Бинтуронги

Владимир Котовский

Эта книжка – сборник коротких рассказов уральского псевдоаутиста, публиковавшихся в интернете в 2006—2021 годах. Случилось так, что сорока выклевала у человека из календаря и куда-то унесла момент перехода из первой половины жизни во вторую, оставив неясную идиому и пару перьев. Поэтому одну половину написанного поймёт больше людей, чем хотелось бы, а другая половина понравится меньшему количеству прочитавших, чем они того заслуживают.

Много времени

Что-то времени уже как-то дофига прошло.

Этого самого времени уже не просто неприлично много, как показалось когда-то, но как истинный джентльмен я не стал заострять на этом внимание, и даже не уродливо много, когда приходилось держать своё мнение при себе и стараться не поперхнуться, а уже совсем не до шуток и пора звонить в скорую помощь, но никто не помнит, как туда звонить, трубку берут в службе борьбы с засорами, просят всё расстегнуть и не волноваться — они скоро будут, пусть хотя бы эти приезжают.

Время перестало быть аргументом скорости, с которой Петя вышел из пункта А в пункт Б, из которого в то же, казалось бы, самое время Федя вышел в пункт А, и ничего ещё не предвещало появление чёрной росомахи.

Теперь быстроногий Ахиллес не просто догнал черепаху, но сожительствует с ней, порицаемый Эвклидом наряду с треугольниками, у которых сумма всех углов меньше прожиточного минимума.

Столько времени, что если его целыми составами отправлять бесплатно в Китай вместе с Петей и движущимся ему навстречу Федей, топить его целыми танкерами в океане, всё равно отовсюду будут непрерывно звонить гардеробщицы, чтобы ты приезжал и забирал его.

Столько уже этого времени, что если не мешкая прыгнуть в него обратно, чтобы разбиться о рождение, ты сдохнешь от старости раньше, чем упадёшь, будешь лететь мёртвый через всё это огромное время, белки спрячут в тебя шишку и забудут, а потом вымрут, и их экологическую нишу займут новые животные, а ты так и будешь лететь, и никто никогда не поймёт, в чём вся шишка.

Такое неестественное количество времени, что если его всё запретить, а то, на которое не хватило запрещения, отменить, то оставшегося времени вместе с Федей, выходящем из Пети, причём уже не первый раз, будет столько, что можно пропустить всё татаро-монгольское иго, потому что ты в этот момент чихнул.

Столько накопилось этого времени, что можно основать династию, сколотившую такое огромное состояние на утилизации батареек, потраченных впустую в часах, которыми пытались измерить это время, что выскочившая за мёртвого падающего тебя замуж по расчёту бесплодная рабочая секретарша-разведчик может отсудить у тебя суд и половину Лавразии вместе с пунктом Б, своевременно покинутым Федей.

Надо будет купить часы и повесить на стену — пусть тикают. Я уже не деградирую, а дегидратирую и скоро разложусь на полтора дебила, кальций и аммиак. Стой, ты куда? Только что клубок тьмы убежал из угла. Я не помню даже, когда я его завёл. Может быть, сам завёлся. Мы в ответе за тех, кто сам завёлся? Нет ответа. Видимо, решать мне. Теперь всё мне решать. Теперь уже никто не знает, как по-русски называется какой-нибудь итальянский или испанский город. Никто не знает даже, что он вообще как-то называется по-русски. И ни в каком словаре это не написано.

Когда-нибудь под слоем ископаемой рекламы найдут отпечаток моего полового созревания и решат, что это керамический косинус. Надо лишь запастись терпением.

А в последнюю пятницу нашей эры приходила техничка, помыла весь карантин средством для растворения алмазов, чтобы все выздоровели и не кашляли, но никто особо не выздоровел, а только в двух местах наполовину вылезли из-под плинтуса и подохли два подземных пидараса, которые ни в чём не виноваты. Остальное вы знаете.