Бинтуронги

Владимир Котовский

Эта книжка – сборник коротких рассказов уральского псевдоаутиста, публиковавшихся в интернете в 2006—2021 годах. Случилось так, что сорока выклевала у человека из календаря и куда-то унесла момент перехода из первой половины жизни во вторую, оставив неясную идиому и пару перьев. Поэтому одну половину написанного поймёт больше людей, чем хотелось бы, а другая половина понравится меньшему количеству прочитавших, чем они того заслуживают.

Труд

Например, может быть так.

Меня в детстве родители приучали к труду, если можно так выразиться.

Во-первых, у меня были определенные обязанности (ежедневные, еженедельные, плавающие, основные, дополнительные). И, что характерно, в детстве и всяком там отрочестве, когда количество этих обязанностей было конечным — помыть посуду, купить сметаны, пропылесосить, выгулять собаку, тогда был смысл их быстро и качественно выполнить, доведя этот процесс до филигранности, и потом с чистой совестью заниматься «своими делами».

Помню, как родители с сестрой уезжали на шопинг в Свердловск, недавно превратившийся в Екатеринбург, а я, «раз уж оставался дома», должен был тогда «вот это всё» переделать. А нас, аутистов, хлебом не корми, дай только одним дома остаться.

Родители вставали в выходной пораньше, собирались, и как только они закрывали за собой дверь, я вскакивал, надевал костюм Супермена (синее или чёрное трико), и вжжих — через полчаса всё было сделано.

Они ещё даже пост ГАИ на выезде из Асбеста не проехали, а у меня уже был полностью мой, абсолютно свободный день. Допустим, восемь часов непрерывного прослушивания музыки с такой степенью погружения и концентрации, что по сравнению с этим пилот реактивного истребителя — просто расслабленный дачник, летающий в облаках.

При этом я делал всё качественно, но если бы рассказал, сколько времени у меня на это ушло, то заставили бы переделывать. Пыль же не может с такой скоростью исчезать — это нарушение ритуала.

Впоследствии, когда количество обязанностей перестало быть конечным (а в дальнейшем и само понятие «обязанность» куда-то поплыло), исчез и смысл их сразу все «выполнять». Причём мгновенно, без всякой инерции.

Во-вторых, помимо регулярных обязанностей и специальных поручений, было такое своеобразное времяпрепровождение в труде. От забора и до обеда. И от полдника до пока дождь не пойдет. Это главным образом поездки с родителями в сад и походы с отцом в гараж.

Именно там всё и ковалось, да.

Ну были ещё отдельные песни типа сбора картошки, когда картошку сегодня нельзя перестать собирать, пока всю не соберёшь. С определённого момента это стали делать мы с отцом вдвоём. Сначала, конечно, не веришь, что её можно всю сегодня собрать. Это же поле. Как можно руками собрать поле?!

Соответственно, психика заставляет думать, что у меня и нет в планах такого абсурда. Просто в охоточку покопаемся. И вот в такие моменты формировалось умение работать и не обращать внимания на тяготы или монотонность процесса, а просто думать о чём-нибудь хорошем, интересном, пока работа сама делается. И вообще во всём видеть всё хорошее.

Замечать его вокруг.

Не уподобляться ни стонотикам, ни халявщикам, которые за счёт других хотят поменьше сделать или побольше получить. Не торопиться. Чтобы, во-первых, не переделывать, во-вторых, себя об лопату не сломать — это вообще первое правило в любом деле.

Вот когда будет середина, тогда перекусим. Но середину нельзя торопить. Быстрее всего она наступает, когда её совсем не ждёшь. Как любовь.

Поэтому нельзя стремиться приближать завершение работы. К тому же это ведь жизни твоей кусок.

Я даже когда зимой приходил из школы без ключа и понимал, что мне теперь смотреть на работу электросчётчика три часа, я всё равно запрещал себе хотеть, чтобы маленький кусочек жизни быстро пролетел. Мне всегда это казалось святотатством.

Так и с паслёновыми.

Сначала второе дыхание, потом третье, потом четвёртое, потом я сбиваюсь.

В общем, когда появляешься помытым на диване, можно смотреть выключенный телевизор.

И не сказать, чтобы какое-то особое удовлетворение от проделанной работы, хотя и не без этого, но просто во мне столько правды. Как в возвращающихся из Берлина солдатах в 1945-м, которые могут убить взглядом, если не успеешь отбежать, пока они голову поворачивают!

Но и удовлетворение тоже есть, спасибо картошке.

Другое дело, что такое удовлетворение можно получить за 20 минут секса. А бывал и такой секс, что я как будто собрал 80 тонн бананов и ещё сам приплыл с ними в Европу и успешно продал. Выходишь на балкон покурить, и даже птичкам ясно, какой ты молодец.

О, гараж!

Запах чего-то горючего и гнилого. Громкое дыхание паяльной лампы. И кто-то эмигрировавший или мёртвый поёт из открытой дверцы автомобиля.

Обычно отец туда ходил один. Должен же человек хотя бы час в сутки побыть один. Но зачастую брал и меня.

Приучать вроде как. Так же вроде надо делать, если сын у тебя растёт? А то вдруг гомосеком вырастет. Я бы так же делал. Отец своего сына может научить принципиально одной вещи — как быть отцом своему сыну. Остальное факультативно.

Он мне сразу поручал что-нибудь интересное: снег с крыши скидывать, папоротника в лесу набрать, что-нибудь шкурить. Машину интереснее мыть в саду, когда полоть надо — это и дураку понятно.

Что ещё может быть интересного в гараже? Смотреть, как насос воду из ямки откачивает. Что ещё? Вообще-то, много дел находилось. Всегда можно какой-нибудь херовиной громко стучать по другой херовине.

А ещё определять, что бы можно было поделать такого. Что можно начать, а там видно будет, надо оно или нет, а что совсем бессмысленно по разным причинам.

Если вот эту грязь убрать, то тогда надо и другую убирать, а то бессмысленно, а всю не уберешь — новую наделаешь. Вот и ходим, ищем подходящую работу. Куда она спряталась? Всё равно найдём.

Толстую инструкцию к ВАЗ-21063 я всю уже прочитал. Больше не интересно.

Это надо очень скучно жить, чтобы тебе в детстве было интересно, скажем, разобрать и правильно собрать коробку передач.

Да и вообще плотность потока сознания не оставляла никаких шансов задействовать его полностью и надолго всяким системам вида «две руки — две ноги — несколько предметов».

И вот приходилось практиковать разный дзен.

То есть опять же думать не о том, что ты делаешь и зачем это надо, а об основании нашей с друзьями колонии на Юноне. Это планета наша. Там, между прочим, высочайшая вершина — 10087 метров. Забыл название.

А сад?

Быстренько дров наколол, печь затопил, и пока они там распутываются, кто, где и что делает, иду в лес маленькую ножовку в пятиметровые пиканы (уральское название дудника лесного) метать так, чтобы она их срезала на лету. Или топорик в деревья.

Потом меня поймали, велели чёрную смородину собрать. Собираю. Музыку придумываю. Не спешу. Чем быстрее я выполню дело, тем быстрее мне поручат следующее. А их тут много.

Даже невооружённым глазом видно, что с делами тут полный порядок. Они прямо из земли прут в буквальном смысле.

И всегда может поступить неожиданное предложение. Рубить гниль в компосте.

Жечь корни.

Выпрямлять гвозди.

Плющить тазики.

Вязать веники.

Просеивать труху.

Кремировать кротов.

Дуть пылесосом наружу на кедровые орехи, пока они катятся по жёлобу из линолеума, чтобы от них отлетали шелушки. Пойти поискать в лесу кусок линолеума. Это моё любимое. Только сейчас топорик возьму.

А может, я машину помою?

Нужно просто всегда поступать правильно, по совести, не нарушать основные заповеди, а работа — она сама сделается. Достаточно ею просто заниматься. Делай что должно, и будь что будет.

Рыцарский девиз.

Так всегда было.

И вдруг оказалось, что это не работает.

А бывают люди, которых в детстве не приучали к работе.

Лентяи.

Только о своих собственных потребностях и пекутся. И всегда нацелены на результат. А следовательно, не разборчивы в средствах. Тут третьего не дано. Либо не разборчивы, либо не только на результат.

Либо — либо. Хотя гипотетически я, конечно, могу быть толще вас вдвое, но при этом в полтора раза стройнее. Для этого мне просто нужно быть в три раза выше.

Но это редкость. И кто его знает, чем за это платят.