Жизнь прожить – не поле перейти – 1. Деды. Книга I

Владимир Виленович Лиштванов

Можно изучать историю по тщательно отрецензированным лекциям и учебникам, можно по кинохроникам и вырезкам из старых газет, однако для полного «погружения» в историческую эпоху лучше всего проследить за судьбами современников. Такие истории врезаются в память, потому что несут сильный психологический заряд. Предлагаемая Вашему вниманию семейная эпопея трёх поколений людей как раз из таких. Первая книга охватывает период с 1911г. по 1938г.

Глава вторая

В конце июля 1914 года, после дальней поездки, Ефим возвращался домой, в село Верхняя Груня, Износковской волости, Льговского уезда, Курской губернии.

Жаркое летнее солнце уже клонилось к закату, но духота ещё не спала. Легкий ветерок приятно обдувал уставшее, но довольное лицо. Мысли Ефима были уже дома.

Он представлял, как вечером выйдет на улицу, встретится с друзьями, оставшимися в селе, а может, увидит и Дуняшу, дочь соседа, которая нанялась к какому-то купцу в прислуги в Курске.

Намедни — она обещалась обязательно приехать к родителям погостить.

Ефиму нравилась эта работящая и симпатичная девушка, да и она отвечала взаимностью.

Вскоре его нагнал возница на лошади с телегой.

— Здоров Ефим, — поравнявшись с путником, проговорил возница, остановив лошадь.

Это был Фролов Митрофан, односельчанин Ефима.

— Здоров Митрофан, — ответил Ефим.

— Ты домой направляешься?

— Да.

— Садись, подвезу.

Ефим забрался в телегу и поудобней устроился на душистом сене.

Сено было свежескошено. От него шёл чудесный аромат луговых трав. Пахло горьковато-сладким донником и слащавой медуницей, терпкой душицей и горьковатой полынью.

Митрофан стеганул лошадь и они, тронулись в путь.

— Был сёдне в уезде, так там сказывали, шо германец на нас войной прёт, — озабоченно начал разговор Митрофан.

— Да, — подтвердил Ефим, — ужо начали призывать в армию, мобилизация называется.

— Так сказывают, шо силища у него неимоверная.

— Но мы ж тоже не лыком шиты и не лаптем щи хлебаем, осилим супостата.

— И то верно, Рассея огромадная. Нас много. Мы ж его просто шапками могём закидать.

— Эко куда хватил: «шапками». Супостата принижать не стоит. Раз полез на нас, значит, силу чует. Но всё равно, нашей берёзовой каши он ещё отведает. Энто, как пить дать.

— Знамо дело мы его одолеем. Хотя ты вряд ли попадёшь в армию.

— Это ещё почему? — удивлённо, с обидой в голосе, спросил Ефим.

— Сказывали, шо старших сыновей в семье не призывают, а ты ведь старший в семье.

От такой новости Ефим даже опешил, это в его планы совершенно не входило. Он уже собрался идти в армию защищать Родину, а тут вот тебе какая незадача.

Да и что скажут сельские мужики, да бабы? «Здоровый бугай прячется за бабью юбку, да греет задницу на печке. Ходит по селу, сипом виляет» — так, поди, и скажут. Это ж срам то какой получается.

— Вот ещё! Ну и шо, шо я старший? Так шо получается: все наши мужики будут воевать, а я на печке сидеть, да за бабий подол хорониться! Так шо ли получается? Не, я не согласен! Я же не увечный, какой, али пришибленный, чтобы во время войны с супостатом, дома хорониться. Я тоже желаю защищать родную землю!

— Да ты не рви сердце, — стал утешать Митрофан, — дома ведь то же дел много. Кто ж будет хлеб растить для той же армии? Вот ты и будешь работать для общей победы над ворогом.

— Тебе хорошо рассуждать, тебя ведь должны взять, — удрученно проговорил Ефим.

— Была б моя воля, я бы и не пошёл. Ведь там и убить могут, а мне ещё пожить трошки охота.

— Как ты можешь такое говорить, когда супостат прёт на нашу землю? — возмутился Ефим.

— А шо я, шо я? — заюлил Митрофан, — Я человек маленький, мне шо скажут, то я и буду делать.

— Надо ж и самому башкой кумекать.

— Пущай господа кумекают, на то они и поставлены, да вуниверситеты заканчивали, что б кумекать, а наше дело десятое: сполняй, шо велят и баста.

— Зря ты так рассуждаешь, — начинал сердиться Ефим.

— Как могу, так и говорю, — зло ответил Митрофан и замолчал, хмуро уставившись на дорогу.

На этом их разговор прервался, и остаток пути проехали в полном молчании, сердясь друг на друга.

Прибыв в село, молча разошлись по избам, крайне недовольные друг другом.

В горнице Ефим столкнулся с отцом.

— Молодец Фима, вовремя приехал, — сказал озабоченно отец, — с Ванькой успеешь попрощаться, а то его завтра в армию забирают.

— А как же меня?

— Про тебя мне неведомо. Хошь, иди в волость, сам разбирайся.

— Обязательно пойду, — согласился Ефим, твёрдо решив, что если не призовут в армию, то добровольно пойдёт на фронт, драться с ворогом.

— Тогда иди, — зная, что первенцев пока не забирают и на призывном пункте ему дадут от ворот поворот, проговорил отец — Фроська вечереть соберёт, а завтра утром, с божьей помощью сходишь с Ванькой на призывной пункт и разузнаешь шо к чему.

Ефим вошел в комнату. Сестра Фрося слыша, что старший брат приехал домой, уже поставила на стол миску окрошки с квасом.

Мать у них умерла, когда Ефиму едва исполнилось четырнадцать, и теперь за хозяйку в доме хлопотала сестра. Ефим сел за стол, взял деревянную ложку и стал степенно есть, а насытившись, отправился спать.

Встав спозаранку, Ефим застал Ивана, среднего брата, за сборами на призывной пункт. Собравшись, братья вышли на улицу, и завернули к околице, направляясь в село Износково.

Вскоре их нагнало ещё с десяток односельчан, вызванных на мобилизацию. Идти сразу стало веселей и дорога, показалась не такой длинной.

Около призывного пункта уже столпилось много молодых и не очень крестьян из ближайших сёл и деревень. Стоял монотонный гул голосов, вносящий тревогу и неопределённость.

Время тянулось томительно долго, но вот вышел молодой фельдфебель и стал по списку выкликать по одному из прибывших крестьян и уводить в помещение.

Ефим предложил Ивану, что он пойдёт в армию вместо брата. Иван немного поколебался, но потом согласился.

Когда выкликнули Ивана, Ефим обратился к фельдфебелю:

— Господин фельдфебель, я хотел бы узнать, нельзя ли меня призвать в армию вместо среднего брата?

— Это надо спросить у господина прапорщика.

— А как это сделать?

— Следуй за мной, — сказал фельдфебель и вошел внутрь помещения.

Ефим пошел за ним. Вскоре они подошли к двери нужного кабинета.

— Жди меня тут, — властно проговорил фельдфебель и вошел в комнату.

Через несколько минут он вышел и небрежно проронил:

— Проходи.

Ефим неуверенно зашёл. Посредине кабинета стоял стол, за ним сидел прапорщик, листающий какие — то бумаги.

— Фамилия? — грозно проговорил прапорщик.

— Ливанов, — ответил Ефим.

— Иван?

— Ни как нет, Ефим.

— Зачем пришёл?

— Ваше благородие, я хотел бы пойти в армию вместо среднего брата Ивана, а то срам получается: старший брат будет на печке сидеть, а средний будет воевать.

— А ты что, старший из сыновей в семье?

— Так точно ваше благородие.

— Старших сыновей из семей мы пока не призываем.

— Вот и я говорю, что не справедливо так. Идёт война с ворогом, она может скоро закончиться, а я на неё не попаду.

— Не бойся, на твой век хватит. Но если желаешь, — немного подумав, сказал прапорщик, — можешь идти воевать вместо брата.

— При много вам благодарен, ваше благородие.

— Фельдфебель! Сделай замену в списках! Скажешь в канцелярии, что это я приказал, — скомандовал прапорщик явившемуся на зов фельдфебелю.

После выполнения всех формальностей, Ефим остался на призывном пункте, а Иван отправился домой.

Поздно вечером, после освидетельствования врачами, всех мобилизованных построили в четыре шеренги, и повели на железнодорожную станцию, где уже стоял пустой состав.

Новобранцев оказалось много, и вагоны были заполнены полностью. После того, как все погрузились, воинский эшелон простоял ещё некоторое время и только затем, как бы с неохотой, медленно тронулся в путь. Всё убыстряя и убыстряя с каждой минутой ход, унося Ефима и всех остальных от отчего дома, от родных и близких, в неведомую суровую даль.

Несколько часов Ефим с новыми товарищами трясся в прокуренном вагоне, а потом они прибыли на большую железнодорожную станцию губернского города Курска.

Их высадили из эшелона и расположили в казармах запасного полка, где предстояло освоить первые навыки военного искусства.

На следующее утро всех новобранцев распределили по ротам и взводам. Ефим попал во взвод вместе с Фроловым Митрофаном, которому так и не удалось отвильнуть от призыва. Митрофан был крайне удручён таким событием, но делать было нечего и он, старался подчиниться судьбе. Остальные односельчане попали в другие роты и взвода.

В тот же день новобранцев начали обучать построению, маршировке и винтовочным приёмам.

Особенно тяжело им доставалось на маршировке. Не все могли, с первого раза четко выполнять полученные приказы и это, приводило в бешенство взводного.

— Что ты как брюхатая баба раскорячился, ядрён твою кудель! — зло распекал он нерадивого новобранца, — я тебе чётко подал команду! А ты что творишь?

Новобранец хлопал глазами, краснел, как девица и потупившись, молчал от смущения.

Но особенно доставалось Филиппу Курочкину, по прозвищу «Курица», из соседней деревни. Он был очень невнимательным и когда командовали налево, он поворачивался направо, а когда же была команда направо, он поворачивался налево.

— Что ты, деревня, ядрён твою кудель, не знаешь где право, а где лево? — орал, сильно покраснев от натуги, взводный, — Где у тебя левая рука?

— Туточки, — говорил Курица и показывал правую руку.

— Какая ж она левая рука, ядрён твою кудель, — ещё пуще злился взводный, — это правая рука, а левая другая.

— Виноват, — огорчённо говорил Курица.

— Эх ты, деревня, привяжи к правой руке сено, а к левой — солому и вспоминай о них, когда будешь слышать соответствующие команды.

Но это мало помогло Курице, и он продолжал путать, лево и право.

Много нареканий получали новобранцы при изучении рукопашного боя при штыковой атаке.

Приёмы владения штыком они оттачивали на соломенных чучелах и опять, доставалось от взводного Курице, который никак не мог проткнуть чучело штыком.

— Ну, как ты колешь, как колешь, ядрён твою кудель, — орал взводный, — Чё, ты с ним возишься, как с писаной торбой? Это ж не писаная торба, и не баба, с которой ты собрался якшаться, а твой враг! Если не ты первый его заколешь, то он тебя заколет и, можно будет отпевать тебя, а тебе надобно живым остаться, чтобы дальше воевать с ворогом.

— Виноват, — повторял Курица всякий раз и вскоре снова допускал оплошности.

У Ефима тоже не всё сразу получалось. Как и многим, ему иногда доставалось от взводного, но Ефим старался добросовестно постигать воинские премудрости и вскоре преуспел в этом.

Учёба шла своим чередом, неделя сменялась неделею и наконец, настал день, когда новобранцы присягнули Царю — батюшке и стали солдатами Русской Армии.

После этого учеба продолжилась в усиленном темпе.

Лишь в середине сентября им сообщили, что они направляются на фронт в действующую армию.

В назначенное время их подняли по тревоге, построили повзводно, и повели на железнодорожную станцию.

На путях уже поджидал воинский эшелон. Их взвод и ещё несколько взводов роты поместили в один вагон, вскоре погрузились в эшелон и все остальные.

Состав постоял ещё некоторое время, как бы прощаясь с мирной жизнью тылового города, стараясь надолго запомнить, эти последние картины мира, и медленно двинулся на запад, на войну.