Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица

Владимир Александрович Андриенко, 2010

Убийца более чем сотни крепостных Дарья Салтыкова вошла в учебники отечественной истории как символ ненавистного российского крепостничества. Перед вами исторический детектив из 18-го века о следствии по делу помещицы Салтыковой Дарьи Николаевны.

Глава 3

Коллежский регистратор Иванцов.

Октябрь, 1762 года

.

***

Осень 1762 года была для Москвы особенной. В сентябре прибыла в первопрестольную сама императрица со своим двором для церемонии официальной коронации. Торжества были подготовлены невиданные по роскоши и блеску.

На эти дни о следствии все позабыли, ведь город шумно праздновал великое событие в истории Российской. Коронации происходили не каждый год. Екатерина не пожалела средств на праздники и для одного бросания в народ было выделено около 600 тысяч рублей серебром.

22 сентября Екатерина II была коронована в Успенском соборе в Кремле при громадном стечении народа. Все трактиры и кабаки были открыты и каждого там угощали бесплатно за царский счет. По Москве шатались толпы пьяных, гремели фейерверки, солдаты и штатские орали «виваты» новой императрице. Началась непрерывная череда балов, светских раутов, народных гуляний.

На Дворцовой, Сенатской и Ивановской площадях забили фонтаны и вместо воды в них струилось красное и белое вина. Но торжества кончились, и жизнь снова вернулась в прежнее русло. Вместе с царицей и двором укатило в Петербург и буйное веселье…

1

Питейный дом в городе Москве.

Коллежский регистратор Иванцов.

Октябрь, 1762 года.

Коллежский регистратор Иван Иванович Иванцов чин имел в канцелярии юстиц-коллегии самый малый. Чиновник 14-го класса — невелика птица. Но отец его был именитым купцом, торговлю вел не токмо на Москве, но и в самом Петербурге имел лавки, за которыми там его родной брат глядел, также купец. Потому к услугам Иванцова был экипаж, пара лошадей и кучер. Сего не было у Соколова, жившего только на жалование.

Иванцов имел агентов по всему городу. Быстро смекнул молодой чиновник, что сыскная работа на людишках держится, которые многое видеть и слышать могут по ту сторону закона. Кто мог беглого холопа сыскать лучше Иванцова? Кто мог краденое найти? Обнесли недавно лавку купца первой гильдии Лопырева, и знал купец, что полиция ничего не сделает. Пал в ноги Иванцову старшему — спаси! Тот сыну наказал купцу помочь. И что? Спустя два дня весь товар нашли помимо двух бочонков романеи.

Ныне молодой Иванцов действовал через знакомого трактирщика, что периодически давал ему важную информацию ибо имел многие дела с отцом чиновника.

Иван Иванович зашел в трактир под видом случайного посетителя и хозяин сразу же подсел к нему. Это был небольшого мужик с плоским лицом до самых глаз заросшим густой черной бородой.

— Чего изволите, барин? — спросил он.

— Узнал? — вопросом на вопрос ответил ему чиновник.

— Я знаю вам нужного человечка, барин. Сыскал такого. И то дело было не простым…

— Кто он? — прервал излияния хозяина трактира Иванцов.

— Да некий Мишка. Мужичок темный и никто не знает кто он доподлинно. Чем живет такоже неизвестно. Но частый гость в кабаках и трактирах. Он баит, что хорошо знает Ермолая-то Ильина. Они часто виделись в разных питейных домах, где оный Мишка неоднократно угощал вином Ермолая. А тот Ермолай приезжал в Москву как кучер у Дарьи Салтыковой. И пока барыня жила здесь, времени у него было много, вот и шатался мужик по кабакам.

— Где этот Мишка сейчас?

— Да здесь сидит, барин. Вот тот долговязый парень. Вишь в дальнем углу?

— Этот? Настоящий разбойник. Поди скажи ему чтобы немедля вышел на улицу и подошел к моему экипажу. Быстро. Скажи, что в накладе не останется и денег в карманах прибавится.

— Скажу, барин. А выпить не хош ли чего? Куда торопиться? Тебя здесь никто не обеспокоит.

— Недосуг. Нет ли у тебя каких просьб?

— Да нет. Пока слава богу. Опосля того, как ты, барин, околоточного приструнил все хорошо. А лихие люди мне не опасны. С лихими я нахожу, как говорить надо.

— Знаю я тебя. Ну да ладно. Сейчас не до этого. Пойду я. А вот это тебе за услугу, — Иванцов бросил на стол рубль серебром, поднялся и пошел к выходу.

Хозяин схватил монету и по привычке попробовал её на зуб. Много в последнее время было недельного серебра на Москве. Рубль был настоящий….

***

Через минуту худой мужичек к красным носом истинного пьяницы по имени Мишка вывалился из трактира и запахнул худой поношенный армяк. Он осмотрелся и, увидев экипаж, пошел к нему.

— Ты, барин, видеть меня хотел, что ли? — его левый глаз хитро прищурился.

Иванцов еще раз отметил про себя, что рожа-то у Мишки истинно разбойничья. Такой мать родную зарежет и не поморщиться. Но вслух он только спросил:

— Мишка? Так тебя кличут?

— Он самый. Мишка я.

— Дело есть до тебя. Ты мне поможешь, а я помогу тебе, и обоим нам будет хорошо.

— Так говори чего надобно?

— Если скажешь все что знаешь о крестьянине Ермолае Ильине, то получишь от меня лично десять рублев серебром. А если чего важного вспомнишь, то и поболее отвалю.

— Не врешь?

— Мое слово крепко. Итак, ты можешь мне что-то об этом рассказать?

— Много чего могу. Где изволишь слушать, барин?

— Садись в карету. Поедем со мной и приказ. Там все и расскажешь. Да ты не бойся, ничего тебе не грозит. И деньги получишь. Мое слово крепко.

Мишка почесал голову и сел в экипаж. Ехать ему никуда не хотелось, но уж больно хорошие денежки посулил барин, а у него в кармане были лишь две полушки.

— Не поехал бы с тобой ни в жизнь, но верный человек на тебя указал. А мне через него еще никакой пакости не было. Я, барин, много чего про Ермолайку знаю. Пить больно здоров, и под энто дело много чего порассказал мне. Вишь, он при барыньке Салтычихе в конюхах состоял.

— Он говорил тебе о том, что собирается в бега? — спросил Иванцов.

— Говорил и не раз. Допекла его помещица-то. Вот он и собрался в бега. А страсти-то какие рассказывал! Жуть! Про подвалы пыточные салтыковские. Не приведи господь.

— А из-за чего он в бега собирался? — продолжал допытываться Иванцов.

— Я ж тебе говорю, барыня допекла его. Женку он схоронил. Барыня повела её бить нещадно батогами што-ли. Как доподлинно неизвестно мне. Не любил Еромлайка про то много говорить. Но померла женка его, вот он и затаил обиду. Сговорился он с другим мужиком с деревеньки то салтыковской убечь. И убег. Хитрый шельма. Хитрый. Такого на большую дорогу, атаманом бы стал.

— А ты сам-то чего про большую дорогу вспомнил? Сам с ножиком и кистенем зипуна добывал?

— А про то тебе, барин знать не надо. Ты же не про меня хотел узнать? Так?

— Ладно, Мишка. Сейчас на место приедем, и все покажешь без утайки господину коллежскому секретарю Соколову.

— Это который по сыскному-то делу? Да ты чего, барин. Я не согласный до него ехать. Вели остановить кучеру. Вели! Не то так спрыгну! Слышь?

— Тихо! Сиди смирно, — Иванцов схватил мужика за рукав.

— Отпусти, барин! Отпусти! Вот холера!

— Сиди тихо, Мишка. Соколов не тронет тебя. Я слово даю тебе в том. Расскажешь все чего знаешь, и катись с деньгами восвояси.

— А не обманешь? — снова спросил Мишка. — Пытать не учнешь ли в сыскной части?

— Сказал, что не будет пытки и ничего плохого не будет. Нам дела до тебя нет никакого. Нам про Ермолая Ильина знать все надо.

— Да ты чего, барин? Я ничего! Я со всем доверием. Все скажу как надо. Отпусти только.

— Вот так-то лучше….

2

Москва.

Канцелярия Юстиц-коллегии.

Октябрь, 1762 года.

Ровно через час Иванцов втолкнул Мишку в кабинет, где сидели Соколов и Цицианов, занимаясь чтением бумаг.

— Вот вам, господа хорошие, презент.

Те подняли головы и с недоумением стали разглядывать мужика.

— Не иначе разбойника поймал наш Иван Иванович, — произнес князь. — Такого человечишку за одну рожу в остроге держать.

— Сие завсегдатай трактиров Мишка, — представил гостя Иванцов, — личность темная и с законом состоящая не в ладах.

Мужик сорвал жалкую шапченку с головы и низко поклонился.

— И к чему нам сия парсуна? — спросил Цицианов. — Мы не разбойниками сейчас занимаемся, Иван Иванович.

— А сия парсуна, ваше сиятельство, нашего Ермолая Ильина хорошо знает. Того самого что кучером при Салтыковой состоял. И много чего ценного имеет нам рассказать про него.

— Вот как? — Соколов оживился. — Знаешь Ильина Ермолая, холопа барыни Дарьи Салтыковой?

— Знаю, ваше высокоблагородие. Как истин бог знаю. Знаю, барин милостивый.

И Мишка стал рассказывать, как познакомился с Ермолаем Ильиным и как пил с ним в трактире.

— А про хозяйку свою, что он тебе говорил? — спросил князь. — Про помещицу Салтыкову?

— Про душегубицу-то? Да много чего баил. Про то, как она девок молодых мучит, много говорил. И про то, как женку его замучила.

— Женку? — переспросил Соколов.

— Да, его Еромолаеву женку.

— Одну? — снова спросил надворный советник.

— Чего? — не понял Мишка.

— Я спрашиваю, про одну свою женку он тебе рассказывал?

— Про одну, а чего? Рази у него не одна женка была? Он чать не басурманин какой, а наш православный. Хотя по девкам и был ходок…

— Ладно, далее говори, что знаешь.

— Вот я и говорю. Ермолай-то давно задумал в Питенбурх бегти да челобитную царю в руки всучить. Да и слух прошел будто царя-то батюшку свергли и на престоле стала женка евоная Катька.

— Но, ты! Думай, что млеешь! — вскричал Цицианов. — В застенок захотел, холоп! Как смеешь так говорить про государыню?

— Да я чего? — испугался гнева князя Мишка. — Вы говорить приказали, а теперь чего?

— Оставьте его, князь. Что он понимает в политесах? Пусть говорит по делу. Этот мужик что-то знает. Продолжай, — Соколов успокоил Мишку и тот снова заговорил.

— Ермолка долго бежать не решался. Денег то в столицу ехать надо было раздобыть. Да и подорожную справить. А то как без документов-то? На первой рогатке схватят. Сам знаешь как с беглыми-то. И вот после того как Кать… царицу поставили, у него деньги то и появились. Он тогда меня угостил знатно и баил⁹, что ему по всей форме бумаги справят. И назовется он по ним купцом, и в Питенбурх с ветерком домчит. Во как!

Цицианов с Соколовым переглянулись.

— А откуда у Ермолая появились деньги? — спросил Соколов.

— Дак он говорил, что дали ему денег.

— Кто дал? — Цицианов стал терять терпение.

— Да я имени то его не знаю, но Ермолай мне того человека показывал. Он в трактир заходил, когда мы были уже сильно выпимши. И он стукнул меня по плечу и прошептал, смотри мол, вот моя жила золотая.

— А что это был за человек? — просил Иванцов. — Ты его раньше в трактире видел ли?

— Да нет. Не видал. Но одет он был как купчишка средней руки, хотя не купец. По повадке из благородных он. Я-то купцов в своей жизни немало повидал.

— Странно все это. Весьма странно, — задумчиво пробормотал Соколов. — А ты мил человек, пока останешься у нас. Я вызову стражу и отправлю тебя в приказ Разбойный или как они сейчас это называют Тайная экспедиция¹⁰! Но ты не бойся, через день два полетишь оттуда куда глаза глядят и наградой. Никто пальцем тебя не тронет.

–Но зачем это? — спросил Мишка. — Мне слово вот сей господин дал, что не учнут меня мытарить! А про Разбойный и вовсе разговора не было!

— Да ничего тебе не грозит! Посидишь немного и все. А харчь будет для тебя особый из трактира закажем, и штоф вина найдется. И вот тебе рубль для начала.

— Показания дашь по всей форме, и писарь составит с твоих слов бумагу. И, может, еще чего вспомнишь сидючи. И, главное, того человека нам укажешь, что деньги Ермолаю дал. А затем все обещанное получишь и полетишь вольной птицей на все четыре стороны.

3

Москва.

Квартира Степана Соколова.

На следующее утро Иванцов прибыл прямо домой к Соколову. Он выдернул Степана из постели и тот едва надел халат, как к нему ворвался Иван Иванович.

На лице коллежского регистратора была растерянность.

–Что случилось, Иван Иванович? С чего такая спешка? Уж не пожар ли на Москве?

–Хуже! — выдохнул Иванцов. — Мишка в узилище убит нынешней ночью!

–Что?! Как это убит? Что значит убит?! Его вчера за строгий караул посадили не где-нибудь — в Тайной экспедиции!

–А то и значит, что убили его. Я приехал за ним и подьячего привел сказку с его слов составлять. Зашли в камеру, а он лежит с распухшей рожей уже неживой.

–Убийство?

–Точно так, Степан Елисеевич.

–Вот же не повезло, так не повезло! — вскричал Соколов. — Ты Иван Иванович, сторожей-то допросил? Кто в камеру заходил?

— Они божатся что никто. Говорят не иначе нечистая сила.

— Нет, это не нечистая сила. Кое-кто обрезал ниточку.

— Салтычиха! — вскричал Иванцов. — У неё везде свои люди! Вот и донесли про Мишку.

Соколов не согласился:

— С чего Салтичихе убирать Мишку? Он ничего противу неё не сказал бы ибо не знает ничего про дом Дарьи Николаевны. Нет! Его смерть Салтыковой не нужна.

— Но он говорил, что она душегубица! Он говорил, что девок она мучит. Али вы позабыли, ваше благородие?

–Да это пол Москвы говорит, Иван Иванович. Да и кто поверил бы словам какого-то Мишки, личности темной, с законом не в ладах состоящей? Кто осмелился был на основе его показаний открыто обвинить знатную дворянку Дарью Салтыкову, что с царями в родстве состоит? Нет! Дело в ином.

–В чем же, Степан Елисеевич?

Соколов ответил:

— Кто-то не хотел, чтобы мы узнали о том, кто дал деньги Ермолаю Ильину! Ибо если мы узнаем, кто это сделал, то узнаем и то, кто стоял за жалобой императрице. Иван Иванович, давай ноги в руки, и туда где сидел Мишка.

— В Тайную экспедицию? Да я только оттуда, Степан Елисеевич!

— Еще раз поезжай, друг. Вытряси из тех, кто был ночью на страже, все. И мне не нужны россказни о нечистой силе. Они знают, кто его убил. За взятку пустили к нему убийцу. Я в этом уверен. Делай что хочешь, если надо применяй пытку, но добудь мне истину!

— Понял, Степан Елисеевич. Все исполню.

— Кто там ныне в начальниках?

— Гусев, — ответил Иванцов.

— Гусев? Знаю такого. Человек хороший и по-своему честный. Потому странно все это, ну да разберемся. А я к Цицианову поеду. Нужно не медлить с допросом самой Салтыковой.

— А куда она денется. Под домашним арестом сидит сердешная.

— Плохо ты знаешь Москву, Иван Иванович. Скоро распоряжение о домашнем аресте будет отменено.

— Как так? Но распоряжение пришло из Петербурга! — искренне удивился коллежский регистратор.

— Я знаю что говорю. Не первый год по сыскному ведомству служу…..

4

Москва.

Канцелярия Юстиц-коллегии.

В здании юстиц-коллегии Соколов сразу же натолкнулся на Цицианова. Тот был в бешенстве.

— Степан Елисеевич, не для того меня прислали из Петербурга! У вас на Москве всегда так следственные дела ведутся?

— Что, князь, неужто Салтычиху от домашнего ареста освободили? — улыбнулся Соколов.

— Уже знаешь? Откуда?

— Догадался. Вот и Иванцову я это недавно сказал. Он соврать не даст. Чей приказ?

— Прокурора Сыскного приказа Федора Хвощинского и начальника полицмейстерской канцелярии Андрея Молчанова. Приказали от всех неудобств почтенную госпожу Салтыкову освободить. Вот как! А мы тогда на что? Мы в игрушки играем? Так получается? Позавчера заключили под домашний арест, а нынче уже сняли его.

— Ты, князь, на Москве недавно и многое для тебя еще тайна в наших делах.

— Начальник канцелярии Бергоф мне ничем не помог. Только руками развел.

— Это Иван Александрович-то наш? Так что ты от него ждал? Он дело со своих рук спихнул, и ничего знать не знает. Зачем ему с салтыковской родней ссориться попусту. Помогать он нам не станет. А если и станет, то только когда поймет что это ему выгодно. У нас на Руси все решает родня, князь. Пора это запомнить.

— Но есть повеление государыни императрицы сие дело расследовать скорейшим образом!

— Идем ко мне и там поговорим. А то здесь уши лишние повсюду.

Соколов потянул Цицианова за собой.

В кабинете коллежского секретаря они заперли двери на ключ и уселись в кресла.

— Ты говорил о том, что есть указ императрицы, князь, дело сие расследовать быстро и без проволочек. Так?

— Именно так, Степан Елисеевич.

— А скажи, у императрицы нет иных дел, кроме дела Салтычихи? Она что денно и нощно сидит и думает, как Салтыкову наказать?

— Ты о чем это, Степан Елисеевич? Понятно, что у императрицы и других дел полно. Особенно сейчас. Когда раскрыт в Петербурге заговор против неё.

— Вот! Вот! Они здесь на Москве не знают, вспомнит ли государыня вообще об этом деле. И вроде следствие назначили и на Салтыкову арест наложили. Все честь по чести. А потом все и отменили. Чиновники свое дело сделали. У вас в Петербурге в Сенате дела по стольку лежат, разбирательства дожидаючись?

— Да многие почитай по полвека, — честно признался Цицианов. — Я сие понимаю, Степан Елисеевич. Но если Салтыкову не отстранить от управления имением, то она сможет наказывать свою дворню и далее! Конечно, домашний арест еще не ущемление её в правах хозяйки, но все же для дворни и такое бы сгодилось. Все же они бы видели, что закон сильнее их барыни и управу на неё найдет. А так как же нам следствие вести? Они же нам ничего не скажут!

— Ты еще не знаешь, князь, что Мишку убили. Вот беда так беда.

— Что? Как убили? Он же в узилище был запрятан? — глаза Цицианова полезли на лоб.

— Вот там и достали его сердешного. Я послал туда Иванцова, дабы разобрался во всем.

— Да кто его убить то мог? Что происходит у вас на Москве? Как могли вот так запросто убить свидетеля в каземате приказном? Кто?

— Вот и мне это интересно. И этот кто-то не хотел, чтобы Мишка опознал того, кто деньги для Ермолая Ильина достал. Ниточку нам начисто обрезали. И это были не люди Салтыковой. Мишка не был для её дела опасен. Скорее наоборот.

— Так ты считаешь, Степан Елисеевич, что кроме тех, кто работает на Салтыкову, есть и те, кто работает против неё?

— Трудно пока выводы делать, князь. Трудно. На Мишку-то этого мы случайно напали. Если бы не Иванцов мы бы о его существовании и не подозревали.

— Да кто кроме нас троих знал про Мишку-то, Степан Елисеевич? Ты, я да Иванцов.

— А разве никто не видал, как Иванцов его сюда доставил? Десяток людей видали из канцелярии. Да и подслушивать у нас любят. Особенно слуги. Ой, как любят! Сам не раз тех людишек ловил, и рожи им бил. Да мало сие помогает, князь.

— А если допросить всех сторожей, что Мишку стерегли?

— Уже дал я такое задание Иванцову. А нам стоит о другом пока подумать. Нужно начать собирать свидетельства очевидцев по делу. И начнем мы с самой Салтыковой.

— Много она тебе расскажет, держи карман шире, — саркастически ухмыльнулся Цицианов.

— Но познакомиться с ней поближе стоит, князь. Посмотрим, что она собой представляет. И позволение для допроса дворни у неё нужно получить. Поедем к ней сейчас же. Твой княжеский титул нам здесь поможет. А то я сам понимаешь человек не особо знатный. Мои отец и дед хоть и служили, но как у нас говориться «щи лаптем хлебали». А Салтыкова столбовая дворянка. Но тебя она уважит.

Примечания

9

Баил — говорил.

10

Тайная экспедиция — центральное государственное учреждение в Российской империи, орган политического розыска (1762—1801). Формально ведомство возглавлял генерал-прокурор Сената Но фактически экспедицией руководил обер-секретарь Шешковский С.И.