Глава 14
Тринадцать дней до часа икс. Реальность. Санкт-Петербург
Господина Ханкишиева привезли в отдел практически в пижаме, взбешенного и напуганного. Арик не любил органы правопорядка и по понятным причинам старался избегать контакта с их сотрудниками.
Хмурый и заспанный сын гор сидел на табурете, прикованный к батарее наручниками и, злобно поглядывая на собравшихся в комнате полицейских, сыпал угрозами сквозь стиснутые зубы.
— Вы еще не знаете, с кем связались, — шипел он, буравя широкую спину Всеволода взглядом. — Диаспора вам этого не простит, будьте уверены. Все с работы вылетите, или нет, еще лучше, пойдете ко мне в охрану, а я вас на ларьки с водкой поставлю. Будете следить, чтобы ваши алкаши стекла не побили.
— Заткнулся бы ты, — Курехин устало оторвался от папки с делом и, подмигнув Петрыкину, встал, хрустнув позвонками. — Пока тебя твои кореша найдут, ты у меня как птица запоешь. Мы всех подключим, и знаешь, на что они клюнут?
— На что же? — скорчил суровую гримасу Арик, елозя по паркету кривыми короткими ножками.
— На двести двадцать восемь. Чуешь, чем пахнет?
— Вы не сможете ничего доказать, — шипя, но на этот раз менее уверенно выдал арестованный.
— Я бы не зарекался, — на губах майора заиграла зловещая улыбка. — Зачитываю из твоего личного дела: «в отдел по контролю за оборотом наркотиков поступил анонимный звонок. Неизвестный сообщил, что на квартире у гражданина Ханкишиева Арика Вахтанговича, семьдесят второго года рождения, занимаются противоправными действиями, а именно продажей и изготовлением наркотических средств. Судом Октябрьского района был выписан ордер на обыск, в ходе которого под половицей обнаружился пакет с белым порошком, предположительно героином, который был изъят как улика и отправлен на экспертизу. В тот же день в заключении из лаборатории черным по белому написано: «В найденной субстанции обнаружены соляная кислота, керосин…» Мне продолжать?
— Бред, — Арик набрал в рот слюны и попытался попасть в усмехающееся лицо майора. Объема легких и умения не хватило, и желтоватый сгусток громко шлепнулся посередине комнаты.
— Зря, — подмигнул Курехин. — Убирать все равно тебе.
— Ладно, — вдруг легко сдался Арик. — Что вам надо?
— «Новый рубеж».
— Что — новый рубеж?
— Не морочь мне голову. Я ведь так тебя до утра могу продержать. Правда, не в кабинете, а на нарах вместе с уголовниками-националистами. Есть и такие, не поверишь. У меня как раз один в ближайшем отделении сидит, а подселить тебя к нему я могу ровно на сорок восемь часов.
В глазах пленника заплясали тревожные искорки.
— Что ты хочешь знать?
— Все.
— Ну ладно.
Перспектива ночевки со скинхедами явно возымела действие, и гражданин Ханкишиев запел соловьем. Предчувствовавший такой поворот событий, майор включил диктофон и теперь с интересом слушал исповедь Арика.
— Это даже не мое дело, — распинался тот, от избытка чувств размахивая свободной рукой. — Пришел человек полгода назад. Диаспора его рекомендовала. Понимаешь, русский? Диаспора! Старшие сказали, значит, все нормально. Да и дело-то было пустое. Отдать одно из своих помещений под их оборудование. Я подумал, склад делать будут. Зачем только им склад в центре? Деньги потом хорошие заплатили. Сначала за помещение, потом за то, чтобы я на себя контору оформил или человечка надежного подписал.
— И что? — удивился Всеволод. — Даже не спрашивал, чем занимаются? Ты же осторожный человек, Арик.
— Да, осторожный, — сконфузился Ханкишиев, — но, вай, сколько мне денег предложили, никак не смог отказаться… Слушай, а может, договоримся?
— Двести девяносто первая, — начал Всеволод, и Арик в ужасе отшатнулся.
— Да что ты, начальник! — нервно рассмеялся он. — Какая в моем положении взятка? Я же вижу, вы меня со всех сторон обложили. Дорогу я вам не переходил, из чужой миски не таскал, а значит, нужен вам крепко.
— Возможно, ты прав, Ханкишиев. — Курехин забарабанил карандашом по крышке стола. — И даже больше скажу, ты прав. Попал ты в нехорошую историю, и светит тебе сто пятая.
Подкованный в уголовном кодексе кавказец оторопел от услышанного.
— Да, Арик, убийство. Преднамеренное, плюс, возможно, и покушение на убийство сотрудника МВД при исполнении, что тоже нехорошо. Так, извини, я тебя перебил. Ты, кажется, предлагал договориться?
— Не докажете, — пошел в отказ ранее готовый на сотрудничество господин Ханкишиев. — И пошел бы ты, мент, со своими обвинениями. Ничего тебе не скажу. Адвокату хочу позвонить.
— Твое право, — улыбнулся Всеволод. — Но помни, пока ты к нему дозвонишься, пока он приедет, времени ой как много пройдет. Как ты думаешь, где у нас обычно находятся обвиняемые до того, как их посетит адвокат? Правильно, как раз там, где сидят те самые парни, о которых я говорил, и тут у тебя два выхода: либо ты поешь как на духу и выходишь на свободу с чистой совестью, либо извиняй, но я предупреждал.
Минуты ожидания, пока Ханкишиев шевелил мозгами, прикидывая варианты отступления, тянулись бесконечно долго. Всеволод успел заварить себе крепкого черного чаю, достать из ящика стола упаковку печенья и даже ополовинить его, когда Арик наконец прокашлялся и призывно помахал рукой.
— Что тебе? — Курехин оторвал взгляд от пустого дела и с недовольством глянул на задержанного. — Адвоката?
— Не глумись, мент, — хмуро выдал Арик. Всеволод благоразумно пропустил «мент», отставил стакан с чаем и скрестил руки на груди. — Все расскажу. Пришли люди, хорошо одеты, дорогие часы, крутые тачки. Сами тоже не из простых, и все европейцы. Европейцы, понимаешь? То ли шведы, то ли еще кто, я в них не разбираюсь. Сказали: Арик, вот тебе десять тысяч евро. Если будешь держать язык за зубами, а документы на контору в порядке, будешь получать каждый месяц вдвое больше. Я им отвечаю: если вы такие честные, то чего вам самим контору не открыть?
— А они?
— Засмеялись, да. Эй, Вася, говорят. Не твое дело. Хочешь легкие деньги, так не задавай тяжелых вопросов. И так авторитетно все это говорили, что охота настаивать как-то сама пропала.
— Дальше.
— Дальше оборудование какое-то ввозили, я еще на таможне принимал.
— Наверное, и документы остались? — бросил пробный камень Всеволод и тут же был вознагражден утвердительным ответом.
— Все у меня осталось, — закивал, как китайский болванчик, гражданин Ханкишиев. — Все до последнего чека.
— И где они? — осторожно поинтересовался майор.
— В сейфе.
— Где сейф?
— Да дома у меня. Если отпустишь, покажу.
— Ты особенно-то события не форсируй, — чувствуя, что инициатива окончательно перешла в его руки, бодро заявил Курехин. — Ты говори пока, а там уж решим, отпускать тебя или в обезьянник сажать.
— Каждый месяц ко мне приезжает человек, один из этих, из бизнесменов.
— Сам?! — ахнул от такого известия майор.
— Да. Они вроде с наличными больше дружат. Картам и банковским счетам не доверяют, да и любой электронике. Мобильников нет, ноутбуков тоже не видел. У одного только наушник в ухе торчал, но мне кажется, это был слуховой аппарат.
— Кажется ему, — усмехнулся майор. — Когда кажется, креститься надо.
— Мне продолжать? — поинтересовался Арик.
— Валяй, гражданин подозреваемый, все как на духу.
— Каждого двадцатого числа…
— Так это же?.. — Всеволод оглянулся на календарь, и губы его расплылись в довольной улыбке. Он даже позабыл о ссадине на голове и о том, что по возвращении домой ему предстоит еще один серьезный разговор. Появилась первая ниточка. Нет, конечно, Петрыкин, изведя банку растворимого кофе и став похожим на мультяшного программиста, нарисовал схему внедрения и распространения электронной заразы, но эта зацепка была живая. Код не обманешь, не подкупишь, ему невозможно угрожать или причинить боль. Человек же легко поддавался на все вышеперечисленное, а Всеволод знал, как разговаривать с людьми. Арика он мог расколоть гораздо раньше. Ханкишиев был труслив и сторонился любой проблемы, а о жадности его ходили легенды. Человек в дорогом костюме, избегающий современных гаджетов, мог оказаться крепким орешком, но дело касалось лично майора, и в средствах он церемониться не собирался.
— Свести вас? — Увидев проблеск надежды в задумчиво-мечтательном лице оперативника, Арик воодушевился.
— Не то чтобы свести. До двадцатого посидишь в одиночке. Попробуй пикнуть только…
— Но…
— Никаких «но». Мне не нужно твое внезапное бегство. Можешь потом писать на меня жалобы, натравливать свою диаспору и менять местами соль и сахар, но все это после двадцатого.
— А много они убили? — вдруг проявил странный интерес к происходящему Ханкишиев.
— Достаточно, — поморщился Всеволод. — Надо будет, и тобой займутся. Дома кто есть, кто в состоянии сейф открыть?
— Жена, — неуверенно признался Арик. Бледность, разлившаяся по загорелому лицу, совершенно не красила уважаемого бизнесмена. — Но она кода не знает, как, впрочем, и все остальные.
— Диктуй код, — пожал плечами Курехин. — Скатаемся, посмотрим. Документы точно там?
— Клянусь! — Сказано это было со всем пылом.
— Ты смотри у меня, — майор кровожадно оскалился и покачал головой. — Если соврал…
Квартира встретила Семена привычной тишиной. Жил он один, животных не держал, семью заводить не спешил, и теперь, попав в щекотливую ситуацию, задумался о своей жизни.
— Вот так и буду бобылем свои последние две недели, — бубнил он, вытаскивая из холодильника замороженную пиццу. — Все люди как люди, дети там, семья, рыбалка по выходным. Чем я, спрашивается, хуже?
Давно заученным движением Давыдов закинул свой скромный ужин в микроволновку, нажал на кнопку разогрева и потянулся за пивом. И тут в голове аналитика сверкнула, будто алмаз в куче навоза, внезапная и до неприличия шальная мысль. Позабыв все на свете, он бросился к компьютеру в спальне, щелкнул кнопкой пуска и едва дождался, пока загрузится операционная система. Дальше действия были просты. Социальная сеть, логин и пароль, поиск по школе.
Страничка одноклассницы Нины Артемьевой всплыла после трех минут поиска, когда Давыдов догадался ввести возраст. На его счастье, в статусе предполагаемой избранницы все еще значилось «в активном поиске».
В Ниночку Давыдов был влюблен (или он предполагал, что те чувства, которые он испытывал к Артемьевой, были той самой любовью) еще с младших классов. Смешливая, с косичками и забавными веснушками на носу, она никогда не обращала на Семена особого внимания. Так делали все девочки из его класса, предпочитая мальчиков постарше. Спортсменом Давыдов не был, учился так себе, и заявить о своем существовании мог разве что на субботниках, когда всем классом они отправлялись на сбор металлолома или убирали школьную территорию от бычков и презервативов. Странная привязанность к Артемьевой преследовала маленького Семена вплоть до седьмого класса.
Вернувшись из пионерского лагеря, Семен узнал, что его родители погибли в пожаре. Умерли страшно, сгорев заживо в заблокированном огнем коридоре. И пока его дядя Антон не приедет с севера, ему предстояло жить в детском доме.
Брат отца, Антон Давыдов, работал на буровой и уезжал раз в полгода куда-то на холодные моря. Следующие шесть месяцев стали самыми страшными в жизни Семена, и о детской влюбленности пришлось забыть. Антон прибыл через полгода, рассчитывая забрать ребенка, а ему сдали на руки звереныша, боящегося и ненавидящего все вокруг. Много сил и стараний стоило Давыдову-старшему вернуть племяннику самообладание и уверенность в себе. Шесть месяцев в приюте искалечили сознание подростка и разрушили мирную картинку восприятия мира, а остальные воспитанники этому существенно поспособствовали.
Потом Давыдов с интересом следил за судьбой своих бывших недругов и радовался, когда кого-то из них постигала неудача. Многие спились или скололись, другие получали сроки и садились, и каждый свершившийся факт грел душу и давал повод поверить в высшую справедливость. О жизни в приюте Семен никому не рассказывал, даже дяде Антону, ставшему ему, по сути, отцом.
Но время лечит, раны затягиваются, пускай плохо и неохотно, и вновь всплывающий образ косичек и веснушек опять будоражит кровь. Что не сделаешь, если тебе осталось жить две недели?
Семен улыбнулся, отметив про себя, что Нина превратилась в замечательную барышню. Не обрюзгла, не располнела, как большинство его знакомых, а главное — не вышла замуж. Вернувшись к холодильнику, аналитик выудил оттуда запотевшую бутылку пива, вытащил из микроволновки тарелку с пиццей и вновь поспешил за клавиатуру.
«Привет, — вбил он в окошко чата. — Ты меня помнишь?»
«Привет, — к радости Семена, почти мгновенно ответил желанный контакт. — С трудом».
«Мы в школе учились. Помнишь? Я Семен Давыдов. Сидел от тебя через две парты».
«Это темненький? У тебя тогда что-то с семьей случилось?»
«Да, папа и мама умерли в пожаре».
«Прости, я не знала».
«Да ладно. Родителей все равно не вернуть. Как поживаешь?»
«Работаю».
«А я вот дома и решаю, как провести этот вечер. Ты как?»
«Даже не знаю, — Семен зарабатывал себе на жизнь тем, что фильтровал интернет-контент и просматривал логи переписки с деловыми партнерами, и ложь или блеф чуял за версту. В жизни у него это не выходило, но отображенные на экране монитора буквы приобретали какой-то сакральный смысл, с потрохами сдавая автора фразы. Нина была заинтересована, если уж не во встрече, то в разговоре. — Расскажи о себе».
«Что рассказать? — довольно прихлебывая пиво, застрочил Давыдов. — Живу один, в центре. Работаю помаленьку». — Удочка была заброшена, оставалось ждать реакции, и она, разумеется, пришла. Давыдов довольно улыбнулся и занес руки над клавиатурой.
