Мир Маньяка

Владимир Уваров, 2021

В мире людей есть Закон, но также есть и Высшая Справедливость… И если Закон не может покарать человека – а человека ли? – который получает наслаждение от убийств ни в чём не повинных людей, то в действие вступает именно она – Высшая Справедливость… Известный режиссёр Владимир Вуалов при помощи своих друзей, став над Законом, начинает свою охоту на убийц-маньяков, и наказание для злодеев у него лишь одно – смерть!

Глава 5. Кот ждёт звонка. Его дети. Его мысли

«Пиковая» калитка захлопнулась, разделив друзей, и Кот не видел ни единой возможности оказаться с той стороны этой злополучной калитки. Конечно, он не бросил друга — так было задумано, только Ву мог что-то разузнать в этой бело-чёрной крепости — но всё же на душе майора было неспокойно. Сейчас, всё что он мог — это ждать, не отключая телефон даже на свой знаменитый «детский час».

После насыщенного трудового дня мужчины расслаблялись по-разному: кто в баре, повышая свой градус жизни, кто в стрип-клубе, чувствуя себя хозяином жизни, кто дома принимал на грудь 100, а то и 200 грамм под горячий ужин жены…

Майор же, придя домой, наскоро принимал душ и, даже не заходя на кухню, шёл к детям. Преображаясь прямо с порога то в лошадку, то в страшного-престрашного Бармалея. Безусловно, эти образы менялись вместе со взрослением детей. И в конце концов остался один — «Папа — лучший друг». Мир вокруг этой комнаты переставал существовать для майора — только два любимых комочка счастья, которые с каждым годом увеличивались в размере и счастья, и роста.

И целый час этой возни, шума и гама…

Кот где-то прочитал, что ребёнку надо уделять хотя бы 15 минут в день, но не отвлекаясь ни на что, посвящая всего себя в это время только ему. Но отцом он был хорошим, поэтому решил увеличить это время до 30 минут, а поскольку детей было двое — то всё это превратилось в детско-родительский час. И естественно, что при этом выключался телефон, который не выключался ни при каких других обстоятельствах.

И в дежурке, и начальство — да и вообще все сослуживцы — об этом знали и привыкли к этому.

Поначалу, правда, начальник, как-то не дозвонившись до примерного папаши во время его родительского часа, устроил ему головомойку, приближающуюся к полному несоответствию по службе. На счастье Кота, по управлению ходила проверка, собственно, именно для неё-то и выслуживался начальник, устраивая разнос подчинённому.

— Ещё раз такое повторится — пиши рапорт, не нужны здесь пропадающие неведомо куда, преступления тебя ждать не будут! Телефон он, видите ли, выключает! Отдых у него!

Тут в кабинете засверкали генеральские звёзды проверяющего, но Кот — на тот момент юный старлей — не стушевался.

— Дети — главное богатство нашей страны, оберегать их — одна из первых обязанностей российского милиционера. Так сказать, основа его морального облика. А как же он сможет соответствовать этому высокому предназначению, если он своим собственным детям не уделяет внимания, кем тогда они вырастут без соответствующего воспитания?

Меж генеральских звёзд появилась улыбка:

— Полковник, отставить. Предоставить час полной изоляции от работы для воспитания детей старшему лейтенанту Котову. Но только — в вечернее время! Свободен!

Как только за Котовым закрылась дверь, генерал присел на стул.

— Как тему-то обыграл, паршивец! Скажи спасибо, что райкомов нет, а то тебя за разваливание семьи советского милиционера точно бы не пожалели. В общем, отстань от него по этому пункту, да и по другим тоже отыгрываться на нём не надо.

Давно уж нет этого полковника, да и Кот уже не старлей, и комочки счастья уже требуют отдельные комнаты — только родительский час остаётся ежедневным законом. Только сегодня, впервые за много лет, телефон не был выключен — он ждал звонка от друга. Ждал и волновался.

Тем не менее детско-родительский час прошёл как всегда замечательно. Они отчаянно резались в какую-то видеоигру, сидя по обеим сторонам своего любимого папули, который время от времени то гладил их, то дёргал слегка за ушко — как бы напоминая: я здесь, и я очень люблю вас.

Папа изо всех сил старался компенсировать отсутствие у детей мамы, которая растаяла, как дым, когда они были совсем крошечными: Ваньке — три, а Сашке вообще только годик отпраздновали. Куда она делась, тема в семье была запретная. Причём такое вето наложил на неё не глава семейства, а младшее поколение, которое считало: полноценная семья — это когда есть полноценный папа. Детям трудно смириться, что мама их бросила. Ведь хороших не бросают.

Соседка Марья Ивановна — или Маривановна, как называли её все, женщина рано вышедшая на пенсию — взяла шефство над семьёй, где папа не вылезал с работы, но даже не досыпая порой, уделял своим детям время так полноценно, что они не чувствовали себя обделёнными родительской любовью.

Нет, она не заменила им мать, скорее — бабушку, которая взяла на себя все домашние заботы.

В общем, несмотря на трагическое событие в виде ухода матери, они росли радостными и счастливыми. И когда в школе кто-то бросил им: «Брошенки!», — они только рассмеялись:

— Дурак ты! — и сказали это совершенно беззлобно, что же делать, мол, если человек говорит глупости.

Но сейчас брат с сестрой мирно посапывали в своих постелях, а майор Котов размышлял, коротая время. Уснуть сейчас он всё равно не смог бы.

«Интересно было бы знать: что твориться в голове маньяка, что работает там не так? Почему он делает такие вещи, которые обычному человеку и в голову не придут?», — мысли, которые текли сейчас в его голове, майор по привычке оформлял в виде диалога — который он вёл сам с собой: «Это его естественная потребность совершать неестественные вещи? Тогда откуда она берётся?..». — «Это даётся с рождением или воспитывается в детстве?..». — «Какая-то большая обида или потрясение — это всего лишь спусковой крючок для того, что уже есть в человеке, или это и есть его перерождение в монстра?..». — «Или какие-то обстоятельства накапливаются и, сложившись в определённый пазл, человек меняется, можно даже сказать, что он перестаёт быть человеком, но так считают далеко не все. Отношение к маньякам диаметрально противоположное. Большинство относятся к ним так же, как и я, но есть их почитатели и даже последователи. И примеров этому тьма…». — «Старичок Сергей Ткач, тридцать семь доказанных и более ста недоказанных убийств девушек, моложе двадцати лет, в тюрьме, на пожизненном, женился и стал папой. Какой же человек так полюбил его, что связал свою жизнь с…», — Кот не смог подобрать подходящего названия этому существу. — «Какая судьба будет у этого ребёнка, знающего, что жизнь ему дал человек, который отнял более ста других жизней? И как это повлияет на него? Вариант, что он пойдёт по отцовским стопам — насколько возможен?..».

Вопросы, вопросы…

Он подумал о своих детях, и внутри пробежала тёплая волна.

Вкупе с его мыслями об убийцах его поведение могло показаться несовместимым, но что же делать — профессиональная деформация действительно существует, и по-другому быть не может. Даже к сильнейшим потрясениям организм адаптируется, и отрицательные эмоции ослабевают, если эти действия часто повторяются.

Ведь его интерес к этой теме принципиально отличался от любопытства граждан, постоянно толкущихся возле мест преступления и горячо обсуждающих это событие.

Понимать маньяков — значит иметь возможность прогнозировать их действия, соответственно — и ловить их гораздо быстрее.

Котов и сам не заметил, что свой мысленный диалог стал наговаривать вслух:

— Говорят, чтобы поймать маньяка, надо думать как маньяк и быть маньяком, хотя бы — в своих мыслях. Ну вот это у меня точно не получится, а Ву, наверное, смог бы. Тьфу, ну не убивать, конечно, а мыслить, влезать в их голову, продумывать всё до мелочей. Ву — маньяк, это я смешно придумал. Но всё же… Его действия в расследованиях опирались не только на супервнимательность и острый ум — было ещё что-то. И слава Богу, он был на стороне Добра, хотя правильнее сказать — на стороне Света. Ведь Свет не всегда бывает добрым. Он — просто Свет. Будь он на стороне Тьмы — его никто и никогда не поймал бы. Это как играть с шахматистом, который думает не просто на много ходов вперёд, а вперёд твоих ходов…

Аппетита что-то не было, а это случалось нечасто. Сон тоже никак не шёл — хотя бы на полчасика задремать… — поэтому размышления продолжались:

— Как он там? Может, и не из шахматно-карточного дома сбежал этот несчастный. И Ву ничего не грозит. Сидит, попивает какой-нибудь благородный напиток, да болтает с хозяином дома. Да и не посмеют они причинить вред тому, кто вместе с полицией у них был… — хотя и понимал, что случаи разные бывают.

Но тут телефон ожил, и он кинулся к нему.

— Майор Котов? — спросили в трубке, и не дождавшись ответа, звонивший продолжил. — Извините за столь поздний звонок, но времени катастрофически не хватает.

— Кто это? — голос был незнаком Коту.

— Антон Павлович, психиатр больницы номер четыре. К нам привезли вашего пациента в бабочках.

— Слушаю вас, Антон Павлович, — шутить с врачом по поводу его имени-отчества он не стал.^[12]

— Несмотря на большие повреждения кожного покрова, особой опасности для жизни и здоровья они не представляют. Разве что эстетические — не всем понравится такая объёмная раскраска. Потому как восприятие данного фактора… Простите, отвлёкся… Беспокоит психическое состояние больного.

— Он в сознании? Мне очень надо его допросить. И чем быстрее — тем лучше.

— В сознании, только непонятно — в каком. От всего, что с ним произошло, он ушёл в свой мир, которое это сознание и построило. На её взгляд — самый безопасный, а с нашим миром общение прервало, слишком много страданий он ему принёс Общепринятое, непрофессиональное название этому состоянию — сумасшествие.

— То есть? — надежда на то, что свидетель даст показание, и дело будет раскрыто, таяла с каждым словом человека с таким замечательным именем.

— То и есть. С одинаковым успехом вы можете допрашивать стенку возле него или стул, на котором он сидит. Полный ступор в поведении.

— Но это ведь может измениться?

— Судя по тому, что с ним творили — навряд ли… — доктор тяжело вздохнул.

— Я должен к нему приставить охрану.

— Он переведён в закрытую спецбольницу. Убежать оттуда невозможно. Попасть туда — аналогично. За исключением работников различных органов.

— Хорошо. Только и посетителей из различных органов надо ограничить одним человеком — мной.

— Боюсь, это невозможно. Мы не сможем этого сделать. А вот поставить вас в известность о таких посетителях — это можно.

— Ну и за это спасибо! И до свидания!

— Учитывая наши профессии, лучше — прощайте, Игорь Лукич!

Примечания

12

Автор намекает, что имя и фамилия психиатра совпадает с А. П. Чеховым, писателя с образованием врача.