Рассказы. И все-таки интересная это штука – жизнь…

Владимир Титов, 2023

Книга эта о людях совершенно разных, с разными судьбами, разным пониманием своего места в жизни, но так или иначе шедшими по одним с автором книги дорогам.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Рассказы. И все-таки интересная это штука – жизнь… предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

8. Московские точки

Федор Федорович

Когда-то давно на стене висела карта, карта родного города, истыканная вся красными крестиками, вроде как рассыпанными по территории Москвы, обозначавшими мои странствия по этому городу.

Первый крестик я поставил в правом верхнем углу (красиво получилось по цвету: на грязно-бледно-зеленое пятно, изображавшее Сокольнический лес-парк, лег пронзительно-рубиновый крест). Так началась моя самостоятельная жизнь.

Есть в Москве такие места обитания, о которых мало кому известно, даже среди старых москвичей. Идешь так, гуляешь по парку, затем забредаешь в настоящий лес, и возникает вдруг уютная поляна, и где-то сбоку вылезает из старых лип, тополей, зарослей сирени и жасмина жилой дом. В общем-то обыкновенный деревянный двухэтажный барак, но так ловко он сплелся с окружающей растительностью, так по-живому ткнулся одним боком в землю, прямо как лесной гриб вырос из земли вместе с этими липами, дубами, черемухой, сиренью, голубями и самими обитателями дома. У подъезда обязательная скамейка, где старухи и косматые собаки щурятся на солнце. Мне всегда, увидев такое место, сразу хочется прожить тут всю жизнь.

А рядом грохочет город со своими трамваями, метро, шумом и бестолковщиной. Вот такой райский уголок и подарила мне судьба, да, это именно подарок, а как же иначе, ведь новая жизнь начинается и любое событие — есть знамение великой удачи.

Майским утром, теплым уже по-летнему, с приятелем тащили мы через Сокольнический лес все мое имущество: подушка, одеяло, белье постельное, кисти-краски, рулон холста и даже пару подрамников.

По пути завтракали; ели черный хлеб с молодой острой редиской и молоком. А вокруг… как в самых сентиментальных рассказах — и птицы, и воздух лесной, и запах ландышей, и прыгающие солнечные зайчики по стволам берез (но это действительно так было, куда ж это девать), и предвкушение неведомой новой жизни — ощущение беспредельного счастья перехватывало горло. Хотелось прыгнуть еще дальше этих чувств, так трудно было удержать их в себе, и не хватало сил.

— Вот, прошу, с отдельным входом! — хозяин квартиры распахнул дверь, пропустил вперед себя. Просто чудо, все жильцы, как и положено, вначале попадают в подъезд, а там уже разбредаются по своим углам. А тут прямо с улицы отдельный вход, изолированный от всего дома. Опять удача! И сама квартира выше всех моих ожиданий, просторная комната в три больших окна залита светом и абсолютно пустая (то, что нужно). Я растворил окно, и охапка сирени влезла в комнату, и так резко пахнуло свежей горечью, что даже усомнился в реальности своего положения. В лучшее просто трудно поверить. Два дня в неделю я трудился сторожем: охранял строительный объект — десяток стальных труб диаметром около метра и кучу бетонных плит. И сегодня как раз такой день, но завтра… Боже, до завтра ведь нужно пережить длинный вечер, ночь (как скучно спать) и целое утро! Но завтра зверем, пожирающим мясо, брошусь на работу.

У подъезда моего нового дома меня встретила куча моего барахла: холсты, подушка, одеяло, краски, кастрюля, Бунин, рабочие штаны — все вывалено прямо на землю. Стало ясно: каждая травинка и сам воздух — все тут враждебно по отношению ко мне. И все ж нашел силы и отправился к кому-либо из жильцов прояснить ситуацию и узнал, что Федор Федорович (так звали моего нового друга) вовсе никакой не хозяин, а простой местный забулдыга, подобравший ключи к чужой пустовавшей квартире. По указке тех же соседей хозяина своего я нашел у ближайшей пивной.

Давно уже исчезли эти символы эпохи: эдакие коробки, похожие на скворечники, любили они располагаться где-нибудь в затертом углу улицы, на пустыре или прилипнув одним боком к бане — интимного местоположения искала себе точка. Ну и конечно, некоторые своеобразные таинства там безусловно происходили.

Вокруг пивной копошилась унылая, цвета затертого асфальта масса, с ним же и сливающаяся. Маленький щуплый человечек, энергичный невероятно, крутился волчком, размахивая руками, заливался смехом, шепелявил пустым ртом и даже приплясывал, рассказывая очередной анекдот. Анекдоты Федор Федорыч называл историями и в запасе их имел несчетное количество, даром что в бытность свою был он школьным учителем истории. Федор Федорыч блистал здесь звездой — неутомимый весельчак, оптимист; солнце для него светило всегда одинаково весело и просто. Когда его спрашивали: «Как дела?», сразу принимал серьезный вид, отвечал: «На уровне стоящих задач». А на вопрос «Как самочувствие?» — так же серьезно говорил: «Отлично, скоро на Луну полечу».

Увидев меня, он ничуть не удивился, тут же взял меня под руку и пустился рассказывать новую уморительную историю. Мое же положение было таково: вещи мои свалены у дороги и, возможно, какая-нибудь косматая собака сейчас целится поднять ногу у моей подушки. Деньги за три месяца проживания, собранные не без усилий, в кармане этого весельчака (интересно, сколько он уже успел пропить к этому времени). В моем же кармане несколько бумажек, на них можно протянуть дней десять, значит, снять новое жилье возможности не представляется.

— А жить, — Ф. Ф. внезапно вставил между анекдотами, — можете в моей комнате, у меня еще вторая есть, с отдельным входом (опять с отдельным входом!).

И вот она началась, жизнь с отдельным входом. Когда-то обычную комнату перегородили тонкой фанерой и в стене со стороны коридора врезали дверь, и Федор Федорыч стал обладателем двух комнат. Однако стена была настолько символичной, что даже шорохи были слышны так, как если бы все происходило в одной комнате. Днем сосед-хозяин отсутствовал, набирался вдохновения, но зато ночью за перегородкой происходили великие события!

— Гас-па-дын Ру-зо-вэлт, этот вопрос, как Ви знаете, уже нéоднократно ставился перед нашим руководством И наше военное камандывание пришло к виводу о своевременности решения поставленной задачи.

— Господин Сталин, но Конгресс Соединенных Штатов хотел бы получить дополнительный гарантии в отношении…

— Гас-па-дын Ру-зо-вэлт, желаете бакал шампанского? — За стеной аккуратное бульканье: наполнение бокала в граненый стакан.

— Гас-па-дын Ру-зо-вэлт, огурчиков, вот, малосольных, пожалуйста, колбаска, вот, докторская, обезжиренная, — слышно, как Рузвельт тыкает вилкой в тарелку. — Грибочков тоже попробуйте из подмосковного леса. Я думаю, гас-па-дын Ру-зо-вэлт, что ващь конгресс будет доволен в полной ме… что? Водочки под грибки желаете? Это абсолютно верное решение.

— Вам какой водочки? Кубанская, вот, советую, — за стеной льется «Кубанская». — Господин Сталин, всему миру известны Ваша дальновидная стратегия, чутье исторического момента, смелые решения в самых ответственных…

— Ви палагаете, что роль личности в истории играет гла-вéн-ству-ющую роль?! А товарищ Сталин вИс-ка-зывает коллективное мнение нашего верховного командывания…

В ведро на полу сначала робко, а затем с шумом ударила струя, а голоса стихли. Интересно, кто пустил струю, Рузвельт или Сталин? А может, этот толстяк, с обязательной сигарой в зубах, вдруг обозначил свое присутствие?..

За перегородкой в разные дни появлялись и мадам Фурцева, и актриса Целиковская в очень красивом платье, и Людмила Зыкина подпевала голосом бывшего учителя истории. Но бывали и скандалы; например, на заседании ученого совета, с визгливыми криками, взаимными оскорблениями, и все вокруг имени Келдыша. Бывало, даже ситуация угрожала перейти в мордобой. Заснуть удавалось с трудом и лишь под утро.

Однажды посреди такой ночи дверь вдруг открылась, и в комнату вошел человек, симпатичный, лет тридцати пяти. Несколько секунд стоял, соображая, затем подошел, сел на кровать со мной рядом, закурил:

— Папашку моего удушить надо. Понимаешь, комната это моя, но в основном я у бабы кручусь, а как поцапаемся, так я сюда. А родитель мой, только я за порог, тут же бежит сдавать мою комнату. Вот прошлой зимой, представь ситуацию: поцапался я со своей, и она меня выставила прямо ночью на улицу. Мороз под тридцать. Пока добрался сюда, задубел, руки-ноги не гнутся, еле ключ в замок вставил. Щас, думаю, в постель сразу, отогреюсь. Вхожу, свет включаю, а в моей постели две девицы лежат — студентки… Ты не студент?

— Нет, — говорю.

— Вот, а эти носы только из-под одеяла высунули, глазами хлопают, мямлят чего-то. Так, говорю, девочки, подробности вашей биографии меня не интересуют, а кровать это — моя, и я желаю в ней выспаться. Разделся и влез посередине… А ты, ладно, спи, сегодня у меня есть куда приткнуться. Да. А денег ты моему папашке сколько заплатил?

— За три месяца, девяносто.

— Сумасшедший! — Он опять сел на кровать. — Моему отцу больше рубля давать нельзя. Слушай, есть предложение. В нашем доме довольно высокий чердак. Когда-то там располагались подсобные помещения. Начальник ЖЭКа — мой хороший знакомый, давно предлагал мне перестроить чердак в жилое помещение, отопление провести, все как положено. Но одному тут не справиться. Сейчас лето начинается, давай вместе возьмемся и к зиме, думаю, управимся. Представь, целый этаж на двоих будет, во дворце жить будем!

Для реально мыслящего человека такое заманчивое предложение не осталось бы без внимания. Но мне виделись другие горизонты. Если трудно дожить до утра, чтоб вцепиться в работу, можно ли отложить творчество на месяцы и заняться стройкой? Нет — никак нельзя было. И сколько потом было сложнейших ситуаций, когда оказывался на улице и некуда было идти, и удивительно, я никогда даже не вспомнил, что была возможность иметь в кармане ключ от роскошного дворца-чердака в Сокольниках.

Мужики

Следующий крестик я поставил совсем рядом с первым, их разделяли пара километров того же парка. Тут уж я гордился собой, опыт ведь приобрел и дело повел грамотно: заявил новому хозяину, что прежде всего надо при мне решить вопрос с соседями.

— С соседями полный порядок, не возражают, — заявил хозяин.

— Да, но я все-таки хотел…

— Конечно, конечно, сейчас все увидим.

День был воскресный, и соседи еще спали. На стук моего хозяина из обеих дверей появились два здоровых, небритых мужика с одинаково отсутствующим выражением лица. Один в трусах, другой в майке и трусах. Выслушав суть дела, оба молча повернулись и разошлись по комнатам досыпать.

— Вот видите, не возражают, так что располагайтесь и живите в свое удовольствие.

Я давно привык в любом месте, если условия позволяют, сразу браться за работу. Комната просторная (самая большая в квартире), что еще нужно: прикрыл дверь — и ты в своем мире, со своими фантазиями — вот оно счастье…

— Да зубы ему выбить, и дело с концом, проходной двор тут устроил!

От услышанного у меня похолодела спина.

— Давай вот что, — продолжал голос из кухни, — замок новый врежем, и ни тот, ни другой не войдут больше.

— Точно! Сегодня же и врежем.

Оба соседа, пробудившись, встретились на кухне и принялись поправлять здоровье после вчерашнего, одновременно пытаясь осмыслить последние события, происходящие в их квартире. Из рук у меня выпала тяжелая книга и больно приложилась ребром по ноге. — «Опять попал»… В безвыходной ситуации я всегда считал, надо идти напролом, навстречу опасности — хуже не будет. Решительно вошел в кухню и врезал прямо в лоб.

— Мужики, но в комнате слышен ваш разговор. И что мне теперь делать? Зная, что у вас с Мишей (хозяина моей комнаты так звали) проблемы, я бы тут не появился. Он сказал, что с вами договорился, что вы не возражаете. Я заплатил ему деньги, привез свое барахло…

Моя прямота застала их врасплох, повисла пауза, затем толстяк крепко хлопнул (прямо-таки припечатал) стаканом об стол и под завязку налил вина, черного как деготь.

— Пей, — сказал толстяк.

— Ты, сразу видать, парень нормальный, — сказал второй, когда я выпил. — Живи, живи тут, но денег этому, — и кивнул в сторону моей комнаты, — не плати, понял? Ни копейки не плати.

— Как же я могу не платить?

— А так, не плати, и все! — и врезал кулаком по столу. Затем взял бутылку и ткнул горлом в стакан, и, обнаружив, что бутылка пуста, сказал:

— Ну а теперь тебе бежать, как самому молодому. Это, как выйдешь, за углом метров двести, возьми две таких же.

И так мир был спасен, но уже через полгода под давлением молчаливых, тяжелых взглядов я понял, что и это жилище придется покинуть. Никаких неудобств соседям я не доставлял, напротив, своим тихим деликатным существованием напоминал о постоянном присутствии чуждого элемента.

А мужики были такие: Аркадий, старший, лет ему около пятидесяти. Классическое воплощение литературного образа своей профессии — мясник из гастронома! Большие жирные руки, красное лицо на могучей шее, она складками расширялась книзу, пирамидой врастала в торс — бегемот, другого слова тут не подберешь. И конечно же плечист в животе. Занимал Аркадий самую маленькую комнату, но (профессия обязывала) имел два самых больших на тот момент холодильника, до отказа забитых мясом. Один располагался в его крохотной комнате, другой на общественной кухне и вызывал у хозяина постоянную тревогу за содержимое. Разговаривая с ним, я всегда чувствовал на себе испепеляющий взгляд: «А не крадешь ли ты, мил человек, мои непреходящие ценности, пока я сплю»? Раз в неделю к нему приходила Валентина, не то подруга, не то бывшая жена, его же примерно возраста, тихо готовила ему борщ и тихо уходила.

Второй сосед, Жора, этот походил уже на медведя (прямо зоопарк), в недавние студенческие времена был спортсменом-гребцом и даже выступал за сборную Москвы. По профессии он был архитектор. Нет — архитектор — это гордое название, Жора был всего лишь один из кучи сидящих за кульманом в проектном бюро. Да, но ведь он окончил архитектурный институт, так что деваться некуда, будем называть его архитектором. Жора без всякой причины сразу углядел во мне противника, антипода и даже врага. Будучи всего лишь на три года меня старше, являл собой образ человека, крепко стоящего на ногах, знающего себе цену. В ближайшей пивной в тридцатиградусную жару, обливаясь потом, он с вызовом доказывал мне, что настоящий мужчина обязан в любом положении, в любую погоду быть в пиджаке, белой рубашке и галстуке. Через стол стоял я, в выцветшей майке и никогда не глаженных штанах, стоял и видом своим непотребным насмехался над его стремлением войти в жизнь солидно, подготовленным к выполнению важных задач и занять соответствующее место в обществе. И моя беспечная неуверенность вызывала в нем законную брезгливую ненависть.

Жору, нечасто правда, посещала невеста Света, строгая симпатичная дама. В отличие от Аркадия, конкурирующего с Жориными плечами животом, невеста составляла серьезную конкуренцию своим задом. А в общем-то они составляли пару крупных красивых людей.

— Ты как ходишь в таком виде перед Валентиной?! — раздраженно ворчит Аркадий. Жора скребет косматую грудь, сонными глазами смотрит на Аркадия, пытаясь сообразить, что от него хотят; так, видимо, и не поняв, берет с плиты чайник и молча отправляется в свою комнату и по пути уже непонятно кому бросает: «Нужна мне эта старая коряга, перед кем это, интересно, я тут должен штаны одевать»? Аркадий, конечно, это слышит, но затевать скандал не решается. Впрочем, жили они мирно, мясник и архитектор, духовно были близки. Встречались на кухне и вместе поправляли здоровье в выходные дни.

Когда к Жоре приходила невеста, он почему-то всегда начинал буянить, видимо, излишне нервничал перед свадьбой. Представился однажды случай, когда он и мне пытался продемонстрировать свою мощь.

Вышло так: Несмотря на рабочий день (Жора уже при параде — костюм, галстук, рубашка белая, запонки блестят), мужики с утра уселись за бутылкой — это я видел. А вскоре все стихло — разошлись, значит. К середине дня работу мою прервал настойчивый звонок в дверь (значит, в квартире никого). Открываю…

На пороге эффектная дама: высокая, стройная красавица, хотя и не так уж молода.

— Мне, пожалуйста, Жору.

На вид она была прилично старше Жоры.

— Жоры нет, — говорю.

— А где он?

— Так ведь на работу ушел.

Дама растерянно молчала, в руках у нее была миленькая сумочка, и она быстро перебирала руками тоненький ремешок.

— Я бы хотела оставить записку, можно?

— Конечно, проходите, — пригласил я. Она зашла в коридор и неловко на сумочке стала писать на клочке бумаги, затем, пытаясь вставить записку в дверную щель, слегка надавила, а дверь-то и открылась… На минуту она застыла, уставясь в пустоту, затем скомкала записку, прикрыла дверь и испуганной кошкой бросилась из квартиры.

Я не очень любопытный, и дела соседей меня не интересовали. Но тут неясное беспокойство закралось и не давало сосредоточиться. И я решил заглянуть в Жорину комнату: может, случилось что, помощь нужна… Заглянув, увидел выразительную картину: на кровати лежал Жора навзничь, причем только одной своей половиной, другая висела, упираясь ногой в пол. Рубашка задралась на грудь, волосатое пузо нервно вздрагивало; руки в стороны (одна на весу), растянутый галстук на боку, а по пузу и дальше на пол, аж до дальнего угла комнаты рассыпались роскошные багровые розы и смешно между ними стояла пустая бутылка. Жора храпел, распустив слюни. Я прикрыл дверь, успокоился (никого не зарезали) и пошел к себе.

— Ты должен был меня растолкать, дать в морду, облить водой — поднять во что бы то ни стало! — бушевал Жора. Хорошо выспавшись, отдохнув, теперь с новыми силами, обозлившись на весь свет, он в гневе метался по квартире, готовый крушить все, что попадет под руку.

— Если она не вернется — убью.

Схватил охотничий нож и со звериной силой всадил в стол, пробив его насквозь. Новенький стол этот, сияющий зеркальной полировкой, и еще несколько предметов, то, что называется мебельным гарнитуром, на днях был подарен его родителями к предстоящей свадьбе.

С ударом, видимо, вылетела и вся агрессия и сменилась слезливым мычанием. Вздрагивая плечами, размазывая по лицу мокроту — великан плакал… Мне было жаль его. Всхлипывая, он рассказывал, как познакомился с ней на юге, что никогда не встречал такой красивой женщины, что она из Ростова и что приехала к нему в гости на несколько дней и теперь уже, конечно, не вернется…

Мелкий этот эпизод никак не мог повлиять на наши отношения. Уже на следующий день сосед был привычно беззаботно-весел.

Грозовая туча зреет медленно и, накопив энергию, вдруг треснет и в клочья разорвет небо. Последней каплей, вызвавшей бурю, был ничтожный повод.

Увидев пришедшую ко мне подругу (когда-то подруга занималась в балетной школе, в балерины не выбилась, но великолепную фигуру приобрела на всю жизнь и была похожа на точеную статуэтку), Жора уязвлен был до невозможности — это была еще одна оплеуха, не меньшая, чем мое занятие искусством. Он вообще не мог спокойно пройти мимо привлекательной девицы. Когда, допустим, на улице вдруг появлялась и, мелькнув, исчезала навсегда случайная красотка, он просто заболевал. А тут у него под носом к какому-то субтильному ничтожеству приходит такая!.. Нет, такой наглости он не ожидал.

— Скромник, тихоня, и работаешь ты сторожем (эту информацию он случайно узнал от моей мамы)! — уже на утро кидал мне Жора обвинения, как следователь НКВД «японскому шпиону». — Валенком прикидывается, а к самому тут такие ходят!.. Это тебе не какая-нибудь коза драная — это уже… — и тряс куда-то вверх пальцем, не находя слов.

Тут уж окончательно стало ясно — время настало. Узнав, что я собираюсь покинуть их жилточку, Аркадий строго предупредил, чтобы я уезжал только в его присутствии. Приказ его я, конечно, не исполнил, но думаю, что, проверив свой холодильник, остался он не в обиде.

Гегель (история одной любви)

Я уже полюбил свою карту и взял даже за привычку, появляясь на новом месте, первым делом водружать карту на почетное место, как боевое знамя устанавливается подразделением, занявшим новый форпост.

Еще не успев перейти на другую сторону улицы, я заметил приближающуюся навстречу парочку: две девицы. Даже издалека было заметно, что обе в своем мире, причем каждая в своем отдельно. Поравнявшись с ними, остановился; в одной из них узнал свою знакомую и тут же отскочил в сторону, так как они просто смели бы меня с тротуара — так глубоко они пребывали в себе. Впрочем, очнувшись, неожиданно обрадовались. Оказалось, брели они без всякого дела и направления, не зная, куда себя деть. Поражала внешность второй, незнакомой. Она была настолько необычна, что не укладывалась в простую схему — красивая / некрасивая. Тонкое лицо и фигура создавали впечатление хрупкости и прозрачности севрского фарфора. Глаза пугали несоразмерностью, синие, темные-темные — смотрелись провалом.

Квартира сдавалась на двоих, каждому жильцу по комнате. Один, уезжая, любезно вызвался сам найти себе замену, дабы не вводить в дополнительные расходы своего соседа, и притащил меня на свое место. По дороге сообщил, что сосед мой будущий тихий, интеллигентный человек. Хозяин квартиры появляется раз в два месяца за деньгами (предварительно звонит) и жизнь квартирантов его не интересует. Так что проблем не будет.

Гарик — сам представился мой новый сосед, когда мы появились. Показал мою комнату, где что находится в квартире, любезно раскланялся и удалился к себе. «Деликатный, — не без удовольствия заметил я себе, — нос совать попусту не будет».

Но уже минут так через десять — робкий такой стук в дверь, затем, не дожидаясь ответа, появился и сам сосед. Он медленно переступал с ноги на ногу. На вид был вполне средней комплекции и одновременно казался заплывшим жиром: лицо круглое, пухлое, толстые губы, руки тоже пухлые, по-женски нежные, небольшой, жирненький тоже живот; ни одной мышцы не угадывалось на его теле — эдакий ровный, гладкий блин, смазанный маслом. Говорил медленно, вытягивая из себя слова, и казалось, сейчас вспотеет.

— Можно?

— Да-да, проходите.

— Извиняюсь, пару минут позволю вас потревожить. Хотелось бы несколько поближе познакомиться. Вы художник?

— Да, — отвечаю.

— Очень приятно, я, знаете, люблю искусство. Сам, правда, по роду своей деятельности от искусства далек — я философ (слово «философ» он сказал так, будто признался в чем-то неприличном). Работаю в исследовательском институте по делам Канады и Соединенных Штатов, но у меня брат поэт и я люблю литературу, поэзию особенно, театр тоже и живописью интересуюсь. Знаю, конечно, мало в этой области, но очень интересуюсь, так что приятно будет жить с вами в одной квартире.

Мне тридцать шесть лет… А скажите, у вас есть девушка? Ах есть, да, ага… А вот подружка у нее есть? Мне бы познакомиться…

Мне пришлось его разочаровать: подруги для знакомства у моей подруги не было.

— Жаль, но вы все же имейте в виду, может появится, так вы это… Понимаете, у меня некая проблема: у меня очень маленький член.

И сообщил точные параметры, включая и несколько миллиметров. Я испугался, что сейчас он снимет штаны и начнет демонстрировать свою проблему. Но, к счастью, до этого дело не дошло: он был настоящим интеллигентом!

— Познакомиться у меня всегда проблема. Я даже, знаете, один раз был женат: прожили с ней полтора месяца, и она сбежала.

Говорил он об этом совершенно равнодушно, без досады, без сожаления, горечи, гнева и даже без юмора — просто констатировал факт.

— В прошлом году записался в «Клуб знакомств», но меня оттуда со скандалом выставили (последним он был вроде даже доволен). Я там напился смертным боем, а оказалось, там так не полагается…

Вот тут-то на тротуаре с девицами я и вспомнил своего го-ре-мыку-соседа.

— Девочки, бегу, бегу по делам… Двигайте сейчас ко мне, часа через три я подойду, а до этого вас будет развлекать сосед — романтическая личность.

— Гарик, — говорил я из телефонной будки, — разгони на кухне тараканов и принимай гостей, сейчас к тебе явятся две феи.

С тараканами действительно была беда: по кухне они гуляли стадами. Периодически Гарик с тараканами боролся; вызывал сан-эпи-демстанцию, поливал всякой вонючей дрянью — бесполезно, бороться-то надо было со своим жизнепорядком. Я пользовался кухней в исключительных случаях, хотя именно там находился единственный в квартире телефон, перевязанный синей изоляционной лентой и густо заляпанный жиром. И если случалась нужда, то трубку приходилось брать салфеткой.

Придя с работы, Гарик сразу устремлялся в кухню; разворачивал пропитанные жиром свертки с колбасой, копченой скумбрией или чебуреками из кулинарии. Открывал заветную настольную записную книгу (толщиной с два пальца), заполненную сплошь дамскими номерами, и начинал звонить, одновременно поедая прямо из этих свертков, руками, принесенную еду. Во всем этом, конечно, принимали участие и тараканы. Книга, как и телефон, была также покрыта соответственной патиной. Кому он звонил, чаще всего было неизвестно, так как ежедневно набирал кучу телефонов у случайно подвернувшихся барышень. Разговоры длились часами и походили на концерты неплохого юмориста именно потому, что говорил он серьезно.

Как-то раз, придя домой поздно после общественной гулянки, Гарик по обыкновению засел за телефон. Я уже было начал засыпать, но представление из кухни победило сон. Гарик был в ударе. Пытаясь соблазнить свою жертву, выкладывал весь свой интеллектуальный потенциал, талант красноречия. Там были и приглашения поехать в Крым, и восторженные описания физических достоинств данного объекта, и прямые, настойчивые объяснения в любви. При этом было ясно, что на другом конце провода старались прекратить этот разговор, но Гарик уверял, что это первый и последний раз он отважился на такое признание, и умолял дослушать его до конца; говорил, что собирается совершить самый главный поступок в своей жизни…

Наутро Гарик хворал головной болью и провалом памяти. Вроде бы плюнуть и забыть, что там было вчера, но какой-то гвоздик застрял в голове, напоминая, что вчерашний разговор был какой-то не такой…

— С кем это я так долго вчера болтал? — решил выяснить Гарик.

Когда я ему сообщил (имя у дамы было редкое, запомнить было несложно), он был убит. Разговаривал он, как оказалось, со своей непрямой, но почти что начальницей — дамой значительно старше его и будучи к тому же замужней женщиной. Завоевание женских сердец происходило у Гарика своеобразно, как-то даже отчаянно.

— О, Гарик, это такой дамский угодник! — рассказывал зашедший его приятель. — Представь: вот заходит он в метро, плюхается на сиденье и тут же засыпает. Если перед ним оказывается старуха, инвалид, баба беременная — сон его одолевает еще сильней, иногда даже всхрапнет. Но только стоит в вагоне появиться молодой, смазливой заднице, как он мгновенно кидается даже в другой конец вагона и за руку тащит ее на свое место.

…И вот появилась ОНА. Ее имя быстро выскочило из памяти, но закрепилось то, которым мы, не сговариваясь, стали ее называть, — ГЕГЕЛЬ.

В тот вечер она осталась у соседа, и утром Гарик таинственно сообщил, что она всю ночь в постели говорила о предмете своего обожания. Она училась в МГУ на филфаке, и у нее был страстный роман — она была без ума от своего «тезки» Гегеля и была готова, по ее же словам, говорить о нем без конца, если б не встревали ничтожные житейские мелочи. Говорила она безостановочно, глядя в одну точку, не моргая и сквозь предметы, на которые падал взгляд; голос нарастал, ускорялся, и казалось, вот сейчас она то ли кого-нибудь зарежет, то ли расплачется.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Рассказы. И все-таки интересная это штука – жизнь… предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я