Письма к Богу

Галина Луч, 2013

Однажды размеренную, сонную жизнь почтового отделения в одном из провинциальных городков России нарушило необычное письмо. Письмо к Богу… "Боженька, помоги моей мамочке и верни папу. Мы его простим!" – умолял мальчишка. Горе неизвестного ребенка заставило всех работников почты заглянуть в себя, задуматься о своих нравственных принципах, переосмыслить их. Они проходят сложный путь от суетной и не всегда праведной жизни без Бога к вере и Церкви, к радикальному изменению своего бытия.

Глава 4

За большим столом сидел Петр Васильевич, потирая руки и рассматривая королевское блюдо с дымящейся едой. Сразу начинать есть это произведение поварского искусства было невозможно. Сначала он наслаждался взглядом, изучая все, что его жена положила на самую большую тарелку в доме, и только после внимательного просмотра взялся за инструменты. «Столько лет живем, а Тося не разучилась меня удивлять», — подумал Петр Васильевич.

Запахи, исходящие из их квартиры, будоражили соседей. Они активно начали интересоваться их источниками. Тося научила готовить Галину из 70 квартиры, Лену из 65 и даже Федьку, одинокого волка, живущего за стенкой. А пироги! Пироги с капустой, рисом и яйцами, вареньем и ягодами возбуждали весь подъезд. Про Тосины выпечки слагали легенды. Она щедро угощала желающих очередным произведением кулинарии, устраивая дома чайные церемонии.

Петр Васильевич подцепил на вилку запеченный кусочек тыквы. Тося вплыла в комнату, неся на подносе вазочку с ландышами и чашку ароматного чая.

— Ну, мать, ты даешь! Чай с ландышами! А это что?

— Цукаты.

— И откуда это у тебя?

— Ландыши? Купила сегодня на базаре.

— Да не про цветы я, а про все это, — он обвел взглядом скатерть самобранку. — Мог ли я подумать, когда тебя встретил, что за клад мне достался.

— Только не говори, что я через желудок добивалась любви. Нет, Петенька, у меня все наоборот, это от большой любви к тебе я так самовыражаюсь. Полезная и вкусная пища — это вклад в здоровье.

— Так ведь еще и красота какая! Все со вкусом, с изюминкой, придумкой.

Тося расплылась в улыбке.

— Творить можно везде. Было бы желание, — она уселась за стол, сложив руки, как ученица, с удовольствием глядя на мужа. — Вкусно?

— Еще бы!

— Петя, у меня письмо мальца из головы не выходит. Дедам Морозам писали, волшебникам, наверное, тоже, а вот Богу, да еще через почту…. — Она покачала головой.

— А знаешь, мать, мы в той же ситуации.

— Ты о чем?

— Да о Кольке нашем. Надо сделать все возможное, чтобы сын не ушел из семьи.

— Так ведь Танька непутевая, грязнуля. Вечно бардак в квартире, обедов никогда нет.

Петр Васильевич отодвинул тарелку.

— Ну и что?! Обеда, видите ли, нет. Зато сын есть семи лет. Ты дома сидишь, взяла бы да приготовила всё, что надо.

Тося встала, выпрямилась во весь свой небольшой росток и раздраженно стала приводить аргументы не в пользу своей невестки.

— Вот еще, обед ей готовить! Я за тебя замуж вышла, сама все делала. Работала, чистоту наводила, да еще и Кольку воспитывала. Мне никто не помогал. Никто! Наработалась за свою жизнь, все, хватит, не зря пенсия предусмотрена.

— Внук ведь наш… Семья.

— Я с Сашкой и в кино, и в театры хожу, и к нам они его привозят, а семья другая сложится, может, и лучше будет.

— Да как у тебя это все легко! Другая… Не должно быть другой! Должно вырасти цельное родовое дерево, именно родовое, а не гнилое, — он встал из-за стола. — Грех бросать своих жен и детей из-за мужской прихоти. Идут как зомби на поводу у одного своего места. Если бы я за этим местом побежал, ты сейчас со мной бы не сидела и с Колькой неизвестно, что было бы.

Тося возмущенно вскочила.

— Ты что, мне изменял? А ну, признавайся! Ведь у тебя ноги нет, инвалид, и все туда же. Изменял?

— Дура ты. Изменял, не изменял. Я говорю, что не за мужскими прихотями идти надо, а за сердцем. Оно вести по жизни должно. Инвалид, видите ли, а бабы, между прочим, на шею вешались. Только я за сердцем шел, — он выскочил из комнаты и хлопнул дверью.

— Но Танька ведь не хозяйственная. Она мне никогда не нравилась, — полетели ему вдогонку слова Тоси.

Петр Васильевич предстал перед женой грозный и нетерпящий никаких возражений.

— У нашего сына есть сын и жена. Он должен жить с ними и в радости, и в горе. Мы должны все предпринять для их примирения.

— А если не получится?

— Значит, плохого сына воспитали, главному не научили.

— Чему?

— Заповедям Божьим.