Железнодорожный почтальон

Владимир Плеханов

Главный герой, Илья, врач по профессии, потерял вкус к жизни, и решил вдруг стать проводником почтового вагона. В первом же рейсе он и его коллеги вместе с вагонами были захвачены инопланетянами и перенесены на просторы Великого Моо, государства, расположенного в галактиках Пустоты Волопаса, в одной целью дать мигрантам прекрасную и свободную жизнь. Герой приживается там и даже спасает новую родину от страшной разрушающей напасти.

Глава 6

Входная дверь багажного вагона была заперта, внутри все так же, как и у нас было находилось во власти полной темноты. Мы с Геной начали стучать в дверь ногами и кулаками, а она отзывалась нам глухим металлическим звуком. Пока трудно было понять, слышит ли нас хоть кто-нибудь в этом вагоне, потому что в тамбур никто не выходил. Мы продолжали настойчиво стучать и стали громко, что есть мочи, кричать, чтобы привлечь их внимание. Попытка проникнуть внутрь багажного вагона затянулась на несколько долгих минут. Но вот к нашей подлинной радости внутри тамбура показалась фигура человека с фонарем в руках. Это была Полина. Моему восторгу не было предела!

— Полина! Это мы, открой дверь! — закричал я, широко и радостно улыбаясь больше от того, что вновь увидел ее живой и невредимой.

Однако женщина не сразу поняла, что к чему, некоторое время смотрела на нас через стекло и решала, открыть или нет, потому что в высшей степени невероятность и даже абсурдность сложившейся ситуации, не допускала мысли вообще кому бы то ни было верить. Но в итоге здравый рассудок все же взял верх, Полина узнала меня, дверной запор, наконец, щелкнул, и дверь широко распахнулась, позволяя нам войти.

Мы инстинктивно и, не задумываясь, бросились друг другу в объятия. Пожалуй, это случилось не столько по причине сложившихся у нас с ней в последнее время теплых отношений, сколько от того, что она увидела других людей, которые возможно смогут ей помочь или хотя бы что-то прояснить в этой без преувеличения фантастической ситуации.

— Привет, Полина, это Гена со мной, — представил я своего коллегу, едва мы вырвались из крепких объятий друг друга, и, глядя на лицо Полины, я заметил, как по ее щекам текли слезы, полагаю, слезы радости от того, что мы встретились, а может, потому что добрались до ее вагона.

— Очень приятно, но ведь мы немного знакомы, — сказала она Геннадию.

— Да, точно, знакомы, вы начальник этого вагона, — произнес тот, улыбнувшись одними губами.

— Да уж, начальник, какой я теперь начальник… — произнесла Полина голосом, полным обреченности.

— Расскажи, пожалуйста, что у вас тут произошло? — спросил я, пытаясь ее хоть как-то взбодрить.

— Что тут у нас могло произойти, наверное, то же самое, что и у вас в вагоне. Сначала вся электросеть накрылась, ну это когда еще мы с тобой по мобильнику говорили, а потом вдруг наступила полная темнота и неизвестность… которая, как водится, еще страшнее темноты…

— Что же вы делали? Почему не открывали дверь и не выходили наружу посмотреть, что к чему? — спросил я. — Мы, например, именно так и сделали, поэтому, в конце концов, смогли добраться сюда.

— Я даже подумать не успела о том, чтобы куда-то выходить и вообще покидать вагон. Одним словом, когда я проснулась в полной темноте и тишине, я очень сильно испугалась, потому что не понимала, что происходит, не с кем было связаться, ничего не работало, и тебе тоже не удалось дозвониться.

— И мне тоже не удалось, я пытался несколько раз…

— Потом я вышла из купе и стала осматривать помещения вагона, и в итоге столкнулась с совершенно неожиданной проблемой…

— С какой же еще проблемой можно было столкнуться? — спросил я, не на шутку удивленный.

— Не поверишь, Илья, мне пришлось успокаивать членов своей бригады…

— Что???! Не понял!! — недоумевающе спросил я.

— Представляешь, молодые здоровые мужики в этой запредельно неординарной ситуации оказались полными размазнями, от них не было мне никакой помощи, даже морально никто из них меня не поддержал, не только как руководителя, но и как женщину, — тихонько всхлипывая, рассказывала Полина. — Они сначала естественно пробовали безуспешно связаться со своим близким, потом начали бегать по вагону и смотреть в окна, перебегая от одного к другому, и пытались хоть что-то рассмотреть в этой кромешной и пугающей тьме, а через некоторое время начали вообще кричать что-то несуразное, а потом…

В этот момент Полина оказалась почти в шаге от того, чтобы зареветь навзрыд, но я вовремя обнял ее как можно нежнее с целью успокоить и добился успеха, и она смогла продолжить.

— Понимаете, ребята, они начали вести себя как настоящие придурки или сумасшедшие, кричали, что «нам конец», что «мы все здесь подохнем» и все в таком духе. При чем, они не просто кричали, они издавали истошные вопли, голосили, как бабы плакальщицы на похоронах…

— Подожди-ка, Полина, а почему сейчас в вагоне так тихо, как в могиле? — вдруг спросил Геннадий. — И, кстати, где все твои коллеги?!

— И правда, Полинушка, почему же так тихо? — тоже насколько возможно ласково проговорил я, — сам я как-то сразу не обратил на это внимания.

— Почему?! — ухмыляясь, и как-то растерянно ответила женщина, и спустя пару секунд продолжила, — потому что один из них сейчас лежит в купе свернутый калачиком, пребывая в глубоком шоке, он только и делает, что тихонько стонет, я больше к нему не подходила, бесполезно, он не реагирует ни на что. Что касается двух других, то… их уже нет… они оба мертвы…

— Что?! Как это?! Я не совсем понимаю… Ты сейчас сказала «мертвы»?! — до крайности удивленный спросил Геннадий.

— Вы можете мне не верить, но это именно так, два других совершили самоубийство…

— Что???!!! Дорогая моя, ты это серьезно???!!! — спросил я, поистине удивленный до предела.

— Да, они оба там, в кладовой… один с перерезанными венами, это он сам себе сделал кухонным ножом… другой повесился на веревке, зацепленной за крюк… Я сама в шоке, мало мне проблем, а тут еще это… Поэтому я безумно рада, ребята, что вы появились… — проговорила Полина и снова прижалась ко мне.

— Да-а, ситуация… — начал говорить я, — у нас в вагоне все совершенно иначе, все себя держат в руках, и никто из нас, даже Наталья Петровна, не сходит с ума и не бегает по вагону с воплями. Мы все относимся к происходящему трезво и с должным спокойствием, потому что ничего изменить не в силах, а рассудок нам еще понадобится, чтобы по возможности разобраться во всем этом.

— Ну, значит, у ваших коллег более крепкие нервы…

— Полина, я думаю вот что, — неожиданно заговорил Геннадий, — на тех, кто остался в этом вагоне, мы смотреть не будем, в этой ситуации это просто бессмысленно, да и помочь мы им уже не сможем, посему я предлагаю вам перейти в наш вагон! — что думаешь, Илья?

— Вполне разумно. Здесь тебе и правда нечего делать, особенно одной, — поддержал я предложение коллеги и продолжал, — полагаю, тот третий, который лежит сейчас в купе, недолго протянет и рано или поздно что-нибудь с собой сделает, как я понял, он уже и так далек от реальности. Тебе не стоит об этом беспокоиться, так что пойдем с нами!

— Как же вы сюда добрались, я даже не спросила! — проговорила Полина, улыбнувшись сквозь слезы, пытаясь прекратить плакать.

— Вот пойдешь с нами, увидишь! — бодро сказал я, пытаясь улучшить женщине настроение, а потом протянул Полине свою руку, и она крепко взялась за нее в знак согласия совершить с нами эту прогулку в темноте, едва освещаемой нашим почти разряженным фонариком.

Мы подошли к входной двери вагона, и я уверенным движением открыл ее. Сначала Полина постояла на краю откидной площадки, глядя в черную бездну с явно заметным страхом, а ее лицо выражало удивление. Потом я уверенно сделал шаг наружу и взялся за один поручень, а когда опустил ноги, то тут же завис в царившей повсюду невесомости в полуметре от входа. То, что Полина была не на шутку поражена этим моим трюком, было легко угадать по ее пристальному взгляду на меня и по еле заметному покачиванию головой, обозначающему крайнее удивление.

— Как ты это… — начала было говорить женщина, но стоявший сзади нее Геннадий со знанием дела произнес.

— Представьте себе, Полиночка, это настоящая невесомость, мы с Ильей уже выяснили, что и там и сям, везде вокруг сплошная невесомость и темнота. Но у нас с собой имеется хоть и еле работающий, но фонарь, который поможет нам добраться до входной двери нашего вагона. И прошу заметить, мы можем здесь дышать, никакие скафандры нам не нужны, представляете?…

— Да, ведь правда… дышать… что-то настолько невообразимое… — завороженно произнесла женщина.

— Иди сюда, Полина, не бойся, только осторожно… — сказал я, приглашающе протянув к ней обе руки, на мгновения оторвавшись от поручня, чтобы она не боялась.

Она замешкалась буквально на несколько секунд, а потом решительно переступила за край откидной площадки и, слегка оттолкнувшись, пушинкой перелетела прямо в мои объятия, а я тут же успел одной рукой обхватить ее, а другой ухватиться за один из поручней, чтобы вместе с ней не удалиться от вагона. Потом мы осторожно пустились в обратный путь к нашему вагону, а Геннадий сказал нам, что сейчас вернется, и скрылся за темной дверью багажного. Обратно мы с Полиной, которая продолжала крепко держаться за меня, перемещались медленно и осторожно в течение нескольких минут, а наш тусклый фонарь едва освещал небольшой участок металлической вагонной стены, вдоль которой мы продвигались. Было слышно, как хлопнула закрытая дверь багажного вагона, и прямо перед входной дверью в наш почтовый вагон нас догнал Геннадий.

Сколько радости было у моих коллег, когда мы вернулись не одни, а вместе с начальником соседнего багажного. Все поздоровались с ней и стали одобрительно похлопывать Полину по плечу, а потом, закрыв за собой входную дверь, все вместе в полной темноте направились в наше купе, где разместились на полках, сидя в лучах последнего оставшегося в живых фонаря…

— Правильно вы сделали, что привели к нам Полину, — высказала в наш с Геннадием адрес одобрительные слова Наталья Петровна после того, как мы рассказали коллегам обо всем, что произошло в багажном вагоне, — сколько ей пришлось вынести, это же надо, до чего могут опуститься люди, а еще мужики! Никакой твердости духа!

— Но чисто по-человечески мне их очень жаль, они были все-таки моими коллегами, — проговорила Полина.

— Да, милая, конечно, жаль… — поддержала ее Наталья Петровна.

— То, что там случилось, просто уму непостижимо. Ведь мы тоже оказались в аналогичных условиях, но никто из нас не совершил ничего подобного, не сходил с ума и не паниковал. Волновались, думаю, все, но не было даже и намека на панику. Наоборот, все мы насколько это возможно в таких необычных обстоятельствах, адекватно реагируем на происходящее, — проговорил Степаныч.

— Кстати, Гена, а что ты делал в багажном, пока мы с Полиной возвращались? — прервав Степаныча, спросил я с естественным подозрением.

— Ничего не делал, просто вернулся посмотреть… так на всякий случай, а что? — спокойно ответил Геннадий.

— И что же ты там увидел? — с явным безразличием спокойно спросила Полина.

— Все то же самое, что видела и ты, только знаешь, Полина, не хотел говорить, но твой третий напарник тоже оказался мертвым, я нашел его бездыханное тело в купе, очевидно от дикого страха не выдержало сердце, — ответил Геннадий.

— Обширный острый инфаркт миокарда в таких чрезвычайных жизненных обстоятельствах с высокой вероятностью мог послужить непосредственной причиной развития острой сердечной недостаточности, остановки сердца и как следствие неминуемой смерти, — утвердительно констатировал я, вспомнив, что я все-таки врач, — он-то еще какое-то время продержался и умер естественным путем, в отличие от своих коллег самоубийц…

— А у него ведь осталась семья, жена, двое детей, которые даже не знают, что с их мужем и папой произошло, — произнесла Полина, отрешенно глядя перед собой.

— Гена, а ты точно его там не того…? — вдруг ехидненько поинтересовалась Наталья Петровна, изобразив характерный символический жест ладонью возле шеи.

— Петровна, ты за кого меня принимаешь?! Как ты могла вообще такое подумать?! Я на подобное не способен! Если хочешь знать, я наоборот хотел оказать помощь этому третьему. Если бы он оставался в живых, я уверен, что смог бы уговорить его перейти к нам в вагон, и вернуть его к жизни, но получается, что опоздал, — слегка раздраженно проговорил Геннадий.

— Ну что ж, друзья, что произошло, то произошло, ничего нам с этим не поделать! Но теперь, когда в нашей компании остались самые стойкие ребята, нам надо серьезно подумать о том, что делать дальше, — продолжал свой прерванный монолог Степаныч.

— Ты прав, Виктор, — ответила ему Наталья Петровна, — но что же мы можем сделать? Попытаться найти выход из этой черной бездны?

— Это было бы непросто, а особенно когда не очень хорошо понимаешь, что нас окружает… и где искать этот выход? Далеко ли он отсюда и существует ли он вообще? — вопрошающе произнес я, обращаясь ко всем сразу.

— Стоит ли его вообще искать? — спросил Степаныч, — вдруг это приведет к изменению условий нашего пребывания в этом месте в худшую сторону?

— У нас скоро фонарь прекратит светить, как же нам выходы-то искать? И знать бы, на какое расстояние распространяется вся эта невесомая тьма, — высказался Геннадий.

— Ты знаешь, друг, мне кажется, что эта тьма простирается не на большое расстояние, — предположил я.

— Почему ты так считаешь? — спросила Полина.

— Воздух… Кроме невесомости здесь есть воздух, некая атмосфера, пригодная для нашего дыхания, а она не может… ну, не должна бы распространяться на очень большое расстояние… Где-то несомненно есть край, некая ограничительная стена… Раз уж мы попали в эту ловушку, то, значит, тут могут иметь место два варианта, либо это сделано кем-то умышленно и мы находимся в огромной замкнутой капсуле, где искусственно создана невесомость для двух наших вагонов, либо мы оказались здесь по чистой случайности, скажем, проехав один из тоннелей кругобайкалки. В нем мог быть кем-то временно открыт некий портал в другое измерение, где все может быть совершенно иначе и не подвластно нашему пониманию. Такие случаи были описаны в истории, нет-нет да происходят… — продолжил я свои рассуждения.

— Ну, Илья, ты опять в свою любимую мистику… — вставил свою пару слов Степаныч.

— Я вот тут все думаю, а почему только два вагона, именно наши, а не весь поезд? — серьезно спросил Геннадий.

— Эта мысль и мне тоже не дает покоя, но пока, к сожалению, невозможно ничего предположить и по этому поводу, — ответил я товарищу, а потом продолжил рассуждения дальше. — Но все-таки, друзья, как же обойтись без мистики, в такой непростой ситуации ни одно из объяснений не может считаться верным, потому что у нас просто нет достаточной информации, чтобы как-то проанализировать все, что случилось с нами, сделать правильные выводы и найти выход из всего этого. Во всяком случае, мы уже точно убедились только в одном — эта темнота для нас не губительна, во всяком случае, пока, а, возможно, и потом не убьет,… Об остальном можно только гадать… безответно гадать…

— Самое главное, совершенно не ясно, что нас ждет впереди, останемся ли мы в живых или с нами произойдет нечто фатальное и, возможно, летальное… — проговорил Степаныч.

— Вот именно, и это тоже, бесспорно… — согласился я со Степанычем, и продолжал. — Тут ничего не поддается никакому логическому объяснению или пониманию… невесомость, в которой можно дышать, отсутствие электричества, а также каких-либо посторонних звуков или шумов. И ты прав, Виктор Степанович, того, что с нами может случиться, нельзя даже и предположить. И для какой цели это все с нами сотворено и кем?

— Мы можем вообще никогда не узнать об этом, — произнесла сидевшая рядом со мной Полина и еще ближе прижалась ко мне. — Жаль, что почту и багаж из наших вагонов теперь никто не получит…

— Ну, Полина, это уж теперь от нас никак не зависит, а посему переживать по этому поводу не имеет никакого смысла, — ответил Геннадий.

— Ребята, я все понимаю, что вы пробуете как-то объяснить эту ситуацию, пытаетесь отыскать решение наших общих проблем, но, может быть, перекусим? — предложила Наталья Петровна, — а то у нас сегодня выдался, пожалуй, самый трудный день в жизни, да и, вижу, всем спать уже хочется, мы же люди, в конце концов…

Предложение начальника нашего вагона мы единодушно поддержали, и в считанные минуты, несмотря на полную темноту, принесли пакеты и сумки со своими запасами и подкрепились тем, что можно было употребить не разогревая. Потом все неспешно разошлись по своим купе, чтобы здоровый крепкий сон уничтожил следы усталости после долгого тяжелого и насыщенного событиями дня. Полина, ласково пожелав мне спокойной ночи, осталась ночевать в двухместном купе у Натальи Петровны, а я направился в свой отсек, где Геннадий уже успел прилечь на свою полку, и едва коснувшись головой подушки, тут же провалился в глубокий сон без сновидений…