… — от боли у меня перехватывает дыхание.

— Тихо… тихо… — слышу рядом.

Текут секунды. В голове вскипает земля, рвутся к небу вулканы. Их лава стекает по безвольным складкам мозга в океаны под моей головой и, охлаждаясь, смиряет боль. Её острота спадает и я медленно делаю вдох…

— Тише… Я перетянула ногу… чтобы не было такой кровопотери…

— Медсестра? — я пытаюсь говорить, но сухое горло выдавливает только беззвучный шёпот.

— Училась полтора года… и бросила.

— Жгут… умеешь накладывать?

— Умею.

— Как з… звать как?

— Александра.

— Шура.

Наверное она кивает. Я этого не вижу. Несколько секунд я прислушиваюсь к темноте.

— Шура… где мы?

— В подъезде. Крюкова пять.

— Какие… интригующие подробности… Как мы сюда…

— Я привезла… вас…

— Вадим… зови меня Вадим… — несколько секунд молчу, пытаясь найти в недрах организма хоть немного слюны, чтобы смочить горло, — Есть вода?

— Нету. Но я знаю, где можно достать.

— Нет. Давай отложим это. Крюкова пять. Это где вообще?

— За супермаркетом, если после школы направо…

— Да… я понял. Как ты меня… допёрла?

— Взяла тележку для разгрузки. В супермаркете. Там мой молодой человек работал. Довезла.

— Отважная ты. Могла бросить меня.

— Вы меня не бросили.

Молчу. Стыдно сказать, что хотел бросить, но представил, как другой такой пузатый увалень вроде меня в сложной ситуации не помогает моей дочери и… Я не бросил. И вот теперь тут.

— Твой парень в этом подъезде жил? — она молчит. Слышу — всхлипывает.

— Моя бабушка тут жила.

— Бабушка? Так ты отсюда? Как тебя занесло то… туда, на заправку?

Привыкающие к темноте глаза уже видят, как её личико кривиться гримасой беззвучного плача.

— За парнем своим что-ли поехала?

Кивает.

— Пошла…

— Пешком? За несколько часов до карантина и вирусной атаки? Ты с…

Хочу спросить больная ли она? В своём ли уме? Дура ли набитая? Вовремя осекаюсь. Это мне больше ста лет — всё просчитываю, многое знаю, до фига умею… и то дырку в ноге схватил. А она девчонка.

— Одна ходила?

— С подругой, — по голосу слышно, что взяла себя в руки.

— Подруга жива?

— Не знаю… — шумный вдох. Умница. Старается. Выдох, — Наверное уже нет.

— Ясно. Ты это… молодец. Держись.

Какое-то время в звенящей тишине слушаю её сдавленные всхлипы.

— Шура. Скажи: люди — военные… или те мародёры. Они видели нас?

— Не знаю. Пока было светло, кроме военных никого не было. Я оттащила вас за машину…

— Давай на ты… тебя…

— Тебя…

— Продолжай.

–… ну а потом стемнело.

— И тогда ты всё это провернула.

— Да…

— Парня своего нашла? Не зря хоть пёрлась, жизнью рисковала?

— Нет. Не нашла.

— Не нашла. А если бы не гормоны, могла бы сейчас в убежище чай пить с бабушкой, — я все же не удержался от едких упрёков.

— Меня не взяли туда. Военные сказали, что прививки какой-то нет…

— Прививки? Не смеши меня. От чего прививка? Нет пока никакой инфекции. Но скоро будет. И тогда жопа…

Она опять начинает плакать. Серое лицо морщиться. Видно — сдерживается, чтобы совсем не разреветься.

— Вадим…

— Да, Шура.

— Я не хочу умирать…

— Никто не хочет. Ты думаешь, я лежу в этом подъезде, а не в тёплой кровати потому что мне так веселее? Думаешь те парни, что остались на площади… они так сильно хотели там на тротуарной плитке переночевать в луже крови и потому к нам вышли?

Плачет. А я уже не могу остановиться:

— Мы все живём поневоле. И умираем так же. Поневоле. Вот слышала фразу «добрая воля»? Наверняка слышала. А есть такое: «добрая неволя». Это когда вроде не по твоей воле случается жизнь… А ты принимаешь это. Говоришь: а будь по-твоему! И через время оказывается, что это всё к добру было для тебя. Сколько раз это было уже в моей жизни? Да сотни. Тысячи, наверное. Вот назвал это «добрая неволя». Что молчишь? Добрая неволя с нами приключилась.

Слушаю. Серое лицо напротив меня больше не кривится.

— Не мы выбирали, случится с нами то, что случилось или нет. Не мы выбирали. Но мы выбираем, что и как нам делать с тем, что приключилось. И то, что мы выберем, то и будет. Так?

Молчит. Но тишина перестаёт быть холодной. Темнота перестаёт быть злой.

— На третьем этаже моя бабушка жила. У меня ключи есть.

— Прекрасно, милая моя. Замечательно, Шура. Мне бы только вползти туда.

Почему-то я начинаю смеяться. Мне смешно.

Мне. Я не попал в убежище. Ворота закрыты уже часов шесть, а я снаружи. Нога прострелена, лекарств нет. Антидотов нет. А я хрипло ржу.

— Третий этаж…

Вижу, что она тоже улыбается.