Кочан

Владимир Степанов

Царский режим Российской империи рухнул.На широких просторах России устанавливается новая власть Советов. Но не всё проходит гладко и просто. Действия разворачиваются в российской глубинке, в дремучем старом поселении лихих людей. С героями повести происходят события, порой смешные, порой грустные. Всё как в жизни! Книга содержит нецензурную брань.

III

Спит старый пёс. Раздуваются его толстые щёки, дёргаются сильные лапы, дрожат его веки с чёрными подпалинами. Он гонит волка в горы, он защищает своё стадо овец, козлов и баранов. Он сейчас там на своём далёком, тёплом Кавказе.

Огромный, в пять пудов веса, старинной породы свирепых алабаев, потомок прославившихся на весь Кавказ его прадеда, деда и отца. Недаром, когда он появился на свет Божий, хозяин двадцать вёрст пробирался через хребты и ущелья в удалённый, всеми забытый кишлак. Только те, кто имели большие отары и хорошие деньги, знали дорогу в этот кишлак. Хозяин из малого кишлака даром не отдавал своих породистых щенков, за них он брал большие деньги. Заплатив немало, хозяин долго ковырялся в большом ящике, выбирая кобелька, чтобы вырастить из него хорошего пастуха и защитника для его крупных отар.

Когда пришло время, натасканный и очень сообразительный пёс, приступил к работе. Нанятый хозяином чабан, глядя, как ловко управляется молодой пёс с большим стадом, почти перестал приходить на пастбище. Он полностью доверился собаке. Пёс самостоятельно, всем на удивление, научился закрывать, а потом и открывать ворота загона. Много чабанов приходило посмотреть на работу пса. Многие давали немалые деньги за него, но хозяин никому не уступил, хотя и боялся своего пса.

Людей пёс не любил и больше всех — хозяина. Он всё помнил, с раннего детства помнил, как отхаживают плетью собак, даже когда они просто попадаются человеку на глаза.

Работал пёс не по сложившимся веками традициям, как это делали его предки. Он своё стадо в двести голов мочил, попросту говоря, метил. Мочил с утра до вечера, от восхода до заката и с большим усердием.

Нахлебавшись из горного ручья воды, он шёл к стаду и, задрав высоко лапу, начинал метить, не разбирая, глаз ли это, или лоб, рог, или зад. Затем, врывался в самую середину и вытаскивал сухих, боящихся привиться, цепляясь зубами за всё что попадёт в пасть: бороду, рог или копыто. Снова валил и снова мочил. Таким образом он делал стаду поголовную прививку, которая в дальнейшем принесла огромную пользу — появился стадный иммунитет, а ещё она изменила как внешний облик стада, так и манеру хождения его по лугам. Плотной, сколоченной грозовой тучей, двигалось оно по широким, зелёным лугам, и ни одна овца, ни один козёл, не имели права отделиться даже на шаг. Это был иммунитет самосохранения, иммунитет выживания в сплочённом коллективе. Из этого коллектива, раньше, часто пропадал член, или несколько членов этого коллектива, уносимый серыми волками. Берды решился раз и навсегда покончить с этим криминалом и окончательно стать хозяином стада. Только он имел право решать, кого отдать резать, кого помиловать, а кому порцию двойную влить, чтобы серые не приставали. В стаде не стало потерь, и даже наоборот…, пошёл его прирост, когда пёс дал всем понять и человеку, и волку, что только он, он, единственный хозяин этого стада.

Чабан, неделю не появлявшийся на пастбище, не узнавал ни овец, ни баранов, ни козлов. Пса он тоже не узнал, пёс просто не подпустил его близко, теперь это были его козлы и бараны. Он стал хозяином отары! «Чабан не приходит на луга, чабан собаке не приносит кушать. Чабан не хозяин!» — так решил умный пёс.

Стадо не просыхало. Скотина ходила плотной, сжатой со всех сторон кучей, жалась друг к дружке, боясь быть поваленной на землю и заполучить в морду порцию струи, которой так умело управляет хозяин.

Шерсть стада приобрела цвет расцветших весенних, молодых одуванчиков. А запах, в летнюю, знойную пору, был непередаваем. Обоссанная шерстяная туча, как айсберг дрейфовала по зелёному морю кавказских сочных лугов.

Перелётная птица отчаянно кричала, сбившись с курса, пролетая над вонючей тучей, грызуны задыхались в норках. Зайцы и лисы рыли глубже и глубже, пытаясь удержаться на обжитых местах. Где проходило стадо, всё живое задыхалось. За полверсты ни живой души, ни комара, ни мухи.

Пёс зорко следил за своим добром, время от времени подмачивая тех, кто подсыхал. Затем стал на день, а то и на два, покидать зловонный табор. Он уходил на собачью охоту.

Хозяин изредка, но объезжал с ружьём и на коне ближние и дальние луга своих угодий. Он проверял, нет ли где логова волка или шакала.

Через три месяца, как молодой пёс приступил к работе, аксакал, объезжая дальние границы пастбища, нашёл несколько разодранных в клочья волков.

Возвращался басмач со своих угодий в большом восторге, вслух раз за разом повторяя: «Ай да собака! Ай да Белеберды-Берды! Вах… вах… вах…!», — он смотрел на пса с большим уважением и с большого расстояния. Хозяин откровенно боялся пса. Даже с лепёшкой в руке, пёс не подпускал его близко. Он молча скалил зубы, и тот с большой досадой догадывался, за что немилость! — «Наверно не мой уже пёс, а стадо больше ещё делается, растёт моё стадо. Ну да Аллах с ним, пускай пасёт…!»

Такое длинное имя-кличку пёс получил из уважения к нему и его роду. Его имя складывалось их прославленных имён деда, отца и даже прадеда. Берды навёл порядок в округе, разогнав далеко от пастбища волков и шакалов. Он метил всё в округе: камень, дерево, и самого разодранного волка, давая понять серым, кто здесь хозяин!

За свою отару теперь он был спокоен. Никто из серых разбойников не посмел и близко приблизиться к стаду. Они за версту чуяли страшный запах шайтан-чабана, который уже наводил на них ужас. Это по лугу гуляла плотно сбитая в кучу, шерстяная мокрая туча, обильно политая грозным хозяином.

Проходили год за годом, звонкая весна сменяла суровую, снежную зиму, а жаркое лето весну. Пёс, за эти годы превратился в матёрого, свирепого, мудрого и уравновешенного кавказского волкодава. Он исправно выполнял свою работу, заботясь о стаде и оберегая его. И вот однажды, в его однообразной жизни пастуха произошли большие перемены.