Дикая Роза

Владимир Иванович Коробов (Хуан Вальехо Кордес)

Оригинальное продолжение популярного в 90-е годы мексиканского сериала «Дикая Роза». Детективный роман о бурной страсти и насыщенной жизни. Роза Линарес уже давно богатая сеньора, которая мечтает о карьере эстрадной певицы. Но при этом все та же дикарка. Роза засунула в рот два пальца и оглушительно свистнула. У редактора Похидеса от удивления вытянулась физиономия и сам собою открылся рот. Открылся, но не закрылся: перестав свистеть, Роза стала бросать в журналиста всё, что было на столе…

Глава пятая

Роза наслаждалась своей беседой с лучшим продюсером Мексики Антонио Маусом. Она его сразу раскусила. Пятидесятилетний, полный сил вальяжный мужчина, записной дамский угодник, умел, что называется, пустить пыль в глаза, рассыпаться в самых замысловатых комплиментах. Маус хорошо подготовился к этой встрече и знал о Розе практически все, даже о нищенском ее прошлом в Вилья-Руин.

— Сеньора Роза, — говорил он, — другой бы вас понял хуже, но я-то вышел из простых крестьян, а начинал грузчиком в порту Веракруса. Я знаю, какие песни нужны народу. Ваши! Но у народа мало денег, деньги у буржуа, а буржуа плохо понимают национальную музыку, они отравлены ритмами нашего северного соседа. Но сейчас, я чувствую носом, наметился переход, самое начало моды на национальное. И можно, и нужно спасти эти драгоценные ростки, ну и заработать на этом, конечно. Но потребуются значительные расходы на рекламу. Начало вы сами положили прекрасным вчерашним скандалом, показанным по «Телевисе». Я предлагаю вам сразу три грандиозных концерта в лучшем зале Мехико и не сомневаюсь, что они пройдут с великим успехом. После третьего концерта, я суеверен на число три, мы подписываем контракт на два года. Подробности этого контракта сейчас вырабатываются, но уверяю, что он будет чрезвычайно заманчив и выгоден для вас — еще никому, пожалуй, я не предлагал такого контракта. Гастроли по Европе, Канаде и Соединенным штатам Америки, Япония, возможно, Россия. Домой вы вернетесь звездой первой величины и будете нарасхват. Наверняка последуют хорошие предложения от кинематографистов и телевизионщиков. Пожелаете, получите отличный дополнительный заработок от участия в рекламе.

— Не пожелаю, — засмеялась Роза.

— Этого вы сейчас знать не можете, — улыбнулся Антонио Маус. — Доллары, как водяная воронка, засасывают. Чем больше их зарабатываешь, тем больше хочется, так, что не гнушаешься ничем, разумеется, в рамках закона, хотя он, ой как, мешает иногда… Так вы согласны — пока на три концерта.

— Согласна, сеньор Маус.

— Для вас, милая звезда, просто Антонио. К вашим услугам в любое время дня и ночи.

— Лучше дня.

— Что лучше этого вы пока знать не можете, — засмеялся продюсер. — Подойдите к моему секретарю, подробности насчет этих концертов у него. Репетиции начинаете завтра. А сегодня, может быть, согласитесь пообедать со мной где-нибудь в хорошем ресторанчике, часа так через два, сейчас у меня, увы, еще есть некоторым дела, будь они все прокляты, если отвлекают от такой привлекательной девушки.

— У меня муж и двое детей, сеньор Маус.

— Антонио, меня зовут Антонио. Муж и дети, милая звезда, не помеха чувствам. Во всяком случае пообедать они не помешают.

— Согласна, но как-нибудь в другой день. Сегодня я должна быть дома.

— Жаль, но пока, вы понимаете пока, не смею вас задерживать. До встречи на первом концерте. Вашу ручку?

Роза протянула Антонио Маусу руку, он галантно поцеловал ее и задержал в своих пальцах несколько дольше, чем полагалось.

Роза села в автомобиль и посмотрела на часы: освободилась она гораздо раньше, чем предполагала. Дети еще на прогулке, Рикардо в офисе, Кандида спит… Не заехать ли ей к Сорайде, продолжать немного, выпить чашечку кофе, в это время в «Твоем реванше» почти нет посетителей…

Сорайда бросилась ей на шею, зацеловала, провела к лучшему столику, махнула рукой официантке и та тут же принесла сыр, зелень, бутылку белого вина и полный кофейник с вазой булочек и пирожных.

— Сорайда, — с лукавой укоризной сказала Роза, — ты позабыла, что я спиртного и на дух не выношу.

— До сих пор? — нарочито удивилась Сорайда. — И как это тебя, почти монахиню, в твоем шоу-бизнесе терпят? Ну и ладно, зато я выпью за твои успехи. Хотя бы за то, что ты своих недоброжелателей, я видела по «Телевисе», поставила на место. Ха! За тебя, дорогая Роза, за то, чтобы ты не забывала Сорайду и «Твой реванш»!

Роза засмеялась от удовольствия и стала рассказывать подруге про свою утреннюю встречу с продюсером Антонио Маусом.

— Сам сеньор Маус! Ну, надо же, как тебе повезло, девочка. О, теперь ты далеко взлетишь и позабудешь всех нас. О, да за это надо пить не сухое вино, а шампанское! Хочешь шампанского, Роза? Ах, да… ты ведь у нас… ха-ха-ха… Ой, извини, меня к телефону. Это важно, это мой мясной поставщик…

Сорайда отошла, а Роза, наконец, принялась за кофе с ореховым пирожным и тут ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Она обернулась и увидела в дальнем углу знакомое лицо. Эрнесто Рохас! Ее давний знакомый и особенно настойчивый ухажер. Надо же, как он верен «Твоему реваншу», не потому ли, что они с ним здесь и познакомились? Эрнесто — хороший друг и многому научил ту дикую девчонку-простолюдинку, которой она тогда была, но уж очень сильно он на нее рассердился, когда Роза решительно отказалась выходить за него замуж…

Она кивнула Рохасу, напряжение на его лице спало, он улыбнулся ей, взял свою чашку и решительным шагом направился к столику Розы.

— Ты меня еще не совсем позабыла?

— Как видишь, нет.

— Может, и простила? Ведь я был просто безобразен, когда окончательно понял, что теряю тебя, что ты принадлежишь этому аристократу Рикардо, которого я, даже не видя, терпеть не мог.

— Ты не мог понять, что он был моим мужем уже тогда, когда мы с тобой впервые встретились, Эрнесто. Я была его женой и сохраняла ему верность, хоть мы и были в размолвке.

— Да… Только потом я все понял и во всем разобрался. Прости, Роза.

— Прощаю. Ты лучше расскажи, о себе, где живешь, с кем, кто твоя жена, чем занимаешься, что-то давно я не встречала статей за твоей подписью, может, ты перешел работать на другие газеты и журналы, мне неизвестные?

— Как много вопросов, Роза, неужели это тебя, правда, интересует или же это просто вежливость?

— А ты все такой же — обидчивый ни с того, ни с сего. Что здесь такого, если человека интересует жизнь его друзей?

— Так мы по-прежнему друзья?

— Конечно. Пей свой кофе и рассказывай… Эрнесто Рохас смотрел в большие, лучистые глаза женщины, которую он продолжал любить все эти годы, и не знал, что же ей рассказать. После того, как он понял, что окончательно потерял Розу, что надеяться уже не на что, он просто потерялся в этой жизни. Жил каким-то автоматом, роботом, у которого есть человеческая оболочка, но человеческие чувства заменены функциональным устройством. Автоматически ходил на работу, автоматически писал репортажи с места события, автоматически пил горькую… Какая семья, какая женитьба!

После Розы он просто не мог смотреть на женщин, хотя мать ему все уши прожужжала, что хочет прежде, чем умереть, увидеть внуков, хотя все, хоть сколько-нибудь знакомые, девушки строили ему глазки и были готовы пойти с ним куда угодно.

Автоматическая журналистика обрыдла ему, но другие занятия привлекали еще меньше. Однажды он решил, что избавится от своих тайных мучений, если предаст их бумаге. Целый год Эрнесто сочинял роман, где в главной героине угадывалась Роза, а в герое, который в конце концов женится на ней, он сам. Рукопись романа обошла шесть издательств, но нигде не была принята. Сейчас она находилась в седьмом издательстве, а короткий, сценарный вариант романа, был предложен киностудии. Но привлекали Рохаса вовсе не лавры писателя, не известность, какую он мог бы получить с выходом книги и картины. Ему очень хотелось, чтобы этот роман, этот фильм, когда они выйдут, посмотрела Роза и… Но что именно тогда произойдет, он не предполагал и даже боялся предположить. Просто ему грезилось что-то большое и счастливое.

Последние месяцы работы над романом прошли у него столь насыщенно и так не хотелось ему отрываться от письменного стола, что Эрнесто пренебрег многими своими журналистскими обязанностями и в результате оказался уволен из газеты. Но это ещо не слишком огорчило, ибо втайне он был уверен, что роман его напечатают сразу же, как он отдаст его в первое же издательство. Вышло же не так, через некоторое время кончились все деньги и пришлось срочно искать хоть какую-то работу.

Знакомый журналист устроил Рохаса в рекламное агентство своего тестя. Для себя он решил, что это будет временная работа. Но это «временно» продолжалось уже почти три года. И дело было не только в том, что в принципе Эрнесто не тяготила эта работа: он относился к рекламе, как к детской игре, и не так уж много времени у него уходило, чтобы сочинить краткий рекламный текст или игровой сценарий рекламы новых носков или охлажденного пива, том более, что хозяин агентства следил за тем, чтобы был результат, но не требовал постоянной отсидки в тесном и душном помещении конторы. Главное же, почему Эрнесто Рохас задержался в рекламном агентстве, была его встреча там с Бернардо Кальдероном Пачеко.

Старый газетный волк, прославленный полицейский репортер, тот уже давно, лет двенадцать, как «ушел на покой» из «Ла пренсы», и работал в агентстве на должности даже меньшей, чем Рохас. Был очень молчалив и замкнут в общении. Никто толком не знал ни где он живет, ни чем занимается после работы. Тем удивительнее было для Эрнесто, когда молчун Пачеко пригласил его полгода назад к себе домой — помочь передвинуть мебель.

Квартирка под самой крышей старого пятиэтажного дома неподалеку от центра, почти мансарда, оказалась столь мала, а мебели в ней и того меньше, что они управились за каких-нибудь пятнадцать минут. Потом хозяин предложил Рохасу перекусить, щедро плеснул виски в толстые стаканы и сказал:

— Давно я присматриваюсь к тебе, парень. Ты мне подходишь. Ты и будешь хранителем. Вот, почитай-ка это. — И протянул Эрнесто машинопись, страничек двадцать пять, скрепленных проржавевшей скрепкой.

Эрнесто хотел перегнуть рукопись пополам и положить в карман, но Бернардо Кальдерон Пачеко твердо посмотрел ему в глаза, положил тяжелую руку на его ладонь и отчетливо произнес:

— Читай здесь и сейчас, выносить это нельзя. Прочитанное поразило Эрнесто Рохаса. После короткого вступления, констатирующего, что полиция Мехико и всей страны вылавливает лишь мелкую рыбешку, шла поистине впечатляющая картина разветвленного организованного преступного мира Мексики, мощно коррумпированного со всеми эшелонами власти. Назывались имена и направление деятельности, приводились даже адреса и телефоны особенно видных мафиози, первым из которых числился в этой бумаге Армандо Мартинес Франческотти.

— Вы пробовали это напечатать, сеньор Пачеко?! — первое, что сказал потрясенный Эресто. — Это же бомба, за это должна ухватиться любая газета.

Старый Бернардо улыбнулся:

— Да, сынок, как я и предполагал, ты не только очень еще молод, но еще больше горяч. Ну, да не беда, я сам таким же был в твои годы, когда бегал по полицейским участкам, писал свои заметки и никак не мог понять, почему попадается разная шушера, шестерки, а валеты, не говоря уж о королях и тузах, постоянно уходят от ответа.

— Но ведь эта статья — смертный приговор, всему организованному преступному миру Мексики!

— Это тебе так кажется, на самом же деле это смертный приговор мне, старой ищейке. Как только я принесу эту бумагу в любую газету, так тут же и засвечусь, и стану под пушки киллеров.

— А если отдать бумаги в прокуратуру, полицию, людям из правительства?

— Результат, скорее всего, будет тот же самый.

— Что же, нет совсем честных людей среди редакторов, офицеров, чиновников, депутатов парламента?

— Как не быть! Я сам знаю немало таких, особенно в полиции, но у всех у них связаны руки, они все окажутся в моей роли. Да и нет никакой гарантии, что бумаги попадут именно к тому человеку, какой нам нужен. Да и чепуха, мелочевка эти двадцать страничек, сами по себе они мафии не страшны.

— Как это может быть?

— А так. Допустим, мы находим смелого редактора-самоубийцу и он все это печатает. Шум, скандал, общественное внимание — все это обеспечено. А дальше что? Ничего. «Факты не подтвердились», «газетная утка», «опорочили известных людей» и т. п. Сама по себе эта бумага немногого стоит, но вот дополнение к ней — скрупулезное досье — кто, что, когда, где — вот оно «бомба».

— А есть такое досье?

Бернардо Кальдерон Пачеко внимательно посмотрел на Эрнесто Рохаса, потом по-детски улыбнулся и сказал:

— Есть, сынок. Вот его хранителем я и предлагаю тебе стать. Я уже стар, одинок, помереть могу в любой день и час. Жалко, если пропадет труд всей жизни…

На другой день они направились за город, на сильно запущенное фамильное ранчо Пачеко. Там, в бетонированном подвале, за массивной железной дверью в десяти железных коробках и хранилось досье — бомба под преступный мир Мехико.

Архив был огромен и находился явно в беспорядке, его еще предстояло выстроить по определенному плану, а, главное, в таком виде его нельзя было предоставить не только в газету, но и в органы правосудия. Тут потребовался бы большой армейский грузовик и, возможно, не один. Необходимо было не только все разобрать, но и заложить в компьютер и вывести на дискеты. Когда Эрнесто сказал Пачеко обо всем этом, старик довольно хмыкнул:

— Правильно, сынок, вот и займись этим. Я — старой закалки и ничего в этих ваших компьютерах не понимаю, кроме механической пишущей машинки ничего не знаю. Поздно мне уже, а ты давай. Только компьютер придется прямо здесь устанавливать. Ничего выносить нельзя и чужие электронные машины использовать тоже невозможно… А ты что, умеешь на компьютере работать?

— Да не то чтобы очень, но могу подучиться. Но где мы возьмем хороший агрегат?

— Купим. Я найду деньги, двадцать лет копил, как раз для такого случая.

Эрнесто Рохас еще не закончил всю эту выматывающую и кропотливую работу по приведению архива Пачеко в порядок, как понял, что «досье» все же неполно: сведений за прошлый и за этот год было явно маловато.

— Видишь ли, — согласился с ним Бернардо, — основные мои, скажем так, источники информации в полиции и преступном мире уже ушли, кто на пенсию, а кое-кто и в мир иной. Да я уже и не успеваю побывать в день в трех-четырех местах, встретиться с несколькими доверенными людьми, получить сведения, взять документы. Может быть, ты согласишься и тут мне помочь?..

И вот уже два месяца Эрнесто постоянно встречался с несколькими честными офицерами полиции; с отошедшими от дел, чудом уцелевшими в войне мафиозных кланов, но сохранившими ненависть к «молодому выскочке Франческотти» бандитами и мелкими правительственными чиновниками, продающими по сходной цене интересную информацию. Разрозненные сведения, по капельке, складывались в фрагменты, фрагменты со временем все плотнее подходили друг к другу, вырисовывалась целая, с малыми лишь зазорами, картина.

Эрнесто хотелось, очень хотелось рассказать обо всем этом Розе, он знал, что именно она, как никто другой, сможет оценить и весь риск, и все благородство этих тайных его занятий. Но точно так же он знал, что не скажет ей ничего, не потому что боится довериться ей, а потому что не захочет подвергать смертельному риску свою пусть потерянную навсегда, но по-прежнему любимую женщину…

— Из газеты я ушел, работаю в рекламном агентстве, живу с мамой, — коротко сказал Рохас после довольно продолжительной паузы, во время которой они молча пили кофе и смотрели друг на друга.

— Короче ответить нельзя! — засмеялась Роза. — Эрнесто, я и вправду на тебя больше не сержусь, ты был хоть на одном моем концерте?

— Нет, но много раз слышал, как ты поешь, по радио. Чудесно!

— О, радио это — «консервы», ты должен меня услышать в живом исполнении. Через несколько дней у меня концерт в Большом зале, приходи, внизу тебе будет оставлен пропуск. Извини, попрощайся за меня с Сорайдой, я больше не могу ждать, спешу домой: внезапно заболела Кандида, сестра мужа.

Эрнесто похолодел: как раз сегодня утром молодой лейтенант Фабила, горячая ненависть которого к преступникам уживалась с прагматической разумностью, соединил воедино недавние, почти, кажется, случайные смерти четверых женщин и высказал предположение, что могут быть еще жертвы из числа тех, кто был когда-то близок с покойным лиценциатом Роблесом. Но ведь пять лет назад, когда Роблес играл столь зловещую роль для дома Линаресов, кто-то, кажется, упоминал тогда в разговоре, что сестры Линарес были влюблены в лиценциата, как кошки… А что если…

— Роза, это очень важно. Скажи мне, пожалуйста, а не была ли Кандида в свое время связана интимными отношениями с лиценциатом Роблесом?

–…Да. Но я не понимаю, почему тебя это вдруг заинтересовало. Роблес давно умер.

— Да. Но спустя пять лет после его смерти из жизни уходят и чуть ли не в один день! — три его любовницы и жена.

— Их убили?

— Трудно сказать однозначно, но кое-кто в полиции считает, что им помогли умереть, но доказать это почти невозможно.

Расскажи, как заболела Кандида?

— Ты думаешь, что и ей грозит опасность? Боже мой, я выезжаю немедленно. Потом поговорим.

— Возьми меня с собой, я тоже должен там быть.

— Зачем?

— Позволь мне пока не объяснять этого. Знай только, что это очень важно. В первую очередь для Кандиды, а, может, и для все вашей семьи.

Глаза Розы наполнились непрошеными слезами. Она вдруг испытала чувство опасности.

— Едем, Эрнесто!

Запыхавшаяся Сорайда что-то кричала им вслед, но они уже не слышали ее. «Ягуар» взревел и, нарушая ограничение скорости, помчался по улице.