Сокровище ордена Еретиков

Владимир Владимирович Голубченко, 2020

Всего одно мимолетное знакомство, случившееся в стенах загородного особняка, принадлежащего взбалмошному коллекционеру древностей, переворачивает жизнь молодого профессора истории с ног на голову. Объединившись с втянувшей его в эту историю воровкой представившейся Софией, историк вынужден мчаться наперегонки со смертью. Но в чем же причина? За что же заплатил столь высокую цену профессор истории? Короткое древнее послание на пожелтевшем листке, выкраденное из личной коллекции экстравагантного богача, очень скоро раскроет множество секретов. Обнажит тайны что хранило одно из самых древнейших тайных обществ и в конце концов покажет, как связаны между собой Святой престол, солнечный февраль 1722 и морозный декабрь 1986 года.

Глава 24

Париж, Сэн-Дэни.

15 сентября 2021 года, 08:37

Кресло, в которое приземлился Южин, уступая воровке диван для отдыха, оказалось далеко не самым удобным. Впрочем, после «багажного» полета это сиденье казалось самым приятным и желанным местом для отдыха во всем мире. Постаравшись придать своему телу как можно более горизонтальное положение, профессор наконец смог расслабиться. Ощущение усталости, словно лавина тотчас обрушилось на каждую клеточку его тела. Из последних сил, он взглянул на мирно посапывающую Софию, к этому момент погрузившуюся в приятную дремоту. Однако усталость вскорости взяла свое и бросив еще один, короткий взгляд на прекрасное воровки лицо, Иван сомкнул веки…

…

Внезапный тычок резко вырвал спящего профессора из объятий морфия. Историку пришлось приложить практически все свои силы, чтобы разомкнуть свинцовые веки и взглянуть на того, кто так бестактно потревожил спящего. Питер Беркли с немигающим взглядом смотрел на историка сверху вниз. Видя то, с каким трудом Южину удается прийти в себя, американец оскалился в улыбке и еще раз дернул историка за плечо.

— Только не шуми! — зашипел хозяин квартиры и приложив палец к губам, кивнул в сторону Софии: — Мне нужно твое фото.

Историк бросил взгляд на настенные и часы. Он успел проспать целых три часа. Однако усталость, опоясывающая его тело, все равно никуда не исчезла, если не сказать обратного.

Встряхнув головой, Южин попытался привести мысли в порядок и наконец встать. Питер Беркли хоть и смеялся, наблюдая за ожесточенной схваткой человека с самим собой, все же мог потерять терпение, чего Ивану никак не хотелось. Спустя несколько секунд, собрав остатки воли в кулак, историк все же смог выпрямиться в полный рост и двинулся за американцем.

— Ну наконец-то! — в словах Беркли заиграли нотки раздражения: — Можно пожелать приятного пробуждения? — уже без тени недовольства добавил хозяин квартиры.

— Скорее нет, чем да! — вяло улыбнувшись отозвался историк и плюхнулся в предложенный Питером кухонный стул.

Приготовившийся к работе Питер еще раз взглянул на профессора, чьи глаза то и дело, норовили закрыться и отечески улыбнувшись протянул ему кружку, источающую пряный аромат кофе. Взглянув на вялую струйку пара над кружкой, историк благодарно кивнул и сделал первый глоток.

— И как же тебя угораздило попасть в такое… — Беркли задал вопрос, на которой не ждал ответа, поэтому сразу же перешел к делу. — Впервые в Париже?

— Нет, что вы, я часто бывал во Франции! Лучшее место на земле!

Недоверчиво взглянув на анкетируемого, Питер, пожал плесами и перевел взгляд за окно, видом из которого служила глухая стена соседнего здания:

— Мне, конечно, трудно согласиться с этим, но тебе виднее. В конце концов через два часа ты станешь гражданином этого «лучшего места на земле»… — немного помолчав Беркли добавил: — Даже сможешь голосовать… Но сейчас не об этом. Мне нужно имя. Есть какие-нибудь на примете? Но знай, если сейчас выдашь Вольжан, сделке конец… — засмеявшись Питер взглянул на собеседника. Профессор сидел словно мумия, не шевелясь и не двигая ни единым мускулом. Его невидящий взгляд устремился куда-то сквозь сквозь пустоту: — Что-то случилось?

— Так странно… — продолжая глядеть в никуда, еле слышно произнес историк.

— Странно что?

— Я теряю свое имя, наверное, вряд ли хоть когда-нибудь смогу вернуться домой, зайти в свою квартиру…

Питеру доводилось видеть подобное, в конце концов он и сам, когда-то отказался от всего, что имел, в пользу авантюрных приключений и прекрасно понимал, что сейчас чувствовал этот странный русский.

— Я понимаю, тебе страшн…

— Мне не страшно, — Южин не дал Питеру закончить жуткое клише: — Напротив, я совсем ничего не испытываю… Абсолютная пустота… Ни страха, ни радости… — выдержав долгую паузу, профессор наконец перевел взгляд и отрешенно посмотрел в глаза Питера: — Скорее разочарование, из-за того, что утрата моей жизни не стоит и мгновения сожаления…

— Можем продолжать? — дав профессору еще несколько секунд в тишине, неуверенно спросил Питер.

— Конечно! Так что там тебе нужно? Мои предпочтения в именах?

— Да, такие есть? — снова опустил руки на клавиатуру Беркли.

— Конечно, Жан Вальжан!

Услышав имя, усилиями одного австралийского паренька ставшее нарицательным, Беркли закусил губу и судорожно подняв голову, уставился на Южина, который в это с трудом сдерживал улыбку. Осознав, что профессор шутит, Беркли, конечно, не разделил его настроения, однако вялую улыбку выдавить сумел:

— И все же, какое имя?

— Натан, Натан Моро! — быстро отчеканил историк.

— Отлично! Готовься к фотографированию. И сразу отвечу на немой вопрос, что вертится у тебя на языке. Я не интересуюсь у тебя, почему именно это имя… — помедлив, Питер оторвал руки от клавиатуры и взглянув на историка, ехидно добавил: — Потому что мне плевать!

Резкая вспышка светодиодной лампы ослепила историка, и ему пришлось несколько раз моргнуть, приводя зрение в порядок. Когда ему все же удалось вернуть себе ясный взгляд, Беркли уже сидел за компьютером и усердно щелкал пластиковыми клавишами.

— Тебе сложно делать это для меня? — усаживаясь напротив, прервал неуютное молчание Южин.

— Нет, у меня есть пара друзей, там, где нужно… Это им сложно… — не отрывая взгляда от компьютера ответил американец.

— Я не об этом! Ведь ты делаешь это по просьбе Софии, а у тебя с ней как я понял достаточно натянутые отношения.

— Натянутые? — переспросил Беркли.

— Твое эффектное появление с оружием на перевес, да и «Пулю промеж глаз!» — неумело попытался, пытаясь изобразить Питера несколькими часами ранее.

Негромко рассмеявшись, американец бросил взгляд в сторону двери, за которой спала София: — Нет никаких натянутых отношений, а то, что было утром… После того дела в Мозамбике, я просто обязан был навести немного шума.

Историк непонимающе смотрел на Питера, дав понять, что ждет пояснений.

— Там в Мозамбике она поступила правильно… Ей удалось урвать весь куш, а после вытащить из клетки и меня. Прояви она чуть больше благородства и возможно мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

— Значит несмотря на предательство никакого желания поквитаться?

— Такая работа, понимаешь, есть правила игры. Для обычного человека они могут показаться несколько дикими, но мы сами выбираем такую судьбу. Поверь, София прекрасно понимала, что в любой момент я могу выхватить пистолет, пустить ей пулю в колено и смыться. Она просто сыграла на опережение.

— Какая странная философия, — выдохнул историк: — При отсутствии понятия преданности ты спокойно прощаешь откровенное предательство.

— Я и сказал: «Дикими!» — подмигнул Беркли.

Не дожидаясь нового вопроса Питер уткнулся в монитор, предоставив Южину время, переварить полученную информацию. Незадачливый историк, в это время перестававший существовать, поднес к губам изрядно остывший напиток и сделал очередной глоток.

— И от того, мне совсем непонятно, почему София решила поступиться неписанными правилами, ради тебя, — не отрываясь от набора текста, внезапно произнес Беркли.