Вользевир

Владимир Биндей

Мир – весьма страшная штука, он скрывает в себе бесчисленное количество существ, готовых разорвать тебя в клочья. Лишь барьер, разделяющий миры, спасает от гибели человечество, но и его время не вечно…

ГЛАВА 2

— Линда послушай, если ты мне дочь просто выслушай, твой взгляд одурманен, одержим грязной кровью и плотью у тебя в брюхе.

От него нужно избавиться, пока нечестивая сущность не вышла на свет и не побрала нас всех в гиену!

— Тени… они со мной говорят (его лицо поглотило безумие, голос осел почти до шепота, и отчетливо слышались нотки страха и отчаяния) — они говорят страшные вещи, да… да, не с кем не говорят… только со мной, но я… я их больше не слушаю (По глазам хаотично пробегали ярко-красные дорожки, казалось будто безумные глаза старика вот-вот начнут кровоточить, под ними отвисли лилово-серые мешки, было видно что он не спал два-три дня) — После того как они приказали убить мою кошку, бедняга не находила себе места, вечно моталась по дому и шипела на всяк темный уголок, будто понимала что они говорят. Мне… мне велели ее убить, взять кухонный топор для мяса и порубить на куски, да… велели… я не хотел, мне велели… Но мерзавка успела удрать, и голоса винят в этом меня, они хотели крови, но я… я все испортил.

Даа… я их больше не слышу, делаю вид что не слышу… да… делаю вид, и голоса умолкают. Тени, и то что в них скрывается, говорят, что барьер скоро падет… что Повелитель возродится, и выпустит своих псов на прогулку.

— Боже, ихние голоса так и веют смертью, ты понимаешь Линда!? (в голосе появилась паника) они начинают ликовать, когда ты приходишь с этим Дьяволом у себя в пузе!

— Замолчи! Слышишь? Не смей обвинять моего ребенка в своей шизофрении, я не намерена больше это выслушивать отец, это не только мой сын, но и твой внук.

— Это существо мне не внук, это дьявол! Или один из его приспешников! И не думай, что ты его родишь как нормальная женщина, и будете вы жить долго и счастливо, этот бес разорвет тебя изнутри! как только почувствует в себе силу. Ты будешь кричать от боли, молить о пощаде, но крики и мольба сменяться глухим хрипом, ты даже не сможешь кричать, твое горло зальет твоя же кровь, ты будешь ею захлебываться, но будет уже поздно. Твои органы послужат ему пищей, а когда он закончит с тобой то примется за нас.

— Заткнись Джерард! Ты больной ублюдок, тебе лечиться надо!

— Нет я это так не оставлю, ему нельзя позволить появиться на этот свет (Джерард быстро и ловко подорвался, что не свойственно людям в его возрасте, и в мгновение ока был уже на кухне. Нервно шурудя в ящиках стола столовыми приборами, в поисках ножа. Нащупав в куче перевернутых приборов ручку широкого разделочного топорика, резким движением руки выдернул его вместе с ящиком, стальные приборы разлетелись по всей кухне звонко звеня ударяясь о кафель. Острое как бритва лезвие топорика, блеснуло в свете вольфрамовой лампы.

— О боже (вскрикнула Линда)

— Не смей упоминать нашего господа, дьявольская подстилка!

— Папа ты спятил? Успокойся, это я твоя дочь твое маленькое солнышко, помнишь?

(Лицо Линды побледнело, ужас и удивление переполняли, от страха ее начало жутко тошнить, ноги стали подкашиваться сами собой, в глазах медленно, но уверенно темнело страх потерять ребенка от руки спятившего отца порождал панику)

— Мое солнышко… (на красных от бессонницы глазах, блеснула едва заметная слеза, вспомнилась пяти летняя малютка с длинными до пояса, слегка кудрявыми волосами, которая бежит в объятья любящего отца.

— Папа, а что это в небе яркое-яркое?

— Солнышко

— Солнышко? (Теперь я солнышко, девчонка громко захихикала, обняв отца за шею обеими ручонками)

— Голоса, ты их слышишь? Они велят мне убить себя… они чувствуют, что на вечно останутся в небытие!

УБЕЙ…. СЕБЯ…

— Я знаю… знаю, как спасти нас обоих (Джерард крепко сжал рукоять топорика)

— Солнышко, иди ко мне не бойся, скоро все закончиться.

Линда ринулась на выход, но двигалась медленно и не уклюже будучи на восьмом месяце беременности, Джерард оказался в дверном проеме быстрей, перегородив собой путь спасения. Он медленно шагнул в сторону жертвы, его полностью поглотило безумие.

— Во имя господа спасителя нашего!

(Вскрикнул он что есть мочи)

— Да будучи мы овцами грешными

А ты спасителем нашим

Прими отродье нечестивое

Да заточи на муки вечные

Ибо ты венец правосудия

Да имя святое твое

Меч праведный!

Он наотмашь ударил дочь, от чего та рухнула без сознания на пол, по пути ударившись лицом о угол деревянного стола. По лицу побежал теплый кровавый ручеек.

Он одернул ее за плечо положив на спину

(Внезапно на кухне сам по себе вылетел второй ящик с кухонными принадлежностями, дверцы подвесных шкафов открывшись отлетели в разные стороны, а чайный сервиз с грохотом влетел в стену, усеяв кухонный пол осколками)

УБЕЙ СЕБЯ!

— Да спасет господь наши души!

Да понесем знамя мы его

И не страшен демон нам будет

(Оттянув мешковидный сарафан он полоснул по ткани разделочным топориком оголив восьмимесячный живот)

Будучи без сознанным тело Линды стремительно поднялось, будто марионетка кукловода. Джерард отскочил и попятился назад, не замечая осколки фарфора под ногами, увиденное повергло его в шок, что-то пыталось словно выбраться из восьмимесячного живота, стараясь якобы укусить Джерарда. Кожа живота обтянула маленькую мордашку будто маска, был отчетливо виден силуэт маленьких рожек. Линда открыла глаза (левая сторона лица была в крови из-за удара о стол) и наклонила голову в бок словно заглядывает за угол, только вот зрачков не было одно большое бельмо. Шаг за шагом, осколки фарфора впивались в ступни, всего минутой ранее он был охотником, а теперь загнанная в угол дичь. Не в силах терпеть боль от осколков, пронзавших ступни, Джерард упал на колени и взмолил господа о помощи.

Линда вытянула руки к отцу, и пристально не отводя взгляд смотрела пустыми как бездна глазами.

— Убей себя! (молвил хрипой веющий холодом голос, устами Линды)

Его правая рука медленно поднималась против его воли, и вот к шее приблизилось острое как бритва лезвие.

— Мама хватит! Я не хочу этого…

(Топорик зазвенел, ударяясь о кафель, Линда махнула рукой и Джерард влетел в спальную комнату прямо в шкаф для костюмов, крепко приложившись затылком о полки)

— Дальше как в тумане, видение это из прошлого или плод больной фантазии, я не знаю.

Рассказать маме о видениях я не решаюсь, не хочу ее пугать, да вот только шрам на ее левой брови мне не как не дает покоя.