Когда наступит вчера

Владимир Свержин, 2005

Новое дело «сыщика для феи»! Судьба – в образе очаровательной феи из Волшебной Службы Охраны – настигла Виктора и его «доктора Ватсона» Вадима вновь. В мирной «младшей сестре Великой Груси» Субурбании произошло такое, чему и названия-то нет: в единую ночь исчезли король Барсиад и весь его двор! Мздоимцы среднего и низшего уровня в шоке. Субурбанцы в панике… А на вакантный престол уже претендуют ставленник мздоимцев Злой Бодун Ратников и ставленник Великой Груси – Вадим!.. И победить должен Вадим – уж слишком важна Субурбания для «старшей сестры»!

Глава 7

Сказ о пользе бесхозяйственности

Соловей-разбойник мычал, как буйвол, застрявший в кипящем гейзере. Цвет его лица из бурого стал зеленым, с отливом в синеву, и глаза смотрели примерно в область затылка. Не надо было иметь высокое звание полуденного светила медицины, чтобы понять, насколько он близок к обмороку.

— Витек, а в натуре, че это его так поплющило? — заорал подурядник левой руки, опасливо глядя на разбойника.

— А я откуда знаю? — Мой ответный крик был едва различим среди колокольного гула. — Сейчас у Делли уточним.

Зеркало опять пошло волнами, спеша продемонстрировать нам жизнерадостно улыбающуюся фею. Похоже, сотрудница Волшебной Службы Охраны была вполне удовлетворена своей милой шалостью.

— Делли! — завопил я, точно пытаясь докричаться до соратницы, минуя гладь волшебного стекла. — Что за грохот? Что у вас происходит?

— Все замечательно, — мило прощебетала фея, поворачивая зеркало. — Разве что-то не так?

Скопившиеся у моста разбойники с луками и сулицами1 пытались поразить резво носившихся взад-вперед по поляне громадных родичей нашего домашнего любимца. Не сказать, чтобы эти попытки были сколь-нибудь успешными, но, впрочем, и грифоны не проявляли особой агрессивности, похоже, от всей души резвясь и потешаясь над тщетными попытками защитников разбойничьего убежища.

— Але! — Я для верности постучал пальцем по зеркалу, чтобы заставить повернуть его обратно. — Это что за зверинец? Откуда грифоны? Родня Проглота сыскалась?

— Нет. — Возбужденная чаровница продемонстрировала рекламную улыбку, так что я готов был немедля купить ту же зубную пасту, которой пользуется она. — Это не грифоны. Это я ваших «ниссанов» к делу пристроила.

— Что?! — взревел не на шутку возмущенный Вадим Ратников как раз в тот миг, когда заклинание личины перестало действовать. — Да ты че, в натуре, подруга?! Если эти раклы паскудные мне тут, не дай бог, хоть царапину ему на бочине сделают!..

— Не сделают, — заверила чародейка. — Они ж все бывалые, знают, что стрелой грифонье тело разве что занозить можно. Вот и бьют в голову, все норовят в глаз попасть. А головы-то у них как раз и нет. Так — обман зрения.

— А-а-а! — успокаиваясь, протянул Вадим. — Ну, это круто! Чисто, улет! Ты рулишь! Слышь, это, а Проглот где? — внезапно встревожился он.

— Да что с ним станется?! Волчью плеть треплет.

Зеркальная поверхность отразила нашу, будь она неладна, неведому зверушку, которая, растопырив крылья, размахивая во все стороны длинными остроконечными ушами, самозабвенно терзала узколистую растительность — помесь вьюнка с лианой. К концу неизвестного мне ботанического казуса было крепко привязано нечто. Я присмотрелся.

— Делли, что это у него в клюве?

— Волчья плеть, — гордо повторила фея.

— Непонятно, но здорово. А на конце?

— Язык от колокола, — не меняя тона, возвестила она.

— А что же тогда гремит?

— Это запись.

— Что? — выкрикнули мы с Вадимом одновременно.

— Запись сигнального колокола, — радостно пояснила Делли. — Я ее тут немного смикшировала, наложила раз десять на самое себя с шагом интервала в две секунды и запустила через аудиосистемы ваших «ниссанов». Плюс, конечно, немного магии.

Я живо себе представил это «немного магии» и молча развел руками. Частые посещения нашего мира оказали несомненное воздействие на восприимчивый интеллект феи.

— А у вас что там воет? — в свою очередь поинтересовалась она.

— Соловей, — отозвался Вадим.

— Вы уверены? — В голосе чаровницы слышалось сомнение.

— Кто его знает? — Я пожал плечами. — Если звук уберешь — постараемся уточнить.

Между тем голосистый налетчик начал что есть силы биться головой об стол и много в том преуспел.

— Делли! — скомандовал я. — Вырубай звук! А то певчая птичка сейчас когти отбросит. Он нам живой нужен!

— Сейчас, — пообещала наша боевая подруга. — Только мост позади лиходеев сожгу, чтобы они назад не ворочались.

Спустя мгновения яркая вспышка, осветившая бойницы, возвестила о том, что локализация стрелков успешно завершена, а вслед за этим колокольный звон стих, как срезанный.

Соловей-разбойник лежал, уронив голову на столешницу, и лишь его загривок, вздымавшийся в немых рыданиях, свидетельствовал о том, что атаман еще жив. Лужа крови растекалась меж его разметавшимися по столу черными нечесаными космами, окрашивая их в бурый цвет.

— Оришенька! — Я тревожно поглядел на обездвиженного фигуранта. — Детка, будь добра, проследи за тем, чтоб он не помер.

— Да уж расстараюсь, — пообещала кудесница. — Оно ж, коли голову себе вовсе не расшиб, то, глядишь, еще и обойдется.

— Сколько же времени займет лечение?

Я встревоженно выглянул в оконце, чтобы оценить обстановку.

— Ну так, это как считать, — растирая тонкими пальцами себе виски, проговорила Оринка. — Ежели кукушкиным веком мерить, то и не скоро. А так — до вечерней зари управлюсь.

Начинавшие сгущаться вечерние сумерки предвещали скорое окончание дня и, хотелось верить, ночевку без очередных приключений.

— Слышишь, Клин, — задумчиво глядя на усердно занявшуюся целительством кудесницу, задумчиво произнес Вадим. — Я типа схожу гляну, как там потерпевший себя чувствует. — Он ткнул пальцем в стену, видимо, подразумевая нокаутированного караульщика. — А то в натуре оклемается и начнет свинорубом размахивать. Так я его, того, чисто, к лаве примотаю. Не хрен ему попусту суетиться.

— Действуй, — кивнул я, поворачиваясь к стременному и лихорадочно соображая, как теперь объяснить официальную версию нашего знакомства с Оринкой и, по сути дела, все, происходившее в последние часы. Что и говорить, нападение, тем более столь массированное, на разбойничье гнездо должно было иметь серьезную мотивацию.

Раненый гридень вытаращился на меня, не скрывая изумления. Пожалуй, количество неожиданностей, произошедших с ним за сегодняшний день, изрядно превышало обычный уровень.

— Кто вы? — пожалуй, более простодушно, чем испуганно поинтересовался он.

Вопрос, казалось бы, несложный, но непросто и ответить. Впрочем, как учили нас в школьные годы волшебные, правда — великая сила.

— Моя фамилия — Клинский. Я — укладник крепкой стражи одного из урядов Субурбании. Какого — не важно.

Взгляд стременного наполнился невольным почтением. В стране, где высокое и гордое имя мздоимца неслось, как знамя родины, где слово бессребреник означало неуча, рохлю и неудачника, чинопочитание впитывалось с молоком матери, сказками бабушки и ремнем отца.

— А… он? — Спутник Оринки неуверенно кивнул в сторону опустевшего дверного проема, откуда слышалась довольно внятная брань Злого Бодуна Ратникова, пытавшегося разодрать на жгуты штаны, еще недавно прикрывавшие стражнику зад.

— Он? — для проформы участливо осведомился я. — Нешто не признал?

— Не-а, — сознался гридень.

— Э-эх! — махнул рукой я. — Деревня Кацапетовка, Ухрюпинский уезд! Это же И.О. государя!

— Кто? — настороженно переспросил юный помощник конюшего.

— Короля Барсиада знаешь? — В моем покровительственном тоне звучало плохо скрываемое сожаление об ущербности познаний собеседника.

— Ручкаться не пришлось, а видеть доводилось, — кивнул тот.

— Так вот, ежели что вдруг, например, как сейчас, так он вместо него завсегда.

Форма глаз стременного резко поменялась с круглой на квадратную.

— А как сейчас?

— Хреново, брат! — с чувством проговорил я. — Сам разве не чувствуешь? Но мы этим вплотную занимаемся.

— Батька! Батька! — послышался с лестницы дребезжащий голос Фуцика. В этот миг от него веяло таким ужасом и паникой, словно незадачливый чудодей только-только выскользнул из лап Годзиллы, и тот неотрывно преследовал его по пятам.

— Мост горит!!! Ба… — Крик души прервался, однако глухого стука нокаутирующего удара слышно не было.

— Погоди-ка! — Я поднял вверх указательный палец, делая знак раненому гридню не говорить ни слова.

В приемной было тихо, очень тихо. Что ж там такое? Я обвел глазами кабинет, заваленный всевозможным еще не конфискованным имуществом, в поисках того, что могло бы послужить каким-никаким оружием. Наверняка в этом помещении хранился личный атаманский арсенал, однако времени шарить по окрестным закромам совсем не было.

За стенкой что-то тихо хрустнуло. То ли какая щепка попала под каблук, то ли пришли в движение слои годами не метенной пыли. А может… Маг, хоть и недоучка, все равно остается существом опасным. Наверняка для защиты собственной шкуры у него в заначке имеется один-два пренеприятнейших фокуса.

— Уродство! — лихорадочно выдергивая из штанов старый армейский ремень и наматывая его на кулак, пробормотал я. — Сейчас этот паскуда испепелит Вадюню, и сказка, мать ее за ногу, на этом окончится.

За стеной вновь не было слышно ни звука. Я осмотрелся, прикидывая, куда шарахнуться от двери, если разбушевавшийся адепт тайных знаний начнет лупить молниями в дверной проем.

— Ориша, подстрахуй! А-а-а! — Я с воплем бросился на помощь другу, но, похоже, не вовремя.

Происходившее за стеной было точно срисовано с голливудского вестерна. Взъерошенный, потерявший где-то шлемак, Фуцик держал правую руку на отлете, медленно перебирая пальцами, словно играя на невидимом рояле. Он осторожно, шаг за шагом, описывал по комнате широкий полукруг, стараясь зайти с фланга стоявшему на одном колене Ратникову. Рука подурядника лежала на голенище сапога, и он очень внимательно следил за каждым движением противника.

— А-а-а! — влетел в комнату я и едва успел рухнуть на пол. Вспышка, грохот и дым заполнили помещение. Я лежал, накрыв голову руками и опасаясь приоткрыть глаза.

— Солнцелик великий! Что вы тут творите? Что еще за дым? — раздался над головой возмущенный голос Делли. — Точно дети малые, ни на минуту оставить нельзя!

— А че я? — донесся до моего слуха обиженный бас Злого Бодуна. — Он типа первый начал! А я ж чисто в натуре ничего.

Я оторвал лицо от грязного пола, негодуя по поводу своей дурацкой позы. Вадюня сидел на пятой точке у самой лестницы. В руке его красовалось нечто, при ближайшем рассмотрении сильно напоминавшее искореженную мурлюкскую волшебную палочку. Его противник оставался стоять на месте, гордо выкинув руку вперед с подобным же раздолбанным орудием между пальцев, но почему-то ярко-красный и неподвижный, как статуя.

— Не, ну, в натуре он первый начал… — оправдываясь, сумрачно повторил И.О. государя.

Делли обвела скептическим взглядом помещение, взмахом длинных пальцев разогнала висящий, точно грязная вата, дым и удивленно воззрилась на Фуцика.

— А это кто?

— Маг, — заверил ее я.

— Вы уверены? — На лице феи появилось озадаченное выражение.

— Во всяком случае, он так себя называл, — попытался как-то оправдаться я.

— А почему он тогда красный?

На этот вопрос ни я, ни Вадим не нашлись что ответить и только молча пожали плечами.

— Ох-хо-хонюшки! Ну да ничего, разберемся на досуге, — обнадежила сотрудница Волшебной Службы Охраны. — Где там ваш Соловей-разбойник?

Я молча показал на амбразуру дверного проема, за которым вовсю кудесничала Оринка. Делли заглянула в кабинет, удовлетворенно кивнула, оценив обстановку, и вновь обратилась к нам.

— Ходить-то сами можете?

— А че? — Вадюня с кряхтением начал подниматься с пола. — Типа рубилово намечается?

— Не нарубился? — Фея саркастически хмыкнула.

— Не, я чисто так.

— Разбежались душегубы. Я как погнала на них грифонов — тут-то они врассыпную и прыснули. Так что рубиться не с кем. Ты мне, мил-друг, лучше поведай, какого года выпуска у тебя волшебная палочка… — фея чуть помедлила, подбирая слова, — …была?

— Слышь, ну ты типа загнула! Я ж почем знаю! Это фиговина из конфиската. Помнишь, когда мы на малиновой линии левый обоз с мурлюкской хренотенью стопанули? Там вот и разжился.

— Странные в ней чары. Не должно было такого статься, чтоб живого человека в эдакого попугая изукрасило.

— Раньше работала нормально, — произнес я, вспоминая, как одним движением чародейского жезла уменьшенного образца удалось мгновенно осветлить черную кошку, пытавшуюся было перебежать дорогу перед Вадюниным «ниссаном».

— Что-то странное творится, — вздохнула Делли.

— О-о-о! — раздался из кабинета глухой, но вполне различимый стон. — Воды!..

— Ишь ты, запела пичуга окаянная! — В глазах чародейки мелькнул недобрый огонек, увидев который невольно вспоминаешь, что любезная красавица одним движением может не только развязать язык, но и завязать его в тугой узел. — Пожалуй, Виктoр, стоит с ним потолковать, покуда он вновь в силу не вошел.

Соловей-разбойник сидел все за тем же столом, покачиваясь из стороны в сторону, недоуменно обводя непрошеных гостей обалдевшим взором.

— Вы кто?

— Вопросы здесь задавать буду я! — Мой голос, по идее долженствующий выражать суровую непреклонность, несколько потерял грозное звучание среди наваленных ковров, сундуков и прочей рухляди. — Полагаю, не нужно объяснять, что положение ваше может считаться безнадежным, если, конечно, вы не оправдаете нашего доверия полным раскаянием и чистосердечным сотрудничеством со следствием.

Временами подобное введение, я бы даже сказал, предисловие к допросу, срабатывало вполне успешно. Однако на Соловья-разбойника услышанное произвело не большее впечатление, чем сообщение о прошлогодних ценах на бензин в Республике Конго. Не говоря ни слова, он тупо обводил взглядом оперативно-следственную группу, ожесточенно пытаясь уразуметь, как докатился до жизни такой.

— Эк башка-то раскалывается! — хмуро пожаловался он.

— Слышь, ушлый хмырь, — похоже, вполне искренне возмутился Вадим. — Делов наворочал, а теперь на больничку закосить решил?! Крути его, Клин! Это он под придурка чисто канает!

— Это я под придурка канаю?! — Мрачная окровавленная физиономия хозяина здешних мест приняла было свирепое выражение, и щеки, свисавшие пустыми кошелками, начали наполняться воздухом.

— Не надо свистеть, — тихо шипя, прошелестела Делли. — А то ведь голова от боли и расколоться может, не хуже, чем от Светозаровой палицы.

— Ишь, что припомнила! — потухая на глазах, пробормотал мордоворот, вовсе не радуясь силе профессиональной памяти сотрудницы Волшебной Службы Охраны. — Не стращай! По малолетке дело было. Сглупил, не на того наехал… А нынче я гулевой атаман, и кто мне дорогу заступит — долго не проживет!

— Да он никак, паскуда, угрожает! — возмутился Ратников, прикидывая в уме, чем можно заменить двухпудовую булаву своего названого брата.

— Гражданин Соловей! — вмешался я. — На вашем месте я бы не стал делать попытку запугать следствие. Вина ваша доказана, и за один только разбой на большой дороге вас уже можно четвертовать. А уж нападение на государева мздоимца, это и вовсе на колесование тянет.

— Как честной суд решит, — мрачно отозвался разбойный атаман.

— По вашему делу суда не будет, — нежно заверил я. — Будет военный трибунал в его лице. — Я кивнул на Вадюню. Лицо Вадюни немедленно приняло возбужденно-радостное выражение, несовместимое с гуманизмом.

— Это еще почему?! — уже во весь свой зычный голос проревел подследственный.

— Да потому, — вдумчиво начал я, — что господин И.О. государя, — я кивнул на разминающего молотообразные кулаки витязя, — так решил. Не правда ли?

— Ну, типа того, — отозвался недавний подурядник левой руки.

— Да ты что буровишь? Да ты знаешь, кто за мной стоит?

— Не знаю, — честно сознался я. — Но очень хочу выяснить.

Соловей-разбойник осекся, понимая, что сболтнул лишнее.

— А вот молчать не надо. Для вас же хуже, — продолжал настаивать я. — Нас как раз интересует, кто заказал вам утреннее нападение на кортеж Юшки-каана, зачем ему это было нужно и где этот государственный преступник. Вы ведь, я полагаю, не дурак, сами должны понимать, что такие дела числятся среди злоумышлений против государства и божьего порядка. Итак, я жду ответа, где этот злодей-душегуб таится?

— Знать не знаю, — внимательно рассматривая пустой стол, огрызнулся гулевой атаман.

— Запираться глупо. — Я покачал головой. — Сейчас только от вас зависит, посадят ли вас на кол, точно пугало, или же, принимая во внимание помощь следствию, вы пойдете по делу свидетелем.

— От того, кого вы ищете, идти-то, может, и идут, да только далеко не уходят, — вздохнул батька Соловей. — Потому как ноги из задницы выпадают.

— Это все только слова, — отмахнулся я. — Если вы проявите должное благоразумие, то будете включены в программу защиты свидетелей. Вам будут предоставлены дом, охрана, средства к существованию. Все это, если пожелаете, в другой стране. Если же нет, — я развел руками, — Нычка свидетель — я сделал все, что было в моих силах. Решайте сами, но помните, с вашим малахольным фокусником я бы не стал даже разговаривать, его бы колесовали на месте. Но вы не производите впечатления законченного идиота. Думайте! Пока что ваше спасение в ваших руках. Заказчика мы все равно найдем, но вам, после того как на дыбе хрустнет ваш хребет, от этого будет ни холодно, ни жарко.

Молчание затягивалось, и я лихорадочно обдумывал новые доводы, способные обтесать несговорчивого разбойника до применения средств «реалистичного устрашения».

— Задавайте ваши вопросы, — мрачно процедил криминальный авторитет, наконец прерывая затянувшуюся паузу.

— Итак, имя и прозвище вашего хозяина?

— Не ведаю, — со смаком проговорил Соловей-разбойник.

— Клин! — Кулак И.О. государя опустился на столешницу сантиметрах в пяти от физиономии допрашиваемого. — В натуре этот свистун нас за фраеров держит! Я тебе по жизни говорю…

— Правду баю, — сквозь зубы процедил хмурый атаман. — Не то что имени и прозвания не ведаю, а и лица в жисть не видал.

— Угу, — с тяжким вздохом кивнул я. — Не был. Не участвовал. Не привлекался. Значит, все-таки решили запираться. Зря, абсолютно зря. Следствию доподлинно известно, что сегодня, около полудня, сразу после нападения вот на них, — я кивнул в сторону стременного, — вы имели разговор с заказчиком. Как вы понимаете, разговор прослушивался. Он запротоколирован и подшит к делу. Так что мы можем обойтись и без вас. Если вы действительно считаете, что быть разодранным четверкой коней лучше, чем жить в тихом месте…

— Я все как есть сказываю, — угрюмо прервал мои увещевания Соловей. — Говорить — было дело, говорил. И не токмо ныне. А ведать, кто да что, — не ведаю.

— Поясните, — напрягся я.

Страхолюдный пленник обвел глазами внимательно слушающую публику, набрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул, поднимая осевшую на мебели пыль.

— Стало быть, как дело-то было. Давно, еще в былые годы, до короля Барсиада, озоровал я на старом тракте, что из Торца Белокаменного в Елдин-град ведет. Силушка у меня и тогда уже водилась немалая, от свисту у коней ноги подгибались, люди с седел точь-в-точь снопы валились. Ну, известное дело, коли медок хлебать, так большой ложкой! Удумал о себе много чего. Всякую сторожкость потерял. Вот сижу как-то на дубах заветных в засаде, поджидаю купчину переезжего али путника с богатой поклажей. Вдруг, глядь — витязь на коне, зерцало на нем золотым огнем так и пышет. Шелом — не простой железный колпак, а еловец с личинною. Меч — харлужник.

Соловей-разбойник отрешенно махнул рукой:

— Одно слово, как есть справный витязь. И надоумила ж меня нелегкая свистануть ему!.. — Новый тяжкий вздох возвестил о том, что события давно минувших дней очень ярко отложились в памяти разбойника. — Ну, я, стало быть, свистанул, а он только к конской шее приник, да затем со всего маху швырь в чело мне булавой. Да так, что и не знаю, как токмо жив остался! Сверзился наземь с дуба, дух из меня вон. А витязь аркан мне на ноги привязал да за собой в Елдин-град приволок.

— Это Светозар Святогорович был, — пояснила фея.

— Он самый, — со вздохом подтвердил Соловей-разбойник, прикладывая лапищу к голове, вероятно, к тому месту, куда пришелся удар палицы. — Выходили меня лекаря на пагубу злую. Едва в колодках опосля того не сгнил. С тех пор громких звуков не выношу. Голова, точно наковальня под молотами. Бывало, свистнешь всего-то вполсилы, опосля день башкою маешься… Словом, приволок меня витязь в Елдин-град на аркане. Ему хвостней полную шапку отсыпали, а меня продали в услужение к кобольдам в подземные храмины. Три года тачку катал, Солнцелика не видал. Думал, уж совсем конец мне придет. А только как-то ночью разбудил меня стражник и поволок в какую-то черную-черную комнату. Такую темную, что и носа своего не разглядеть.

— А там на черном-черном столе черный-черный гроб?! — радостно предположил Вадюня, не слишком, видимо, заботясь о поддержании величественного имиджа исполняющего королевские обязанности.

— Ничего такого в помине не было, — нахмурился Соловей-разбойник. — А и было бы, я б не узрел. Стражник меня в ту комнату впихнул, дверь на засов, и поминай как звали! Ну, думаю, все — смертушка моя пришла! Ан не-ет! Вдруг глас из мрака: «Ну что, Соловей, как оно, во глубине земли? Сладко ли?» Ну, вестимо, что не сладко. А глас далее вопрошает: «Желаешь ли вновь на волю?» Я в ответ: «Желать-то желаю, да чем за то платить надобно?» А мне, стало быть: «Плата с тебя будет — верная служба, да от добычи десятина. А за ту службу я тебя от всякой напасти уберегу».

— Прикинь, Витек, кто-то здесь солидно крышует!

Я молча кивнул.

— При таких-то делах и толковать не о чем! Имя у меня уже звонкое было. Силушки не занимать. Как не согласиться? Тут голос исчез, а затем стражник меня в барак поволок. Я было подумал — что за шутка такая. А поутру вывели колодников под землю идти, всех опустили в клеть, а про нас точно забыли.

— Про кого это «про нас»? — уточнил я.

— Про меня и про Фуцика. Мы с ним одной цепью скованы были. Стражник вроде как по нужде отлучился, а мы, глядь — калитка не заперта! Мы туда. У стены коновязь, у нее два коника. У одного из них на спине переметная сума, а в ней — на тебе! Одежа, по сотне хвостней на брата, ключ от скрепов наших и волшебное зеркальце. Так-то! И, стало быть, лишь я зеркальце в руку взял, оно волнами пошло, да не высветлилось, а только вновь оттуда знакомый глас слышится. И надо сказать, глас — ни мужской, ни женский, точно и не людской вовсе. Точно зверь дикий человечьи слова молвит.

— Всяко бывает, — буркнул Злой Бодун, вспоминая встречу на лесной тропе с Коло Шаровая Молния.

— Взял я, значит, зеркальце, — повторил Соловей, — а оттуда речь человечья. Мол, я уговор соблюл, и ты ж, смотри, не оплошай. С тех пор уж немало лет минуло, а таких дел, как нынче, прежде не случалось.

— Понятно, — кивнул я, хотя, честно говоря, это было неприкрытой ложью. Ничего понятного в деле пока не намечалось. — Стало быть, вы своего хозяина не видели и не знаете?

— Истинная правда, — вздохнув, согласился злосчастный лиходей.

— Но он-то вас через зеркало видеть может? — предположил я.

— Вестимо, может. А то как?

— Угу. Вот и славно. Стало быть, сейчас вы свяжетесь с хозяином и сообщите ему, что поймали Юшку-каана. Делли, ты сможешь навести образ Юшки на господина стременного. — Я кивнул на спутника Оринки. — Надеюсь, вы согласитесь нам помочь?

— Отчего ж не помочь благому-то делу?

— Стань передо мной ровнехонько, — внимательно осматривая гридня, проговорила фея. — В самый раз будет!

— Вот и отлично. Вот и хорошо. Скажете, что тот Юшка-каан, который нынче в Елдин примчался, — подложный, Фуцикова работа. А этот — что ни на есть истинный. И чтобы передать эдакую птицу, вам нужна личная встреча. Все понятно?

— Уж куда яснее, — вяло огрызнулся Соловей-разбойник. — Да только…

— Выполняйте, — резко отчеканил я.