Мир Маньяка

Владимир Уваров, 2021

В мире людей есть Закон, но также есть и Высшая Справедливость… И если Закон не может покарать человека – а человека ли? – который получает наслаждение от убийств ни в чём не повинных людей, то в действие вступает именно она – Высшая Справедливость… Известный режиссёр Владимир Вуалов при помощи своих друзей, став над Законом, начинает свою охоту на убийц-маньяков, и наказание для злодеев у него лишь одно – смерть!

Глава 3. Шахматно-карточный дом и его хозяева

Дом возвышался громадной ромбовидной скалой, повёрнутой к входящему углом, из которой рос ещё один забор — внутренний, иссиня-чёрного цвета — с той стороны, где он упирался в белоснежный дом.

Всё было очень красиво, но достаточно обычно для богатого дома. А вот за калиткой внутреннего забора всё было как во сне, вернее, как в кошмаре — правда, в шикарном кошмаре. На этот раз уже забор был белоснежный, а упирался он в абсолютно чёрный дом, лестница которого антрацитово-аспидной лавой стекала в парк.

Зелёный цвет привычного газона здесь был искоренён как вид. Чёрная блестящая галька, иногда прерываемая причудливыми белыми разводами белого кварца, занимала большую площадь, а небольшой ручеёк, дно которого было выложено прозрачным хрустальным камнем, своим блеском резал глаза.

Растений было много, но все они были как будто с другой планеты — красные, жёлтые, коричневые, в общем, всех цветов, кроме зелёного.

Но всё это был пускай и необычный, но только фон. Главным здесь были скульптуры. О которых можно было только и сказать: «Сон разума рождает чудовищ». Наконец-то Дали, Гигер и Бексиньский^[7] встретились вместе, основательно выпили — да и не только выпили, но скорее всего и покурили чего-то — и создали что-то невообразимое.

Но разглядывать эти «шедевры» времени у Ву не было. Во всяком случае — пока.

В центре стоял громадный шатёр — пожалуй, единственное нефутуристическое сооружение — материал, из которого он был сделан, струился словно шёлк. Только вот это был далеко не шёлк, а камень, хотя понять это было возможно, только потрогав его.

Именно к нему и устремилась собака, которая, подбежав к одной из стенок, стала рыть землю, стремясь пробраться внутрь шатра.

Ву подбежал вовремя — она не успела нанести большой урон целостности покрытия, в противном случае появившаяся охрана с воронёными пистолетами вполне могла остановить её другим способом. И всё же он успел заметить, что в этом месте порылся не только пёс — новая галька, видимо, от недавнего ремонта, несколько выделялась по цвету.

Тут из дома вышел человек, и по поведению охраны было понятно, что это хозяин. Не старый, но и не молодой, со смешным хохолком волос на голове. Одет он был в полухалат и белую рубашку с шикарной бабочкой, но не такой, как у несчастного, найденного на дороге — это был галстук-бабочка, чёрного атласа. Весь его наряд напоминал одежду девятнадцатого века.

«Йагупоп»^[8], — подумал Ву и чуть не рассмеялся, насколько он был похож на правителя Королевства Кривых Зеркал.

Но злить этого мужчину никак не входило в его планы, и он быстро переключился на свою роль.

— Пушок! — обратился Ву к собаке. — И как в полиции могут держать таких невоспитанных пёсиков!

В Ву изменилось всё, кроме одежды — голос, походка, взгляд. Он «включил» режиссёра — индивидуума гламурного, зазнавшегося и даже слегка чуть тронутого «голубизной».

А потом, крепко взяв пса за ошейник, он подошёл к одной из скульптур, как будто забыв обо всём на свете, кроме неё. Он заходил с разных сторон, приседал, а когда собаковод увёл собаку — даже прилёг возле неё, сложив пальцы рук в квадрат, как это делают операторы, оценивая кадр. Ни на что другое он не обращал внимания. Только скульптура. Она стала его миром, всё остальное исчезло.

И это было настолько необычное поведение, что охранники на какое-то время остолбенели, не зная, что им делать.

Да и их хозяин тоже внимательно наблюдал за этим действом. Стоя в полной задумчивости.

Наверное, скульптура задумывалась как некая не совсем жизненная ситуация: два человека, а вернее, существа, разбираются между собой довольно необычным способом — один разрывает другому череп руками, очень похожими на пальчики Фредди Крюгера, и длинным раздвоенным языком пытается забраться ему в голову. Причём абсолютно непонятно с какой целью — то ли попробовать на вкус содержимое, то ли зализать раны, которые он сам же и нанёс. Другой же, неестественно вывернув руки назад да так, что плечевые кости прорвали кожу и торчали, как при открытых переломах, и из которых выглядывали глаза без век и ресниц, которые смотрели куда-то вдаль, осторожно выковыривал сердце у своего «мозголиза» ладонями. Ладони были зубастые, с несколькими рядами больших и острых костяных наростов.

Чужой и Хищник — только основательно исковерканные в разных направлениях, словно уже готовые фигуры поставили сушиться, да забыли, и они стали плавиться и стекать, как будто были сделаны из воска. Эта скульптурная композиция была иссиня-чёрного цвета, полированная до нещадного блеска она сверкала под лучами солнца. От пристального взгляда глаз этих существ подошедшему человеку становилось явно не по себе — кажется, он провожал тебя, куда бы ты не пошёл.

Но всё же, несмотря на всю гротескность и ужас — которые вызывали абсолютно все скульптуры — надо было признать, что выполнены они были весьма талантливо.

— Какая жалость! Нет, какая жалость! — режиссёр прямо разрывался от чувств.

И тут домохозяин как будто очнулся от этого танца с бубнами, устроенного Ву.

— Вы это тоже видите? Самое важное в них?

Вообще-то, Ву хотел сказать: «Какая жалость, что это не могут видеть все, и что место этому как минимум в Лувре, и…». В общем, всякую лабуду, которую говорят творческому человеку о его творениях, когда хотят понравиться. Но поняв, что случайно попал в точку и раскрыл замысел скульптора, решил подыграть ему, ведь иначе узнать то, что на самом деле происходит в этом великолепном сумасшедшем доме, не получится никак.

— Разве кто-то не видит это? Ведь ему безумно жалко это делать, и безумно жалко другого, — на всякий случай он решил пожалеть всех.

— Думаете? Как-то необычно: и жалеть, и причинять боль. Как-то раньше мне не приходило это в голову, — хозяин — и, видимо, по совместительству творец — задумался.

— Необычно? А они у вас обычные, разве? — правда, тут Ву не кривил душой.

Обычными ни «мозгоежку» с длинным языком, ни второго, с черепом-раскрывайкой, планомерно достающего сердце, причём — не своё, назвать никому бы и в голову не пришло.

— Просто потрясён. Полиция — и такой тонкий вкус!

— Что вы, что вы! Где я — а где полиция? Позвольте представиться — Вуалов Владимир, но чаще меня зовут просто Ву. Не Джон Ву. Милостью Господней и режиссёрским факультетом ГИТИСа — режиссёр.

— Шутите? Сериалы «Мир Маньяка» и «Странные Странствия Странника»! — хозяин разве только не взвизгнул от удивления.

— Ещё скажите, что посмотрели больше одной серии! — а сам подумал: «Ну, вот есть же польза от моей работы…».

— Не только посмотрел, но и пересмотрел. Полное сумасшествие! В превосходном смысле, безусловно. Вот так история! А ещё не вечер, да и мы не на Патриарших!^[9] И каким образом — вы, собачка, полиция? Какой-то дивный винегрет. Дичь полная! Кстати, меня зовут… Впрочем, как же меня зовут? Для вас надо подобрать какое-то особенное имя!

— А они у вас что, разные? В зависимости от настроения или от времени года?

— В зависимости от собеседника — безымянный хозяин сказал это серьёзным тоном.

Просто он не знал, что имя собеседнику в голове режиссёра уже подобрано. И конечно бы сильно рассердился, узнав — какое.

— А причина моих собачьих приключений проста — достоверности в кинематографе, знаете ли, не хватает. Новые сценарии со старых фильмов пишут. Вот я и решил, так сказать, побывать в гуще событий, чтобы своими глазами увидеть всё.

— А-а, руками попробовать, а ногами побегать. Нового «Мухтара» снимать будете? Старый-то чем не угодил? — хозяин даже улыбнулся.

— Знаете ли, старые фильмы — это как глоток чистой родниковой воды, в критике их я вам — не партнёр. Взять того же Мухтара с Никулиным… Величайший комик, и такая трансформация! Только лучше со мной эту тему и не трогать. Не только часами — днями могу восхищаться Великим Советским Кинематографом. Тут, знаете ли, совершенно случайно оказался. Из-за моей оплошности сие животное — которое, кстати, совсем не Мухтар — нарушило ваш покой, — тут Ву мысленно скрестил два пальца за спиной: напраслина на удивительного пса, не раз выручавшего во многих делах, не должна была быть правдой.

Его слова были таким явным расшаркиванием, что Ву просто с трудом удержался от того, чтобы не добавить «так-с сказать-с», но переигрывать тоже не стоило. И он продолжил объяснения:

— Так, зовут иногда на убийства, чтобы в сторонке наблюдал, да под ногами не путался. Вот и сегодня такое происшествие случилось, только по сравнению с этим великолепием… — режиссёр развёл руки, как будто хотел обнять все статуи разом от переполнявших его чувств. — Хотя там тоже знатный скульптор попался, с юмором, знаете ли, правда — с чёрным.

— А давайте не будем себя ограничивать. О кинематографе я бы с удовольствием поговорил, да ещё с таким знатным гостем. Не откажите ведь мне в этом? — последняя фраза хозяина особняка была похожа на вопрос, но — только похожа.

— А и не будем. Только и я с просьбой… Нельзя ли как-нибудь поподробнее с прелестью этой ознакомиться с часок-другой. Тут ведь бегом не получится. Помню, первый раз в Третьяковке возле картин, что ещё на лестнице висят, я минут тридцать простоял, а тут ещё поглубже вникнуть хотелось бы.

Тут хозяин как-то внутренне напрягся, а поскольку причина этого была непонятна, Ву стал его успокаивать:

— Цветов не помну, даже и не беспокойтесь, а что не так — думаю, охрана поправит. На такой натуре можно целый фильм построить, который фурор произведёт только благодаря такой натуре, вполне выставляться можно будет, может, даже в Каннах, если с актёрским составом повезёт.

Упоминание о контроле, а также «Нью-Васюковый горизонт»^[10] — как же, известный режиссёр дифирамбы поёт — снова вернули хозяина в благодушное состояние.

«Хотя, как говорится, ложечки нашлись, а осадочек остался… Надо осторожнее с ним…», — подумал Ву.

— Тогда прошу за мной, — хозяин был само гостеприимство. — А то, что мы на порожках всё беседуем.

Ву уже, было, шагнул к чёрным ступенькам лестницы, но хозяин мягко взял его под руку и развернул к калитке внутреннего забора.

Примечания

7

Европейские художники середины ХХ века, представители сюрреализма и фантастического абстракционизма.

8

Попугай — наоборот. Король из сказки В. Губарева и фильма А. Роу «Королевство Кривых Зеркал».

9

Автор намекает на слова Воланда: «Сегодня вечером на Патриарших прудах будет интересная история!». М. Булгаков. «Мастер и Маргарита».

10

«Нью-Васюки» — фразеологизм, Остап Бендер: «Васюки переименовываются в Нью-Москву, а Москва — в Старые Васюки». Из романа И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев».