Портрет леди

Генри Джеймс, 1880

Молодая американка Изабелла Арчер по приглашению тетушки приезжает в Англию. Мисс Арчер хороша собой, обладает живым характером и в целом очаровательна. Ею движет желание увидеть мир, однако, не имея средств, Изабелла может довольствоваться лишь ролью компаньонки своей тетки. Внезап но свалившееся на нее состояние позволяет ей претворить мечты в реальность, однако, разбогатев, Изабелла рискует стать инструментом для достижения поставленных кем-то целей. Генри Джеймс (1843–1916), признанный классик американской литературы, заглядывает в таинственные глубины женской души и создает достоверный и поистине прекрасный портрет, попутно отвечая на извечный вопрос: богатство – дар судьбы или проклятье?..

Глава 12

Она спрятала письмо в карман и приветливо улыбнулась гостю, не выдав своего смятения и сама дивясь своему самообладанию.

— Мне сказали, что вы в парке, — произнес лорд Уорбартон. — В гостиной никого не оказалось, и я без колебаний пришел сюда, потому что мне хотелось увидеть вас.

Изабелла встала. Ей почему-то не хотелось, чтобы он садился рядом.

— Я как раз собиралась пойти в дом, — сказала она.

— Прошу вас, останьтесь, — здесь гораздо приятнее! Сегодня чудесный день. Я приехал из Локли верхом. — Лорд произнес это с необыкновенно дружеской и располагающей улыбкой. Вся его фигура, казалось, излучала радость прекрасного самочувствия, что очаровало девушку еще в первый день знакомства. Она окружала гостя словно теплый июньский воздух.

— Давайте поговорим здесь, — согласилась Изабелла, в которой желание избежать объяснений боролось с не меньшим желанием удовлетворить свое любопытство. Однажды лорд уже намекнул на свои намерения, и это вселило в нее немалую тревогу. Тревога эта вызывалась многогранным чувством, и отнюдь не все элементы его были неприятными; она потратила несколько дней, чтобы разобраться в них, из того, что тяготило ее, она сумела выделить приятное — то, что лорд Уорбартон пытается объясниться ей в любви. Иной читатель рассудит, что наша героиня одновременно была и безрассудна, и очень разборчива — но последнее обвинение, если оно являлось справедливым, могло служить оправданием первому. Изабелла отнюдь не пыталась убедить себя, что этот земельный магнат, как называли при ней не раз лорда Уорбартона, не мог не быть очарован ею; предложение от такого лица скорее создавало трудности, чем их разрешало. Изабелла понимала, что лорд Уорбартон — «персона», и она старалась разобраться, что это значит. Читатель может улыбнуться, но были моменты, когда мысль о том, что она обожаема «персоной», вызывала в ней стойкую, почти агрессивную, неприязнь. Раньше таких людей не было среди ее знакомых — в ее родной стране она не сталкивалась с «персонами», возможно, потому, что их там не было. В основе человеческого превосходства, считала она, лежит характер — который проявляется в том, как человек мыслит и что говорит. Она сама имела характер и знала об этом; до настоящего времени истинно высокая духовность в ее представлении определялась в основном нравственными качествами человека — и она оценивала их по тому, откликнется или нет на них ее возвышенная душа. Лорд Уорбартон воспринимался ею как нечто могучее и ослепительное, как совокупность средств и сил, неподвластных обычным измерениям, и требующий оценки по совершенно иной шкале — шкале, выстроить которую у Изабеллы, с ее привычкой судить быстро и свободно, не хватало терпения. Конечно, был шанс разом разрешить ситуацию, и, возможно, это было бы лучше всего — лорд был на удивление приятным человеком. Она могла убеждать себя в этом, но не в силах была убедить. Она ощущала, что этот земельный магнат, этот человек, занимающий такое высокое социальное положение, мощным движением пытался втянуть ее в свою орбиту, в которой существовал и вращался по определенным законам. Но что-то внутри ее, какой-то инстинкт заставлял, но не просто приказывал, а как бы убеждал ее сопротивляться, словно говоря: у тебя свой мир, своя орбита. Он нашептывал ей и другие вещи, — которые одновременно и перечеркивали, и подкрепляли друг друга, — слова о том, что не так уж плохо было бы довериться Уорбартону, войти в его мир и посмотреть на него изнутри; но с другой стороны, этот мир, очевидно, таил в себе такие подводные камни, которые усложняли бы ей жизнь или вообще сделали бы ее невыносимой. А тут еще появился человек, который приехал из Америки; конечно, никакой «орбиты» у него не было, но зато он обладал характером, и бесполезно было ей убеждать себя, что он не имел для нее никакого значения. Письмо, лежащее у нее в кармане, говорило как раз об обратном. Улыбнется здесь читатель или нет — я повторяю: не смейтесь над этой простодушной девушкой из Олбани, раздумывавшей, стоит ли принимать предложение (хотя оно еще и не было сделано) английского лорда, и уверенной, что, вполне возможно, когда-нибудь ей представится и лучший выбор. Изабелла верила в свою звезду — и если в ее рассуждениях было немало безрассудного, то, поспешим заверить ее строгих судей, впоследствии она изменилась и поумнела — правда, ценою таких безрассудств, что остается только взывать к милосердию.

Лорд Уорбартон был готов ходить, сидеть, словом, делать все, что ему прикажет Изабелла, ибо он был джентльменом, для которого нет ничего приятнее, чем следовать светским обязанностям, — он не уставал уверять ее в этом. Тем не менее он не вполне владел собой, и, когда шел с ней рядом, он частенько искоса бросал на нее взгляды; эти взгляды и смех невпопад выдавали его смущение. Мы однажды уже касались этой темы, и я готов повторить — англичане, безусловно, самый романтический народ в мире, и лорд Уорбартон был готов подтвердить это своим собственным примером. Он собирался сделать шаг, который неприятно удивил бы большинство его друзей. Молодая особа, которая сейчас шла с ним рядом, приехала из несуразной заокеанской страны. Он знал о ней довольно много; прошлое Изабеллы, ее близкие представлялись ему очень смутно — он знал только, что они типичные американцы, и, следовательно, люди совершенно чуждые ему.

Мисс Арчер не обладала ни состоянием, ни блестящей красотой — оба эти качества еще могли в глазах общества извинить безрассудство лорда. К тому же в общей сложности он провел с мисс Арчер двадцать шесть часов. С одной стороны, с чувством, вспыхнувшим в нем, было совершенно невозможно справиться; с другой стороны — его ожидало обязательное осуждение той половины человечества, которая так любит судить других. Он вполне осознавал все это. Но, закончив анализировать, он спокойно отогнал эти мысли, — все это столь же мало значило для него, как, скажем, наличие или отсутствие цветка в петлице. Большую часть своей жизни он прожил так, что ему удалось не навлечь на себя неудовольствия друзей — и единственный раз в жизни, считал он, он мог позволить себе делать то, что он хотел.

— Наверное, прогулка верхом доставила вам большое удовольствие? — спросила Изабелла, от которой не ускользнуло замешательство ее спутника.

— Разумеется — ведь она привела меня сюда, — ответил лорд Уорбартон.

— Вы так любите Гарденкорт? — поинтересовалась Изабелла, уверенность которой в том, что он приехал объясниться, росла с каждой минутой. Она не хотела побуждать его к этому — если он еще не решился; и одновременно решила хранить спокойствие — в том случае, если он все же заговорит. Ей вдруг пришла в голову мысль, что несколько недель назад подобная сцена показалась бы ей очень романтичной — парк в старинном английском поместье, знатный лорд, намеревающийся признаться в любви девушке, которая при ближайшем рассмотрении оказывалась не кем иным, как ею самой.

— Мне безразличен Гарденкорт, — сказал лорд Уорбартон. — Я приехал сюда только из-за вас.

— Вы слишком мало меня знаете, чтобы так говорить, и я не могу воспринимать ваши слова всерьез.

Изабелла лукавила: она не сомневалась в искренности лорда Уорбартона; подобное скоропалительное признание в обществе вызвало бы удивление — и она сказала это, следуя «правилам приличия». Если ей и требовались какие-то доказательства искренности лорда Уорбартона, тон, которым он произнес свои слова, не оставлял никаких сомнений.

— Право в подобных вопросах определяется не временем, а глубиной чувства, мисс Арчер. Жди я три месяца — ничего бы не изменилось, моя уверенность была бы столь же крепка. Да, мы с вами виделись очень мало, но мое впечатление о вас сложилось при первой же встрече. Я полюбил вас в тот же миг, как увидел, — это была любовь с первого взгляда, как пишут в романах. Теперь я знаю, что это не просто красивая фраза, и впредь буду относиться к литературе с большим уважением. Те два дня, которые я провел здесь, решили все — я с величайшим вниманием следил за каждым вашим движением, внимал каждому вашему слову. К тому времени, когда вы уезжали из Локли, у меня не оставалось уже ни малейших сомнений. Тем не менее все эти дни я мучительно думал и допрашивал себя — я человек разумный и допускать ошибки в подобных вещах мне не свойственно. Меня трудно тронуть — но уж если подобное случилось, то это — на всю жизнь. На всю жизнь, мисс Арчер, на всю жизнь, — повторил лорд Уорбартон так ласково, так нежно, как никогда еще никто не говорил с ней. Глаза его были полны любви — любви, очищенной от всего низменного, — от жара страсти, от безрассудства и неистовства. Они сияли ровным тихим светом — словно защищенная от ветра свеча.

Пока он говорил, они оба все замедляли и замедляли шаг — словно по обоюдному согласию — и наконец остановились. Лорд взял руку Изабеллы в свою.

— Ах, лорд Уорбартон, как вы мало меня знаете! — снова, очень мягко, сказала Изабелла. И столь же мягко отняла руку.

— Не корите меня этим. Мне и так больно оттого, что я мало знаю вас. В этом мое несчастье. Но именно этого я и хочу, и, мне кажется, я выбрал верный путь. Станьте моей женой, я узнаю вас, и, когда буду говорить о вас хорошие слова, вы не сможете упрекнуть меня в том, что я делаю это по незнанию.

— Если вы меня знаете мало, то я не знаю вас вовсе, — продолжала Изабелла.

— Вы хотите сказать, что в отличие от вас я могу потерять при более близком знакомстве? О, конечно, это возможно. Но вы же представляете, как я буду стараться, чтобы вы были мною довольны, — раз уж я осмелился так говорить с вами. Вы же неплохо относитесь ко мне, не так ли?

— Вы мне очень нравитесь, лорд Уорбартон, — ответила девушка, и в этот момент он действительно был бесконечно приятен ей.

— Благодарю вас. Как хорошо, что я не совсем уж чужой в ваших глазах. Право, я всегда весьма неплохо умел поддерживать отношения с разными людьми и не вижу, почему бы эта моя миссия в отношении вас должна потерпеть фиаско, тем более что она будет мне очень приятна. Спросите обо мне тех, кто меня знает, — у меня много друзей, которые, я надеюсь, способны сказать обо мне доброе слово.

— Мне не нужны рекомендации ваших друзей, — сказала Изабелла.

— Рад это слышать. Так вы доверяете мне?

— Совершенно, — ответила Изабелла, и это было правдой.

Лицо лорда Уорбартона просияло, и он облегченно вздохнул.

— Если я не оправдаю вашего доверия — пусть я лишусь всего, что имею, мисс Арчер!

«Неужели он решил напомнить мне, что богат? — спросила Изабелла саму себя, но тут же с негодованием отвергла эту мысль. Было очевидно, что это свойство, будучи присуще ему от рождения, абсолютно не занимало его — он предоставлял право помнить об этом его собеседникам, а уж той, кому он предлагал руку и сердце, — и подавно. Изабелле, прилагавшей все силы, чтобы не разволноваться, удавалось сохранить присутствие духа и даже — позволить себе взглянуть на лорда Уорбартона критически. Она лихорадочно искала слова для ответа. Ей хотелось сказать ему тоже что-нибудь ласковое. Почему-то она безоговорочно поверила его словам. Она чувствовала: лорд Уорбартон полюбил ее.

— Не знаю, как выразить свою благодарность за ваше предложение, — сказала она наконец. — Это для меня большая честь.

— Господи, только не это! — вырвалось у него. — Этого я и боялся. Не понимаю, почему вы должны благодарить меня, — это я должен благодарить вас за то, что вы выслушали меня. Ведь мы едва знакомы, а я обрушил на вас свои излияния! Это столь важный вопрос — его, конечно, легко задать, но, будь я на вашем месте, я сам бы не знал, как на него ответить. Но вы выслушали его — или, во всяком случае, слушали меня, — и это позволяет мне надеяться.

— Не следует надеяться слишком сильно, — сказала Изабелла.

— О мисс Арчер! — с натянутой улыбкой пробормотал ее собеседник, словно опасаясь, что такой возглас мог быть принят за проявление преувеличенного восторга.

— А вас бы очень поразило, если бы я попросила вас не надеяться? — спросила Изабелла.

— Поразило? Не понимаю, что вы подразумеваете под этим словом. Просто сразило бы.

Изабелла вновь двинулась по дорожке, несколько минут она молчала.

— Я уверена, что, если бы мы познакомились ближе, я, хотя и так ценю вас очень высоко, стала думать бы о вас еще лучше, — произнесла она наконец. — Но я совершенно не уверена, что с вами было бы то же самое. Говорю это не из ложной скромности. Это совершенная правда.

— Я намерен рискнуть, мисс Арчер, — заявил ее собеседник.

— Это важный вопрос — вы сами сказали это. И он еще и очень трудный.

— Я и не рассчитываю, что вы сразу ответите мне. Думайте, сколько вам будет угодно. Если я выиграю от ожидания — я готов ждать и ждать. Но помните: от вашего ответа зависит счастье всей моей жизни.

— Мне не хотелось бы мучить вас неопределенностью, — сказала Изабелла.

— Ничего страшного. Я предпочту получить согласие через полгода, нежели отказ сейчас.

— Но, возможно, даже через полгода я не смогу дать ответ, который бы вас устроил.

— Но почему — если вы сами сказали, что хорошо относитесь ко мне?

— Вне всяких сомнений, — сказала Изабелла.

— Тогда что же вам еще искать?

— Речь идет не о том, что я ищу; речь идет о том, что я сама могу предложить. Не думаю, что я подхожу вам. В самом деле.

— Не беспокойтесь об этом, это мое дело. Не надо быть большим роялистом, чем сам король.

— Не только это, — продолжала Изабелла. — Я вообще не уверена, что хочу замуж.

— Конечно, не уверены. Я думаю, большинство женщин не уверены, — возразил его светлость, впрочем совершенно не веривший в то, что говорил, — он пытался заглушить поднимающуюся в нем тревогу. — Но они часто дают себя уговорить.

— Это потому, что они хотят, чтобы их уговорили, — вздохнула Изабелла и улыбнулась.

Лорд Уорбартон изменился в лице и молча смотрел на нее.

— Боюсь, ваши колебания связаны с тем, что я англичанин, — произнес он наконец. — Я слышал, ваш дядюшка высказывал пожелание, чтобы вы вышли замуж на родине.

Изабелла выслушала это заявление с некоторым интересом; ей никогда не приходило в голову, что дядюшка мог обсуждать матримониальные вопросы, касающиеся ее, с лордом Уорбартоном.

— Он вам говорил это? — удивилась она.

— Я помню, он сказал что-то в этом духе; но, возможно, он говорил об американках вообще.

— Однако он сам не возражал поселиться в Англии, — заметила она.

Хотя это замечание было высказано весьма строптивым тоном, означало оно лишь то, что, как ей кажется, дядя вполне доволен своей судьбой, — и, может быть, еще то, что она не намерена придерживаться чьей-то одной, ограниченной точки зрения. Но это дало ее собеседнику надежду, и он горячо воскликнул:

— О, дорогая мисс Арчер, поверьте мне, Англия — прекрасная страна! И она станет еще лучше, если мы попробуем слегка подчистить ее от ржавчины.

— Ни в коем случае. Не надо ничего трогать. Мне Англия нравится именно такой.

— Однако, если вам здесь нравится, я уж совсем не могу понять, почему вы отказываетесь принять мое предложение.

— Боюсь, мне не удастся вам это объяснить.

— Вы должны хотя бы попробовать; должен вас уверить, я достаточно понятлив… Вас пугает климат? Мы можем поселиться в любой другой стране. Выберите любой климат, который вам подойдет, — в любой части света.

Эти слова были сказаны с такой нежностью и таким пылом, что Изабелле показалось — они проникли ей в самое сердце. Она многое бы отдала в этот момент, чтобы в ней возникло сильное, ясное чувство, с которым она могла бы сказать своему собеседнику: «Лорд Уорбартон, для меня нет лучшей доли, чем вверить вам свою судьбу». Но, хотя она и была почти готова сказать ему это, что-то удержало ее; она была очарована им, но не взята в плен. И в конце концов она сказала нечто другое — то, что позволяло ей выиграть время.

— Если вы сочтете это возможным, мне не хотелось бы продолжать этот разговор сегодня.

— Конечно, конечно, — поспешно согласился он. — Я и так наскучил вам до смерти.

— Вы дали мне пищу для размышлений, и я обещаю, что хорошенько обдумаю ваше предложение.

— Только об этом я и просил вас. Но помните: мое счастье в ваших руках.

Изабелла слушала его с сочувственным вниманием, но это не помешало ей пояснить спустя мгновение:

— Я вынуждена сказать вам: то, что я собираюсь обдумать, — это всего лишь, как изложить причины своего отказа таким образом, чтобы как можно менее задеть ваши чувства.

— Это невыполнимо, мисс Арчер. Ваш отказ убьет меня. Я не умру, со мной произойдет нечто худшее: я буду влачить бесцельное существование.

— Вы женитесь на женщине, которая будет лучше, чем я.

— Не говорите так, прошу вас, — сказал лорд Уорбартон очень серьезно. — Это несправедливо по отношению к нам обоим.

— Ну тогда женитесь на женщине, которая будет хуже меня, — сказала Изабелла.

— Если существуют женщины лучше вас, я предпочел бы худшую, — произнес лорд, не приняв шутки. — У всех свои вкусы.

Его серьезность передалась ей, и она снова попросила его оставить эту тему.

— Очень скоро я сама вернусь к нашему разговору, — сказала она. — А может быть, я напишу вам.

— Как вам будет удобно, — отозвался лорд. — Время будет тянуться медленно, но я постараюсь набраться терпения.

— Я не буду долго томить вас. Мне просто необходимо немного собраться с мыслями.

Лорд печально вздохнул и, остановившись, задумчиво смотрел на нее, заложив руки за спину и постукивая хлыстом по сапогам.

— Вы знаете, что я очень боюсь — боюсь того, что творится в вашей голове? — спросил он.

При этих словах, — хотя биограф вряд ли мог бы объяснить почему, — Изабелла вспыхнула. Их взгляды встретились, и она, словно взывая к его состраданию, воскликнула:

— Я тоже, милорд!

Однако это ее восклицание не вызвало в нем жалости — в данный момент сочувствие требовалось ему самому.

— Будьте милосердны, — пробормотал он.

— Я думаю, сейчас вам лучше уйти, — сказала Изабелла. — Я напишу вам.

— Благодарю. Но что бы вы ни написали, я все равно должен снова увидеть вас.

Он постоял в раздумье, глядя на Банчи, который, словно поняв все, о чем тут говорилось, потупив мордочку, с большим вниманием занимался корнями старого бука.

— Что я хотел вам еще сказать… — снова начал лорд Уорбартон. — Если вам не нравится Локли… Если дом кажется вам сырым и вообще… вы можете и не показываться там. Кстати, дом вовсе не сырой — я осмотрел его сверху донизу, — его состояние вполне пригодно для жилья. Но если вам там не по душе, совершенно не обязательно жить там. У меня много домов… впрочем, я, кажется, уже говорил вам это. Видите ли, многие не любят, когда дом окружает ров… До свидания.

— Я ничего не имею против рва, — вздохнула Изабелла. — До свидания.

Лорд протянул руку, и на какое-то мгновенье она подала ему свою — этого мгновенья оказалось достаточно, чтобы он наклонился и поцеловал ее. Затем лорд Уорбартон удалился — и его волнение выдавали только резкие взмахи хлыстом.

Изабелла тоже была взволнована — но менее, чем ожидала. Она не испытывала ни чувства ответственности, ни страха перед сложностью выбора — поскольку была уверена, что в данной ситуации выбора у нее не было. Она не могла выйти замуж за лорда Уорбартона — потому что сама эта идея не вязалась с ее пониманием идеала свободного познания жизни, которому она, как ей казалось, уже начала следовать. Ей просто нужно будет написать ему это, убедить — задача несложная. Ее тревожило другое — то, что ей никакого труда не составило отказаться от предложения лорда Уорбартона. Что ни говори — прими она его, перед ней открывались невиданные ранее возможности, и пусть союз с лордом мог иметь свои недостатки, свои теневые стороны, Изабелла совершенно ясно понимала, что девятнадцать женщин из двадцати дали бы свое согласие не колеблясь. Почему же для нее это не имело никакой притягательной силы? Кто она такая, в конце концов, почему она считает возможным ставить себя над другими? Чего она хочет от жизни, какого счастья ищет, какой ожидает судьбы, если мнит себя выше такого высокого положения? Если она отвергает это, значит, она должна совершить что-то большее? Уж не гордыня ли это, тягчайший грех — она боялась его как огня, отчужденность и одиночество гордячки внушали ей ужас не меньший, чем безлюдная пустыня. Нет, она отвергала лорда не из гордыни — она бы сумела справиться с собой. Он и в самом деле очень нравился Изабелле, слишком нравился, чтобы она осмелилась выйти за него замуж. В логике его рассуждений таилась какая-то ошибка; Изабелла чувствовала, что было бы не очень честно наградить человека, предлагающего столь много, так скептически настроенной женой. Изабелла обещала ему подумать и, когда он ушел, вернулась на скамейку, где лорд застал ее, и погрузилась в размышления — казалось, она выполняла его пожелание. Но на самом деле это было не так. Изабелла пыталась разобраться в себе и понять, почему она так бесчувственна. Наконец она поднялась и быстро пошла к дому, чувствуя, что в самом деле боится себя — как она и призналась лорду Уорбартону.