Акива и Рахель. История великой любви

Герцель Давыдов

Книга основана на истории высокой любви между раби Акивой и Рахель, описанной в Талмуде. Именно благодаря своей жене Акива сумел преодолеть путь от неграмотного пастуха до одного из величайших мудрецов в истории Иудеи.Эта история, произошедшая около 2000 лет назад, на протяжении веков передавалась из поколения в поколение как эталон высоких отношений между мужчиной и женщиной.

Глава 2. Весенняя гроза

Осень выдалась дождливой. Акива по-прежнему пас овец в имении Кальбы Савуа и получал приличное жалованье. Каждое утро он выгонял из загона отару овец и спускался со стадом к пастбищу около реки. Животные мирно паслись, а пастух любовался природой и наблюдал за тем, как течет река.

Акива очень заботился о своем стаде и старался, чтобы животные паслись в хорошем месте, где растет сочная трава. Он оберегал овец от чрезмерного холода, шума и невыносимой жары. В дни, когда гости Кальбы Савуа, желающие пообедать на свежем воздухе, переходили в беседку, с которой открывался прекрасный вид на реку, и подолгу спорили о будущем еврейского народа, Акива перегонял овец в более спокойное место. Пастух считал, что умиротворенные овцы смогут давать больше шерсти, а их мясо будет ароматнее и сочнее. Но в дни, когда та юная девушка в компании служанки подолгу читала в беседке книги, Акива не угонял стадо, он изредка бросал взгляд в ее сторону, чтобы узнать, не смотрит ли она на него. Девушка, увлеченная чтением, не замечала пастуха, а когда ее глаза уставали, она переводила взгляд на реку, на ее блестящие под лучами палящего солнца воды.

По пятницам Акива пригонял овец на пастбище с первыми лучами солнца, чтобы успеть вернуться обратно до наступления темноты. После заката начинался шаббат¹², а в шаббат в имении Кальбы Савуа иудеи не работали. Иногда Акива по приглашению господина Шимона встречал шаббат в его доме. Пожилые супруги радовались его приходу и радушно встречали гостя.

Акива давно терялся в догадках, кто та прекрасная незнакомка, напоившая его водой, как ее зовут, но ответов на свои вопросы не находил. Боясь вызвать гнев управляющего, Акива молчал и не обращался к нему за разъяснениями.

Иногда, возвращаясь в имение после работы, он направлялся к колодцу в надежде хоть на мгновение увидеть милую девушку. Наполняя кувшин, Акива подносил его к губам, медленно пил из него, стараясь рассмотреть, что происходит вокруг. Иногда ему удавалось увидеть, как девушка развешивает белье вместе со служанкой, кормит лошадей или наполняет кухонными отходами огромное корыто около дверей дома. Она регулярно делала это, чтобы корыто не пустовало и бродячие собаки могли поесть из него. Акиве нравилось наблюдать, как она трудится, но больше всего ему нравилась ее теплая улыбка.

Но в один из дней, наполняя кувшин водой из колодца, Акива услышал громкий лай собак и, обернувшись, увидел, как бездомная собака, прибежавшая к корыту, яростно лаяла на девушку, пытавшуюся, как обычно, наполнить его отходами. Собака, увидев кастрюлю в ее руках и учуяв запах съестного, продолжала лаять на девушку, вынуждая бросить кастрюлю с содержимым на землю.

Акива бросился на помощь, криками пытаясь отогнать озлобленную псину. Собака неохотно отступила, потом решила вернуться и отвоевать кастрюлю. Акива замахнулся на нее кулаком — посоха с ним не было, и собака, прежде чем убежать, укусила его за руку. Девушка бросилась к Акиве, но пастух молча повернулся к ней спиной и ушел.

Она глядела вслед человеку, который быстро удалялся в сторону реки, чтобы промыть рану, здоровой рукой одновременно зажимая кровоточащий покус. Она никогда не видела сразу столько крови и поэтому долго не могла уснуть, думая о пастухе-герое.

Акива, которого по роду его прежних занятий не раз кусали собаки, насекомые и даже змеи, не придал случившемуся особого значения. Он промыл руку водой из реки и, крепко перевязав ее, стал думать о девушке. «Возможно, она дочь служанки, она повсюду сопровождает ее, или родственница Кальбы Савуа», — рассуждал он сам с собой.

Проходил день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Дела в Иудее обстояли все хуже и хуже. Иерусалим был разрушен, жители города с трудом сводили концы с концами. Они исправно платили большие налоги римлянам, чтобы не повторить судьбу других иудеев и не быть угнанными в рабство. Жители пытались воссоздать в Иудее духовную жизнь в отсутствие Храма и сохранить Священное Писание для еврейского народа.

Акива же был далек от всего этого, он не думал ни о Торе, ни о разрушении Храма. Каждый день он выводил овец на пастбище и с волнением ждал встречи с прекрасной незнакомкой.

* * *

Наступающий шаббат Акиве предстояло встретить у Шимона. После обеда он загнал овец и, предупредив управляющего, что сегодня не будет присутствовать на праздничной трапезе, отправился в дом Шимона. У главных ворот он снова встретил знакомую чтицу с прекрасными длинными волосами. Ее шею украшала золотая цепочка, на которой висели три непонятные для Акивы буквы. Он не мог отвести от девушки глаз и едва не ударился головой о ворота. Направляясь в дом господина Шимона, пастух всю дорогу думал о ней.

После сытного ужина господин Шимон прочел благословение, завершающее шаббатную трапезу. Затем он вкратце рассказал Акиве и своей жене Дворе об основных моментах в недельной главе Торы и, после того как все традиции были соблюдены, спросил у гостя:

— Акива, как тебе работается у Кальбы Савуа?

— Спасибо, очень хорошо. У меня еще никогда не было такой работы и такого хорошего заработка. Мне нравится пасти овец и целый день быть на свежем воздухе.

— Ты не устаешь?

— Я работаю с самого детства и привык к тяжелому труду. Работа у Кальбы Савуа легкая по сравнению с тем, что мне приходилось делать раньше. Раньше я работал круглый год, с утра и до позднего вечера, без отдыха, а сейчас я отдыхаю в шаббат и праздники. Господин Шимон, я хотел узнать, сегодня какой-то иудейский праздник?

— Нет! Почему ты спрашиваешь?

— В имении Кальбы Савуа с самого утра все суетятся.

— Кальба Савуа сегодня празднует свой шестидесятый день рождения. Я был сегодня в его доме, привозил свежие пряности и даже успел подарить имениннику серебряную Менору¹³. Он уговаривал меня остаться и разделить это радостное событие с ним и его многочисленными друзьями, среди которых был даже раби Йоханан бен Закай¹⁴ из Явне. Но я, попросив прощения и подняв за его здоровье бокал красного вина, поспешил вернуться домой к шаббату.

— Кто такой раби Йоханан бен Закай? — поинтересовался Акива.

— О, это один из самых известных и уважаемых раввинов. Он глава ешивы в городе Явне и на сегодняшний день духовный лидер всей Иудеи. Мне посчастливилось несколько раз пообщаться с ним, он просто замечательный человек, настоящий лидер. Глядя на то, как такому пожилому человеку удается сохранять ясность ума, мудрость и лидерские качества, просто поражаешься.

Но Акиве, услышавшему в рассказе Шимона фразу об имении Кальбы Савуа, сразу вспомнилась девушка, и история о раввине отодвинулась на второй план. Акива, слушая хозяина дома, увлеченно рассказывающего о своей первой встрече с раби Йохананом бен Закаем, мысленно подбирал слова, чтобы задать давно мучающий его вопрос, и, как только наступила короткая пауза, он, не дождавшись окончания рассказа о раввине, произнес:

— Господин Шимон, могу я тебя спросить? Ты часто бываешь в имении Кальбы Савуа, скажи, как зовут молодую девушку, живущую в его доме?

— У него живет много женщин. Одни убирают в доме, другие ведут хозяйство, третьи готовят, еще одни стирают одежду. Которая из них тебе понравилась? — улыбнулся старик.

— Очень милая девушка лет двадцати, с красивыми длинными волосами.

— Покажи мне ее при случае, и я, возможно, вас познакомлю. Если хорошая девушка и она работает у Кальбы Савуа, то я замолвлю слово за тебя.

— Молодая девушка с длинными черными волосами. Помнишь, когда мы в первый раз переступили порог дома Кальбы Савуа, она угостила нас водой из колодца, и еще в прошлый раз, когда ты приходил с пряностями, она провожала тебя с Кальбой Савуа до ворот. Я в это время возвращался с пастбища с овцами.

Шимон силился вспомнить, кто же его провожал в последнюю среду, когда он выходил от Кальбы Савуа. Вдруг он вздрогнул и громко крикнул:

— Забудь о ней!

— Что с тобой произошло, Шимон? — испугалась госпожа Двора.

— Забудь о ней и даже не смотри на нее, я тебя очень прошу, — настойчиво повторял взволнованный Шимон. Он повернулся к обеспокоенной супруге: — Ты знаешь, о ком он говорит? Он говорит о Рахель, дочери Кальбы Савуа.

Шимон сильно встревожился, его лицо побагровело. Но, несмотря на просьбы жены успокоиться, он продолжал волноваться.

— Если Кальба Савуа узнает, что она тебе нравится, — обратился старик к Акиве, — или, того хуже, что ты пытаешься с ней познакомиться, он сделает так, что ты больше никогда не будешь работать в Иерусалиме. Ты хочешь потерять работу и снова каждый день искать заработок?

Акива опустил голову.

— Прости, что я тебя заставил волноваться. Мне даже в голову не могло прийти, что у Кальбы Савуа такая юная дочь.

— Она поздний ребенок, поэтому он ее так любит и бережет. Дочь — все, что у него осталось. Прошу тебя, Акива, выбрось ее из головы, — уже более спокойным тоном произнес Шимон.

Акива и госпожа Двора пытались сменить тему разговора на более нейтральную, и, когда он немного успокоился, все пошли отдыхать.

Акива долго не мог заснуть и пребывал в грусти. Разве мог такой бедняк, как он, жениться на дочери самого Кальбы Савуа? Он убеждал себя прислушаться к совету господина Шимона и больше не думать о ней, но ничего не мог с собой поделать. Все его мысли были только о ней, о Рахель. Теперь, когда ему стало известно ее имя, оно казалось ему самым прекрасным на свете. Но, взвесив все еще раз, Акива все-таки решил взять себя в руки и навсегда забыть о красавице, чтобы не портить жизнь себе и не подвергать опасности дружбу господина Шимона с Кальбой Савуа.

* * *

Жизнь текла, как прежде. Первая зима Акивы в имении Кальбы Савуа выдалась холодной. Ему приходилось много работать, чтобы в таких условиях сохранить поголовье овец. Он трогательно заботился об овцах и проводил с ними большую часть своего времени, так как работа помогала ему хоть некоторое время не думать о Рахель.

Весеннее солнце снова начало согревать приходивших в себя после холодной зимы жителей Иерусалима. Тропинка, ведущая к реке, подсохла, и Акива стал чаше выводить овец к реке. Прекрасные солнечные дни время от времени сменялись дождливыми, но они не могли омрачить жизнь Акивы, который получал удовольствие от своей работы. Ближе к Пейсаху¹⁵, как обычно, в имении Кальбы Савуа было принято проводить учет. Акиве, несмотря на холодную зиму, удалось не только сохранить, но и увеличить поголовье скота.

Управляющий был доволен Акивой и пообещал поговорить с Кальбой Савуа о прибавке к жалованью.

Пейсах в имении Кальбы Савуа, как и во всей Иудее, праздновали широко, вопреки всем трудностям. После празднования Пейсаха Акива снова начал ежедневно выводить овец к реке, но, как только сгущались тучи, грозя дождем, он сразу же спешил привести отару обратно в загон.

Стоял весенний день. Внезапно хлынул сильный дождь. Акива никак не мог справиться с отарой, которая, слыша гром и пугаясь молнии, с блеянием разбегалась в разные стороны. Он весь промок и приложил немало усилий, чтобы загнать всех овец в загон. Заперев овец, он и сам хотел укрыться от ливня и ураганного ветра, переодеться и согреться, но, бросив напоследок взгляд на пастбище, увидел забытого им ягненка. Сильный ветер сдувал его в сторону реки. Ягненок боролся из последних сил, чтобы не сорваться в реку, но силы его были на исходе.

Акива поспешил на помощь. Ветер рванул и сбил ягненка с ног, сильное течение уже уносило обессиленного малыша. Акива бросился в воду, быстрыми движениями добрался до ягненка и вытащил его на сушу. Ягненок был напуган и весь дрожал от холода. Над рекой стояла беседка, и Акива устремился к ней в надежде укрыться от непрекращающегося ливня. Пастух быстро преодолел подъем и подбежал к беседке, прижимая к груди спасенного ягненка. В беседке стояла Рахель. Заметив девушку, Акива поспешно вышел из-под навеса, но до него донеслись слова девушки:

— Куда ты бежишь? Прошу, вернись. Тебе нужна сухая одежда, возьми мою накидку.

Акива движением головы отказался от накидки, но вернулся и молча присел на край скамейки, отвернувшись в сторону реки, чтобы не смотреть на девушку. От волнения он еще крепче обнял дрожащего ягненка.

— Когда ты спас меня от собаки, я долго молилась, чтобы с тобой все было в порядке, чтобы ты не пострадал за меня. Я не стала никому рассказывать, так как не хотела, чтобы эта история дошла до отца. Если он узнает, он непременно запретит мне кормить собак и лошадей или вообще выходить из дома. Но если бы я не увидела, что на следующий день с тобой было все в порядке, я бы обязательно рассказала отцу и он бы непременно вызвал лучших лекарей.

Ты очень храбрый и порядочный человек. Сегодня я имела возможность еще раз в этом убедиться, когда увидела, как ты спас ягненка. Наверное, не многие из пастухов решились бы броситься в реку, даже будь это их собственная овца. А ты бросился спасать животное, которое тебе не принадлежит.

Акива не ответил. Рахель продолжила:

— Осенью я часто наблюдала, как ты пас овец у реки, но зимой было холодно и я редко приходила сюда. Мне нравится смотреть на воду, на ее движение. Я могу сидеть здесь часами, погрузившись в свои мысли и раздумья. Я думаю о жизни, не о самой жизни, не почему мы родились, а о своей роли в ней. Зачем я появилась на этот свет, каково мое предназначение? Часто думаю о будущем. О чем ты думаешь, глядя на реку? — спросила девушка.

Грянул гром, и ягненок, испугавшись, жалобно заблеял. Рахель сняла с себя накидку и протянула Акиве:

— Укрой ягненка, ему будет теплее и спокойнее.

Акива принял у Рахель накидку и укутал маленькую овечку. Дождь потихоньку стихал и терял силу. Акива, не попрощавшись, быстро направился к себе, унося с собой спасеныша, а Рахель отправилась домой.

Весь вечер пролежал Акива, прижимая к себе накидку Рахель. Он не верил тому, что они встретились и она не насмехалась над ним, а мило беседовала. Это было похоже на сон, но накидка, которую Рахель дала для того, чтобы укутать ягненка, доказывала реальность произошедшего. Он вдыхал тонкий аромат, исходивший от накидки, и это снова погружало его в переживания сегодняшней встречи. Мечты уносили его далеко, но он пытался успокоиться и заснуть после тяжелого дня. Поутру он решил взять с собой накидку и передать Эзре или кому-то из служащих, чтобы они вернули ее хозяйке.

День наступил прекрасный, на небе не было ни облачка. Акива погнал овец на пастбище, а сам, как обычно, сел на камень около реки и стал смотреть на воду. Ягненок, спасенный им вчера, пасся рядом, и Акива время от времени поглаживал его по шелковистой шерстке. Душа Акивы была в смятении. С одной стороны, он с нетерпением ждал появления Рахель, а с другой — боялся встречи с ней, так как понимал, что, увидев ее, услышав ее нежный голос, влюбится с еще большей силой и больше не сможет жить без любимой. Беседка пустовала. Солнце стало опускаться за горизонт, и настала пора возвращаться в имение. Акива встал с камня, держа в правой руке посох, а в левой накидку, готовый гнать овец на ночлег, как вдруг услышал голос из беседки:

— Здравствуй, вижу, ты принес мою накидку. Я сейчас спущусь за ней.

Акива растерялся, волнение охватило его. Он не знал, как себя вести и что делать. Рахель в это время осторожно спустилась вниз к реке, и Акива передал ей накидку. Они случайно встретились взглядами. «Она прекрасна как никогда», — подумал Акива, но через мгновение снова отвел глаза в сторону.

Забрав накидку, Рахель произнесла:

— Я рада видеть тебя в здравии после вчерашнего происшествия. А где ягненок, которого ты спас?

Акива указал рукой на ягненка, которого он целый день не отпускал от себя.

— Он такой милый. Если бы отец разрешил, я бы забрала его к себе в комнату. Я бы кормила его, купала и даже спала с ним. У него такая нежная шерсть, а глаза такие печальные и красивые. Ты так не считаешь?

Акива молчал — то ли из-за слов Шимона, то ли из-за опасения сказать глупость и разочаровать Рахель, он и сам не знал.

— Ты всегда такой молчаливый? — Рахель слегка обиделась. — А мне нравится разговаривать, особенно в такой прекрасный день. Какую ты любишь погоду? Какое твое любимое время года? — Девушка засыпала Акиву вопросами.

Акива ничего ей не ответил.

— А ты меня хоть слышишь?

Акива утвердительно качнул головой.

— Как хорошо, а то я начала уже волноваться. Ты меня порадовал, я уж подумала, что ты глухой. А говорить ты умеешь?

Акива снова покачал головой, не глядя в сторону прекрасной собеседницы.

— Я знаю, что умеешь, — продолжала настойчивая Рахель, — я слышала, как ты несколько раз разговаривал с Эзрой.

Акива молчал.

— Что же ты молчишь? Может, Эзра запретил тебе разговаривать со мной или ты, увидев меня, потерял дар речи?

Акива от волнения снова кивнул.

— Не понимаю, — улыбнулась Рахель. — Ты на все вопросы отвечаешь «да»?

Акива отрицательно покачал головой.

— Вот и первый отказ, — рассмеялась Рахель. Она не собиралась сдаваться: — Имя у тебя есть?

Акива продолжал молчать.

— Вновь превратился в глухонемого? — Рахель было и смешно, и немного обидно. — Ты не хочешь назвать своего имени, не говоришь со мной, не отвечаешь на вопросы и не смотришь на меня. Что такого тебе сказал Эзра? Что если ты посмотришь на меня, то превратишься в статую? — шутила Рахель.

Акива действительно как будто превратился в камень, словно ослеп и оглох.

— Мне пора идти. Отец, наверное, уже волнуется. — Рахель на минуту задумалась и вдруг предложила: — Напиши мне свое имя на песке.

Акива наконец решился заговорить и признался, что не умеет ни писать, ни читать, и после некоторой заминки добавил:

— Мое имя Акива.

Рахель задорно рассмеялась:

— Ты взрослый человек и не умеешь написать даже своего имени?

Рахель ушла, а Акива опустил голову и впал в глубокую грусть. «Зачем я ей сказал, что не умею писать и читать, — думал Акива, — она больше никогда не захочет разговаривать со мной. Конечно, она образованная девушка и первый раз видит такого невежду, как я. Лучше бы я молчал, тогда хоть изредка смог бы видеть ее, слышать ее чудесный голос, но теперь… Теперь она будет сторониться меня».

Примечания

12

* Шаббат (Суббота) — седьмой день недели в иудаизме. По законам Торы в этот день следует воздержаться от работы. Шаббат начинается с вечера пятницы и считается наиболее значительным из еврейских праздников.

13

* Менора — букв. «светильник». Семиствольный светильник (семисвечник), который стоял в Иерусалимском храме. С древнейших времен — символ иудаизма, еврейский религиозный атрибут.

14

* Раби Йоханан бен Закай — выдающийся раввин и мудрец эпохи разрушения Второго Храма. Возглавлял Санедрин в городе Явне.

15

* Пейсах — иудейский праздник, который празднуется весной в память Исхода евреев из Египта.