Железнодорожный почтальон

Владимир Плеханов

Главный герой, Илья, врач по профессии, потерял вкус к жизни, и решил вдруг стать проводником почтового вагона. В первом же рейсе он и его коллеги вместе с вагонами были захвачены инопланетянами и перенесены на просторы Великого Моо, государства, расположенного в галактиках Пустоты Волопаса, в одной целью дать мигрантам прекрасную и свободную жизнь. Герой приживается там и даже спасает новую родину от страшной разрушающей напасти.

Глава 8

Через несколько минут я уже стоял на откидной площадке входной двери вагона, крепко обвязанный за талию тонкой, но очень прочной явно синтетической веревкой, которую Степаныч всегда возил с собой на всякий случай. Вот он и наступил. Подойдя к самому краю вагонной площадки, я приготовился оттолкнуться от нее, взявшись за поручни, а мои коллеги все вместе взялись крепко держать конец веревки, чтобы я не мог вырваться и улететь очень далеко. Безусловно, риск того, что узел вдруг случайно развяжется, и я кану в бездну, у меня был и немалый, поэтому во время моего вояжа надо было успевать и осматривать территорию, и очень внимательно следить за удерживающим меня фалом, одновременно крепко держа обмотанную вокруг кулака веревку. На всякий случай…

— Илья, смотри, ты отлетаешь на полную длину веревки, осматриваешься, а потом кричишь нам или дергаешь за фал и мы тебя вытягиваем обратно, чтобы потом ты смог залететь в другую сторону, ясно? — пояснил мне электромонтер.

— Ясно, Степаныч! — коротко ответил я.

Что же, наконец, момент наступил, Геннадий с Виктором Степановичем пожелали мне удачи. Я надел темные очки, еще раз двумя резкими движениями руки дернул за обвязывающую меня веревку, проверяя ее крепость и надежность узла, и как можно резче оттолкнулся от площадки, махнув рукой мужикам, стоящим в тамбуре вагона и держащим в руках конец веревки. Когда я в полете отдалялся от вагона, меня тот час подхватило это приятное и уже знакомое чувство невесомости. Я решил для начала взять направление вперед от вагона и, пока летел, вертел головой в разные стороны, стараясь разглядеть хоть что-нибудь в этом ярком свете, заполняющем все окружающее пространство. Спустя непродолжительное время меня вдруг резко отдернуло назад от того, что веревка вытянулась на полную длину, а значит, мой путь в эту сторону был закончен. Тогда я, как договаривались, крикнул коллегам, и уже через несколько секунд почувствовал, как меня начали тянуть обратно, но двигался я гораздо медленнее, чем когда летел в эту сторону. Попутно я снова вглядывался через темные очки в яркую белую пустоту в надежде найти хоть что-то, способное прояснить ситуацию, но тщетно. Вскоре я заметил парящие в невесомости наши вагоны и стоящих на входе в тамбур моих коллег, что тянули веревку.

— Ну как? Что-нибудь заметил? — спросил меня Степаныч, едва я оказался рядом с входом.

— Нет, ничего! Совсем ничего, только свет, яркий свет, бездна, полная света… — отвечал я, — и как знать, может быть, то же самое ждет меня и в других направлениях.

— Понятно, Илья, но я даже не знаю, что делать дальше, потому что еды у нас не так много, какое-то время продержимся, а потом… И неизвестно, останется ли потом этот яркий свет или нашу бездну снова наполнит тьма…, — рассуждал Степаныч.

— Да, самое страшное это неизвестность, — задумчиво произнес Геннадий.

— Это точно, друг… и неизвестно, на Земле ли мы сейчас или где-то в космосе, может быть, даже на другой планете, в каком-нибудь инопланетном карантине… Ерунда все это… пока не узнаем, можно гадать бесконечно… — произнес я, готовясь к следующему вояжу, — ладно, мужики, держите крепко, я вверх попробую…

Я проделал то же самое и по направлению вверх, потом вниз от вагонов, но все оказалось безрезультатно, ничего я там не обнаружил, то есть вообще ничего, поэтому после окончания всех неудачных попыток, все мы вернулись обратно в вагон. После рассказа женщинам о нашей неудаче, по просьбе Натальи Петровны мы перешли сначала в зал для сортировки корреспонденции, а потом в кладовую, где все еще лежали недоставленные по назначению письма и посылки.

— Вот и все, коллеги! Как говорится, миссия не выполнена… — с оттенком печали произнесла Наталья Петровна, тоскливым взглядом осмотривая все эти почтовые залежи, которые теперь уже наверняка никогда не попадут в руки адресатов. Вся работа насмарку.

За всю многолетнюю работу на железнодорожном почтамте с ней еще никогда не происходило такого, чтобы ее вагон, ее бригада хотя бы однажды не доставила на станцию хотя бы одно почтовое отправление. Поэтому сейчас все происходящее очень сильно задевало ее профессиональную гордость и в то же время расстраивало, потому что эта женщина была по своей природе чрезмерно ответственным человеком, а сейчас получается, что работа не выполнена. То, что доверено ей людьми для доставки, адресаты не получат, причем не получат никогда, и это происходит в такой умопомрачительной ситуации, когда выполнить доставку почтового груза в принципе невозможно.

— У нас в вагоне тоже много багажа осталось, — глядя на Петровну, произнесла, вздыхая, Полина.

— Все это теперь не имеет никакого значения, потому что обстоятельства сильнее нас, Петровна, и ничего тут не поделать. Я думаю, что и отвечать за это нарушение нам будет уже не перед кем, — с нотками обреченности ответил ей Степаныч, пытаясь немного успокоить своего начальника, — что дальше-то делать будем?

— Ума не приложу, Витя! — спокойно ответила ВПН, при этом сделав глубокий прерывистый вздох, полный истинной тоски, и потом все замолчали, не зная, что еще можно было бы сказать…

В этот самый момент все неожиданно изменилось. Яркий белый свет, целый день наполнявший пространство, вдруг исчез, и его резко сменил темно-красный. Это мгновенно вывело нас из легкого оцепенения, и мы подошли к окну, безуспешно вглядываясь в теперь уже красную бездну. Этот свет раздражал нас не меньше, чем белый, но теперь можно было хотя бы не надевать очки.

— Это явно напоминает какую-то игру с нами, — произнес я, не отрывая взгляда от окна, — чего они хотят добиться от нас? Не понятно…

— Проверяют, наверное, нас на психологическую прочность, — предположил Геннадий.

— В чем же смысл всего этого? Никаких условий нам не ставили, ничего от нас не требовали, издеваются просто они над нами! — в сердцах сказал Степаныч.

— Кто это они, по-твоему? — спросила Наталья Петровна.

— Не знаю, ничего не знаю, — ответил Степаныч, и в его голосе все больше становились заметны нотки раздражения, явно смешанные с негодованием и беспомощностью.

— Не распаляйся, Степаныч, и не расстраивайся, может, у них именно на это и расчет, проверить, выдержит ли наша психика такие условия существования, — допустил я такую мысль, а потом продолжал.

— Вспомни про бригаду багажного, члены которой уже в первые часы обезумели и, не выдержав давления обстоятельств, довели себя до смерти, а мы уже двое суток держимся.

— По-твоему выходит, что все это с нами делают какие-то люди? — спросила Полина.

— Да ничего из этого не выходит, Полиночка, — произнес я спокойно, глядя ей в глаза, — просто мы ни-че-го не зна-ем…

— Полина, извини, мне только сейчас пришло в голову, ведь ты, наверное, беспокоишься о дочке? — вдруг спросила Наталья Петровна.

— Конечно, переживаю, но что я могу поделать? Особенно сейчас? Ровным счетом ничего! Успокаивает то, что доча уже большая, ей и без того очень часто приходится жить у бабушки, а мама у меня еще крепкая, здоровье есть. Да и вообще, они обе давно привыкли, что я подолгу в командировках, но в этом случае, как знать, попаду ли я домой, вообще когда-нибудь… — ответила Полина Наталье Петровне, и мне на мгновение показалось, что она вот-вот начнет лить слезы, но этого не произошло, она тут же взяла себя в руки. «Она, в самом деле, очень сильная женщина. Другая бы на ее месте тут же раскисла бы, одна ситуация в ее вагоне чего стоит, а она…», подумал я и мысленно позавидовал ее стойкости.

Ситуация оставалась практически безвыходная. Из-за этого вскоре мы перестали разговаривать или о чем-то рассуждать, а просто ушли в зал для сортировки писем, где расселись по табуреточкам и какое-то время пребывали в тишине и молчании, погруженные в свои мысли, находясь в плену у темно-красного света, поступающего в зал через несколько небольших вагонных окон с решетками. Потом Геннадий, не выдержав долгого молчания, принялся вдруг рассказывать смешные случаи из своей жизни, которые на некоторое время нас развеселили, а после него то же самое начал делать и вполне переставший злиться на судьбу Степаныч. Это дало остальным немного времени, чтобы отвлечься от происходящего и успокоиться… Как же все-таки железная дорога, конечно, может отвлекать людей от обыденных реалий, но чтобы в такой жесткой форме…

Неожиданно в атмосфере нашего заточения вновь стали происходить изменения. Сначала мы заметили, что на фоне темно-красной бездны появилось что-то светлое, и тот час все разом прильнули к окнам, чтобы разглядеть, что там было-стало. Это светлое оказалось несколькими рядами белых маленьких огней, расположенных в виде прямоугольной сетки. Только находились они, по всей видимости, очень далеко от наших вагонов. Я предложил выйти в тамбур и посмотреть на смену обстановки из входной двери, что коллеги охотно и сделали, и через минуту мы уже толпились у выхода, жадно вглядываясь в бездну, которая снова преподнесла нам сюрприз.

На откидной площадке вагона обзор был существенно лучше, чем из окна, и поэтому, когда мы выбежали туда и присмотрелись, то сразу стало понятно, что сетку с многочисленными рядами огней можно было видеть по всем направлениям, куда ни бросишь взор. Самое интересное было в том, что далекие огни располагались как бы на стене, которая, если брать обзор шире, однозначно смахивала на огромную сферу.

— Вот это ничего себе! — воскликнул от нешуточного удивления Геннадий.

— Получается, что мы все это время находимся в полости огромного шара, внутри которого только невесомость и пустота, да то и дело меняется освещение с одного цвета на другой, — завороженно произнесла Полина.

— Похоже, что именно так оно и есть, — невозмутимо ответил я.

— Меня, если честно, немного жуть берет до мурашек по коже, когда понимаешь и воочию взираешь на то, что оба наши вагона висят в пустоте на таком огромном расстоянии от предполагаемого дна или края этого шара, — проговорил Степаныч, все еще не отрывая взгляда от представшей перед нами завораживающей картины.

— Меня тоже, — почти пропищала Полина своим тоненьким голоском.

— Но откуда тогда взялся мучивший наши сетчатки яркий белый, а потом сменивший его тусклый красный свет? — спросил я, не заметив сказанное Степанычем.

— Неважно уже, теперь хоть что-то стало проясняться, — добавил проводник-электромонтер.

— Ты не прав, старина, думаю, пока ничего еще не понятно, — с полным бесстрастием и спокойствием произнес я, продолжая пристально рассматривать огни, размещенные по стенкам сферы, — но все-таки я не могу отделаться от ощущения, что сейчас нам надо просто терпеливо подождать, уверен, что скоро мы все узнаем…

В тот же миг все разом замолчали, но остались стоять на откидной площадке перед входом в вагон, потому что вид снаружи был настольно ошеломляющий, что отсюда просто не хотелось уходить. Не прошло и пары минут, как картина вновь изменилась. Тусклый темно-красный свет вдруг исчез также внезапно, как и появился, превратившись в обычный свет, и мы, наконец, убедились, что наши вагоны и вправду «висят» примерно в центре огромного шара, покрытого сеткой из белых не очень ярких немигающих огней. Мы рассматривали стены шара, оценивая, что же это может быть, и каковы могут быть размеры всего этого. А что нам еще оставалось делать, кроме, как только наблюдать…

— Этот шар сделан явно из какого-то металла, — проговорил Геннадий.

— О размерах судить сложно, но, думаю, в диаметре метров двести будет, если считать, что мы находимся примерно в центре, — рассуждал я, продолжая медленно поворачивать голову то в одну, то в другую сторону.

— Тогда это без сомнения что-то космическое, — решила Полина.

— Не факт, дорогая Полиночка, такое сооружение можно сделать и в земных условиях, — невозмутимо ответил на ее замечание Степаныч, — вон какие огромные ангары для постройки ракет строят! А тут шар какой-то!

— Только я полагаю, друзья, что незачем кому-то строить такой аппарат на Земле, так что, скорее всего, Полина права, и этот объект вполне возможно находится в космосе, и построен он, как мне, прежде всего, думается, как раз не землянами, а представителями инопланетных цивилизаций, — выразил я свою мысль.

— Не знаю, ребята, можно предполагать все, что душе угодно, но пока мы не выясним истины, что попусту сотрясать воздух, — подвела черту под нашими разговорами Наталья Петровна.

Несколько позже я открыл противоположную дверь в тамбуре и выглянул наружу на другую сторону. Потом аккуратно прямо от двери, пользуясь все еще сохранившейся в шаре невесомостью, поднялся над вагоном, держась за край дверного проема, и посмотрел влево, вперед, направо и вверх, после чего окончательно убедился, что везде вокруг наших вагонов была все та же сфера, освещенная сеткой из ряда огней. Издалека она чем-то напоминала меридианы и параллели, которые часто рисуют на символических изображениях нашей планеты.

— И там везде все то же самое, — сообщил я коллегам, едва вернулся в дверной проем, подтянув себя за один из поручней, и встал на откидную площадку, которую теперь, по моему глубокому убеждению, не надо будет откидывать, чтобы покинуть вагон и спуститься на перрон. Больше никогда…

— Пока ничего до конца не прояснилось, надо уходить внутрь, ребятки, там вроде безопаснее, — призвала нас Наталья Петровна, и все единодушно выполнили ее просьбу, хотя понятие «безопасность» в этой ситуации было совершенно неприемлемо, потому что неожиданно возникшая угроза могла подстерегать нас в любое мгновение…