Проза жизни

Владимир Николаевич Лукашук, 2020

Да, с этим автором захочется поспорить. Но его произведения не оставят никого равнодушными. Одних тронет лиризм рассказ о любви сквозь десятки лет «В поисках Надежды», других удивят любопытные факты о поэте Михаиле Таниче. Многих заинтригует непостижимость загадки в "Призраке-шпионе"или забавные пертурбации, когда герой жаждет что-то понять для себя в рассказе "Счастье, где ты?". Сборник написан будто разными людьми! Писатель проникает в те глубины души, куда многие опасаются заглядывать, как в пропасть. Его кредо: для художника нет запретных тем! Хотя этические границы существуют, что видно по рассказу «Совесть». Упомянута также трагичная ныне тема Донбасса в «Знаке судьбы». Ну и поднимет настроение юморной рассказ "Нечистая сила" . Уверяем – вопреки банальному названию – книга заставит вас увидеть мир под совершенно иным углом.Содержит нецензурную брань.

Первое сентября

Иван Васильевич приоткрыл правый глаз. Вместо будильника на комоде расплылось бело-чёрное пятно. Прищурился, стараясь видеть чётче. Ого! Стрелки часов показывали девять тридцать семь. Поздновато, однако. Но вставать не хотелось. Это ещё год назад надо было вскакивать в полседьмого утра и собираться на работу. А теперь…

Уже с первой минуты пробуждения на пенсионера надвинулось облако необъяснимой тоски. Более того — депрессии.

Ночью проснулся в известную пору бессонницы — около трёх ночи. И спать больше не получалось.

Парадокс тот ужасен: чем отчаяннее пытаешься уснуть, тем тщетнее попытки. Это понятно, что у наших предков-питекантропов должен когда-то был срабатывать таймер — не то проснёшься, а тебя уже вовсю уминает забравшийся в пещеру лев… Однако сегодня какие хищники-то? Пора бы расслабиться на ложе цивилизации. Ан нет — осаждают проклятые мысли, будто шуршащие в бумаге мыши! И особенно надоедлива именно мысль, что невозможно уснуть. Как через час Иван Васильевич провалился-таки в бездну сна, не понятно.

Теперь иное! Невыносимо заныло в локте и ключице. То ли ревматизм, то ли полиартрит. Хотя какая разница, коли идти к врачу нет желания? Бодрый Минздрав извечно заверяет — вопреки очевидному, — что очередей в поликлиниках не существует. Того бы умника из министерства взять бы за шкирку да бросить в это заведение, дабы убедился в обратном! Хотя даже если прорвёшься сквозь строй таких же больных бедолаг, это ничего не изменит. «На что жалуетесь?», — поинтересуются. И буднично отрубят вторым вопросом: «Что же вы хотели? Возраст!». А хотелось бы другого.

Да, возможно, выяснится, отчего ноют суставы. Зато следом вылезет острым ребром ещё вопрос: лекарство и лечение столь до̀роги, что… Увы, пенсии — в обрез. Потому предпочтительнее, не знать названия немочи. Только ворчать, или вовсе молча терпеть. Терпеть и всё то, что уже невозможно преодолеть, и тех негодяев наверху, которые вечно обещают, да забывают делать. Так что спасение остатков здоровья — абсолютно твоя проблема.

Именно по указанным причинам пенсионер ежедневно заряжался комплексом физических упражнений. Однако сегодня заниматься не хотелось. «Что за инертность появилась? — злился на себя. — И в теле, и в мыслях… Нет уже прежней лёгкости».

Вчера Ивана Васильевича доконала фраза по телевизору, где представитель Пенсионного фонда ласково разглагольствовал о «возрасте дожития» — мол, для пожилых наступают просто невыразимо прекрасные годы, когда можно получить истинное удовольствие. Хотя сей тип с чётким пробором, видимо, сам не шибко стремился достичь желанного возраста. И его лоснящаяся физиономия не оставляла сомнений: государство не оставит пенсионеров без заботы, точнее — без забот.

Размышления о неотвратимости приближающейся старости становились для Ивана Васильевича невыносимы. Он не считал себя ещё настолько дряхлым, но всё-таки… Жизнь-то прежняя, а ты вот изменяешься. И в твоём меню уже всегда есть таблетки на завтрак-обед-ужин. Среди ночи, в маете бессонницы, он отчётливо осознал единственную истину, к которой рано или поздно приходят все: бегаешь-суетишься, оставляя на потом что-то сделать, изменить, с кем-то встретиться, куда-то поехать, потом вдруг… «Ты понимаешь, — обратился он к сам к себе, — ничего уже больше не будет, НИЧЕГО. Сколько не рыпайся, ни с кем из друзей-приятелей не встретишься, ни в никакую заграницу не поедешь, коли не успел там побывать раньше. Много чего хочется, а в руках-ногах — немощь. Не поедешь даже за границы области. Почти как у классика: оставь надежду всяк туда — на пенсию — входящий». Панический страх внезапно до того заледенил нутро средь чёрной тьмы, что ни о чём больше уже не думалось. И суть — в отвратительной банальности, вопреки тому, чему детьми верили: жизнь бесконечна… Воистину многие лета̀ прибавляют многие печали.

Накануне Иван Васильевич поругался со своей благоверной. Пустяковый повод уже не помнился, зато обида на Ксению Викторовну по-прежнему свербила. Благо, что жена ушла с утра на работу, и они не будут вновь препираться. Она была чуть моложе его, и теперь из-за увеличения любимым государством стажа работы требовалось дополнительно отработать два года до законного отдыха. Коли она дотянет.

Иван Васильевич вздохнул, сел на краешек кровати. Чуть помедлив, встал. Шаркая ногами, поплёлся в ванную. Надо было сделать, как он иронично именовал сей процесс, «личный туалет»: умыться, побриться, почистить зубы. Пошарил языком по рту и опять загрустил: «Когда же я успел потерять половину зубов?». Улетели они куда-то вместе с возрастом. Сколько осталось этих годков-крох на ладони? Сие самая главная тайна для всех.

Взгляд скользнул за окно на лоджию с цветочными ящиками. Он приостановился: «Сначала полью цветы». Ну да, именно из-за них вчера разругался с женой, забыв напоить эту, вроде бы, бесполезную «зелень»: «Я же тебе сказал, лишняя трата воды!».

***

Он вышел на открытую лоджию. Было несколько прохладнее, чем обычно. Над районом вдалеке тянулась грустная мелодия, которая не прибавляла оптимизма.

Иван Васильевич взял маленькую лейку, принялся поливать петуньи и ещё какие-то безымянные цветочки, о названии которых не ведала даже благоверная. Глянул на улицу с одиннадцатого этажа. Повсюду виднелись белые рубашки и блузки.

— О! Да сегодня первое сентября, — осенило пенсионера. — Детишки возвращаются с торжественной линейки.

У торгово-развлекательного центра медленно вышагивала молодая семья: нарядная мама с пышной причёской, отец с ученическим рюкзачком на плече, рядом маленький сын в сером костюмчике, при галстучке. По другой стороне дороги не спеша брела группа старшеклассников. Им было не впервой отмечать нудный школьный праздник, их вид говорил: «Когда же кончится бесконечная канитель с учёбой?».

Иван Васильевич опять перевёл взгляд на ТРЦ. Окружающую действительность по-прежнему представлялась, как на картинах импрессионистов — сплошь разноцветные пятна! Лишь после волевого наведения резкости узрил: по тротуару шествовали две мамани с девчушками. Одна из родительниц — брюнетка с короткой причёской, в жёлтом платье, вторая — с длинными волосами и в голубом сарафане. Впереди шла, подпрыгивая, тройка первоклассниц с белыми бантами и разноцветными шариками в руках, на ногах — белые гольфы. Они щебетали о своих девчоночьих делах. Их головки, словно нежные бутоны, чуть покачивались. Они, конечно, делились впечатлениями о первом в жизни посещении школы. Ничто их больше не интересовало на свете! Особенно забавляла та, у которой мотались косички.

На душе у пенсионера посветлело. Сердце наполнилось умилением. Он тоже ходил в эту соседнюю школу. Пробормотал с тихой радостью:

— Жизнь продолжается. Вопреки всему.

Затем уже повторил про себя: «Жизнь продолжается. И подаёт надежду, что ещё находишься на её сцене, что пока жив, и уже от того будь счастлив, чтобы ни происходило. Да, жизнь ни в чём не виновата». Кстати, в конце недели должны перечислить денежки, с ними можно вздохнуть посвободнее. Как-никак заботится о нас неустанно правительство во главе с президентом! Ну, Бог с ними… Лишь бы хорошо было ребятишкам».

Пенсионер, как и все прочие, верил, что у этих милых созданий судьба сложится намного лучше. И пусть им хотя бы на годик-другой оставался бы неведом мир с войнами, кризисами, экологией; хотя ужасный ковид уже не позволял им учиться, как когда-то ему, тому маленькому, в далёкой дымке, мальчику.

Иван Васильевич уловил едва ощутимый запах беленьких цветов. Он принюхался, наклонившись. Они действительно источали приятный аромат каких-то тонких духов. «Если чувствую запах, значит, ещё не всё плохо, — приободрился пенсионер. — Значит, ещё встречу не одно первое сентября, и не один Новый год. Как говорит моя мама, будем жить до самой смерти. И надо бы позвонить Ксюше, сказать, что полил её цветочки».