Письма к Богу

Галина Луч, 2013

Однажды размеренную, сонную жизнь почтового отделения в одном из провинциальных городков России нарушило необычное письмо. Письмо к Богу… "Боженька, помоги моей мамочке и верни папу. Мы его простим!" – умолял мальчишка. Горе неизвестного ребенка заставило всех работников почты заглянуть в себя, задуматься о своих нравственных принципах, переосмыслить их. Они проходят сложный путь от суетной и не всегда праведной жизни без Бога к вере и Церкви, к радикальному изменению своего бытия.

Глава 2

Лиза открыла дверь своей квартиры и, бросив зонт в сторону, громко крикнула:

— Мам, это я.

Мать сидела в инвалидном кресле на кухне у окна. Седые пряди торчали в беспорядке. Было видно, что расчёска давно не гуляла по волосам, дав им вольное существование.

— Ясно, что ты, кто же еще, — прошипела она.

— Мам, я тебе гранатик купила и немного яблок, — Лиза поставила сумку на стол и краем глаза следила за матерью, которая, отъехав от окна, направила свой транспорт вон из кухни.

— На фиг мне твои гранатики. Деньги только переводишь. Мне бы в могилу быстрее.

— Мам, ну что ты говоришь?..

— Мне твои яблоки не нужны. Какая в них польза, весною-то. Вот когда молодые пойдут, тогда и покупай.

Проезжая мимо стола, она взяла яблоко и понюхала:

— Одна химия. Вон как наполировали, на новогоднюю елку можно вешать, сволочи. Травят нас, как тараканов. Сигареты купила?

— Купила. Между прочим, сигареты тоже яд, да еще какой. Тебе ничем не угодишь, чтобы не сделала — все плохо.

— А чего хорошего-то — в коляске по дому гонять?

— Ну, я же не виновата, что ты себя довела до инвалидности, — немного повысив голос, сказала Лиза, и тут же пожалела об этом.

— Не кричи на мать. Не виновата она. А кормить, поить, учить, одевать вас надо было на что, а? Отец-то палец о палец не ударил. Одна всё тащила.

Лиза, не снимая куртки, села за стол и грустно посмотрела на мать, на ее до боли родные руки, которые когда-то ее гладили и дарили, пусть маленькие, но подарочки: «Мама, мамочка, где ты та, которая умела улыбаться».

Мать развернула свою коляску в сторону дочери и зло посмотрела на нее.

— Что, сказать нечего?

— И что мне теперь сделать, чтобы вину свою снять перед тобой. Ну, прости, что я у тебя родилась, и Тольку прости, — слезы покатились по Лизинам бледным щекам. В груди стоял ком боли и безысходности. Радости она не испытывала уже давно. Да! Радость можно потерять, как потерять что угодно: девственность, честь, ум и так до бесконечности, пока не превратишься в нечто нечеловеческое. Слезы текли сами собой, как уже привычный ритуал, без них не проходило ни одного дня.

— Ну ладно, ладно, доченька, успокойся, я ведь не со зла.

— А с чего? Каждый день одно и то же.

— Жизнь такая собачья, — она достала сигарету и, прикурив, глубоко затянулась.

— Крыша над головой есть, еда тоже. Я тебе во всем помогаю, Толик не забывает. Думать теперь о душе надо.

— Похоронить быстрее хочешь. Конечно, я тебе мешаю. Вот придешь как-нибудь, а меня нету. Я вниз головой с балкона. О душе заговорила.

— Ох, мама, мама, — Лиза, тяжело вздохнув, встала с табурета и поплелась в коридор раздеваться. — Разве только перед смертью о душе думать надо. Если бы мы все о ней каждый день думали, наверное, все по-другому сложилось бы. Устала я очень.

— Прости меня, доченька, говорю чушь всякую. Иди, поешь, я вон картошки натушила.

— Где? На плите пусто.

— Да вон в одеялко закутала, чтобы не остыла.

Лиза помыла руки, наложила себе картошки с овощами и поймала себя на мысли, что есть-то совсем не хочется.

— Мам, нам на почту письмо опустили для Бога.

— Да ты что? Это надо же, а кто?

— Мальчик какой-то, а мы прочитали вместо Бога.

— Небось, просил, чтобы отец вернулся?

— А ты откуда знаешь? — удивилась Лиза.

— Знаю, дочка, знаю. Ладно, поехала я восвояси кино свое смотреть.

Лиза нехотя поковыряла картошку, выбрав из нее овощи, и заварила себе кофе. Она любила аромат темного напитка и с наслаждением пила, смакуя каждый глоток: «Господи как вкусно, как мне нравится. Пусть вредно, но как вкусно».

На улице стемнело, зажглись огоньки, а она допивала вторую чашку, размышляя о жизни:"Скоро тридцать! Молодость, безрассудство, беспечность — все осталось где-то там, в далёком прошлом. Как быстро пролетает время, унося с собой радость и горе, смех и радость… А я философ", — усмехнулась Лиза и вспомнила свою первую любовь. Класс, парта, он, взгляды, записочки, учащённое сердцебиение, крики «тили-тили тесто жених и невеста» — стандартный набор незабываемых эмоций. Перед Лизой чётко, ярко возник тот день, с которого начался новый поворот в её судьбе: она набивала рюкзак всякой всячиной, а Толик сидел за столом и наворачивал жареную картошку с солеными огурцами.

— Ты, Лизка, ерунду-то не бери. Вот зачем тебе игрушка? Ты едешь экзамены сдавать, посерьезнее надо быть.

Лиза прижала к себе зайца Тему, и в этот момент раздался телефонный звонок.

— Это меня, меня, — закричала Лиза. — Это Борька.

Брат замер с трубкой в руках, а в глазах появился ужас.

— Ты чего, Толь, а? Что с тобой?

— Нашу маму парализовало.

На улице кто-то выпустил петарду, вернув Лизу из прошлого в настоящее, она тяжело поднялась и, поставив чашку в раковину, горестно подумала:

«Борька, Борька, как ты там, в столице нашей. Ты ведь теперь бизнесмен, у тебя жена, ребёнок, а у меня ничего. Если бы мы вместе уехали сдавать экзамены, наверное, всё было бы по-другому. Господи, ведь я тогда к тебе не обратилась. Я вообще о тебе не думала»