Наследники Мишки Квакина. Том IV

Влад Костромин

Сборник «Наследники Мишки Квакина. Том IV».Является продолжением сборников «Наследники Мишки Квакина» том I – II – III. Вас снова ждут веселые и забавные, а порой и страшные, приключения юных костромят Пашки и Влада, их заумного хвастливого и скаредного отца, чопорной строгой и экономной матери, глупых жадных родственников и разнообразных деревенских друзей.

Горбатого могила исправит

— Нам нужен горбатый, — Пашка вылез из крышки гроба.

— Зачем?

— Мамка же говорит, что горбатого только могила исправит. Так?

— Ну.

— А если просто в гробу полежать? Поможет?

— Я откуда знаю? — я пожал плечами. — И это не целый гроб, а только крышка.

— Все равно, надо проверить.

Я задумался. Горбатых в деревне не было, но любопытство уже засунуло когти в мой мозг.

— А если не горбатого?

— А кого?

— Заику можно.

— Кто у нас заика?

— Не знаю.

Мы молча смотрели друг на друга.

— А если дурачка?

— Это тебя что ли? — я рассмеялся.

— Красотьевича можно.

Красотьевич был погорельцем и жил вместе со свиньей Муськой в самодельной хижине на «старой» деревне.

— Красотьевич просто погорелец, а так не дурак.

— Точно?

— Точно. Он когда сторожем на ферме работал, то теленка украл. А когда ток сторожил, то зерно продавал.

— Не дурак, — согласно кивнул Пашка. — А если Васю Пепу?

Пепа был старше меня, ростом повыше, но по уму отставал даже от Пашки и его друзей. Единственной отрадой в его жизни были птичьи яйца. Он не мог пройти мимо гнезда. Ловко как обезьяна залезал на любое дерево и прямо там выпивал яйцо, посыпая солью и заедая черствым хлебом. Уж сколько его гоняли мужики, а все равно. Выйдет, оглянется, что нет никого и юрк на дерево! Только пустая скорлупа вниз сыпется.

— Идея, — я задумчиво потрепал брата по волосам, — но как его заманить?

— Яиц пообещаем.

— Где мы яйца возьмем?

— В ящике.

Мать собирала яйца в посылочные ящики под креслом в прихожей, чтобы потом подложить под квакух-наседок.

— Егоровна нас удавит.

— Это да.

— Сигарет можно предложить, — осенило меня. — Вася курит, а ему бабка денег на сигареты не дает.

— Сигареты где возьмем?

— Пока батя пьяный, можно стянуть.

— Побьет, если поймает.

— Риска меньше, чем если Егоровна с яйцами поймает.

— Так оно да.

Мы крадучись вошли в дом. На кухне громко хохотала мать.

— Свихнулась? — Пашка покрутил пальцем у виска. — Ку-ку?

— Мало ли, — прошептал я, — может прикидывается.

Стали красться к спальне.

— Вы чего? — раздался за спиной голос матери. — Украсть что-то задумали, падлы купоросные?

— Да мы, — пропищал Пашка, — того.

— Чего?

— В комнату к себе шли, — обернулся я.

— Правда? — стоящая в дверях кухни мать подозрительно прищурилась. — Вроде как в зал шли?

— Нет, к себе.

— А чего к себе? Свиньям сварили, коров встретили?

— Мы это, — лихорадочно придумывал я, — хотели книгу взять.

— Какую? — подозрительности матери позавидовал бы иной штурмбанфюрер СС.

— Эту… — я задумался. Ошибка могла дорого стоить, — «Записки натуралиста».

— Зачем?

— Ну, это…

— Птицы, — сказал Пашка.

— Что птицы?

— Как их варить, — Пашка снял кепку и вытер вспотевший лоб.

— У вас есть птицы? — не поняла мать.

— Вдруг поймаем, — брат широко улыбнулся, — и чтобы тебе правильно приготовить, — преданно уставился на мать.

Она задумалась, глядя на нас и поигрывая в руках привезенной отцом сковородкой.

— Мы пойдем? — осторожно спросил я.

— Куда?

— Корову же встретить надо.

— Идите… дети, — опустила сковороду. — А вы знаете, Свечкины думают, что Пашка помер…

— Все там будем, — я развел руками.

— Дуры, ха-ха-ха, — откинув сковородку, засмеялась мать. — Думали, приедут на похороны с пустыми руками — погулять на дармовщинку.

— Клуши, — согласился Пашка.

— Ты молод еще, — одернула мать, — родную тетку клушей называть. Идите, куда шли.

Мы прошли в свою комнату, мать ушла хохотать на кухню.

— Как мы сигареты сопрем? — прошептал Пашка.

— Сейчас, — я выглянул в прихожую. Матери не было видно. — Я в спальню.

Проскользнул в зал, оттуда в спальню. Отец величаво развалился на кровати, положив на груди партбилет. Я осторожно ощупал боковой карман пиджака, вытащил сигареты.

— Кто здесь? — вскинулся отец.

— Я это, Влад. Мамка просила спросить — суп греть?

— Скажи, он мне в тюрьме надоел, — повернулся на бок и захрапел.

Я поспешно выскочил из спальни.

— Что ты там делал? — в зале стояла мать.

— Батя звал.

— Почему я не слышала?

— Не знаю, — я пожал плечами.

— Что ему надо, паразиту?

— Сказал, суп в тюрьме надоел.

— Белочка у падлы, — задумчиво сказала мать, — бредит среди бела дня.

— Уже вечер, — выглянул из двери Пашка.

— Больно умный? — развернувшись, мать ловко пнула его в живот. — Покалечу, купоросник! Коклюш на твою голову и сухотка в придачу! Так что батя сказал? — пристально смотрела на меня.

— Что суп в тюрьме надоел, — я боязливо попятился.

— Зажрался, урод. Давно капустного супа с лындиками не ел. Ладно.

— Плащ пропал, — заблажил из спальни отец.

— Вить, какой еще плащ?

— Как какой? Синий, габардиновый.

— Окстись, Господь с тобой! У тебя сроду такого плаща никогда не было.

— Как не было?

— Так и не было.

— Так он мне приснился?

— Да.

— Тогда ладно.

— Ты, Витя, дегенерат натуральный. Спи, ирод. Ты куда шел? — смотрела на меня.

— Свиньям варить.

— Еще не сварили? — нахмурилась.

— Варим.

— Иди, нечего тут подслушивать.

Я выскочил из ловушки зала, подхватив согнувшегося в прихожей брата. Вышли на улицу, сели у костра варить свиньям.

— Взял?

— Угу, — я украдкой показал вытащенные сигареты, — хорошо, что успел за пазуху их засунуть, а то бы попался.

— Батя не хватится?

— Он пьяный, ничего не будет помнить.

— А Пепе хватит?

— Должно хватить, тут почти полная пачка.

Между тем, в куркурятнике шло совещание.

— Валька что-то крутит, — уверенно заявила старшая Свечкина, — она хитрая, синтепонщица еще та.

— Она может, — Лариске не раз перепадало от нашей матери. — Что будем делать?

— Звякну-ка я еще разок Лакизе (девичья фамилия Лобанихи), — тетя Нина пошла к телефону и заказала межгород. — Нин, это опять я. Что там у вас творится? Я Вальке позвонила, она говорит, все нормально.

— Сходили мы с Танькой Моргунихой к Егоровне. Ты не поверишь, она пьяная валяется, еле встала.

— Как пьяная? — оторопела Свечкина. — А Витька где?

— Владимировича нет, — на ходу сочиняла Лобаниха, — а у Егоровны весь дом голый, ни матрасика, ни простынки.

— А Пашка?

— Пашка умер, а хоронить не хотят, — очень натурально всхлипнула соседка. — Ты же знаешь, Егоровна жадная.

— Это да.

— Я понимаю, он шкода был, всех допек, но нельзя же так? Не по божески, не хоронить-то. Да?

— Жди, мы завтра приедем и разберемся.

Васю мы встретили, когда шли встречать скот.

— Вась, ты сигарет хочешь? — спросил я.

— А есть? — Пепа привычно поддернул черные сатиновые трусы длиной до колена. — Давай.

— Есть, но тут такое дело…

— Какое?

— Мы опыт решили провести.

— Какой?

— Такой! — вступил Пашка. — Научный!

— Фига, — Пепа уважительно посмотрел на нас, — опыт! А я что? Я неграмотный.

— Надо будет в одном месте полежать, — уклончиво сказал Пашка. — Согласен?

— Полежать, да? — Пепа поочередно смотрел на нас.

— Угу, — кивнул я.

— В одном месте?

— Угу.

— За сигареты?

— Ну.

— Бить не будут? — Вася прищурился.

— Нет, — твердо сказал Пашка.

— За что тебя бить? — успокоил я. — Ты же ничего делать не будешь, просто лежать.

— А лежачего не бьют, — покивал Пепа.

— Ну, полежишь недолго и все.

— Недолго? — Вася не мог понять, в чем подвох.

— Совсем чуть-чуть.

— Ладно, куда приходить и когда?

Я посмотрел на Пашку.

— Давай завтра утром к нашему погребу, — решил брат. — Только чтобы родители не видели.

— Само собой, будь спок, — Пепа с достоинством нахлобучил картуз поглубже и пошел по своим делам.

Возле бревен, где ждали скот, встретили Шурика.

— Ты живой? — удивился он и, сорвав свой знаменитый кепарик, шлепнул его об асфальт.

— Живой, только кашляю, — закивал Пашка.

— А я думал…

— Не ори, — брат прервал друга, — дело есть.

В саду была недокопанная нами землянка с подземным аппендиксом метра два. Когда в ней едва не засыпало Пончика, мы копать ее бросили, но теперь было решено подготовить из нее «лечебную могилу» для Пепы.

Назавтра была суббота. Отец достал сапоги из-под подушки и встряхнул, проверяя, нет ли чего внутри.

— А чего ты их трясешь? — спросил Пашка.

— Проверяю, не нагадил ли кто.

— А кто в них может под подушкой нагадить?

— Мало ли… — загадочно посмотрел на нас папаша, — пигмеи всякие. Медицине подобные случаи известны.

— Вить, не глуми детям голову.

— Я их тут учу, как Костромило Мудрый.

— Форменный дегенерат, — мать плюнула на пол и ушла жарить на новой сковородке блины.

Пашка украдкой выскользнул из дома.

Раздался звонок в калитку.

— СтаршОй, сходи, посмотри, кого нам гидра контрреволюции принесла с утра пораньше.

— Думаешь, это гидра?

— Конечно, трудовой народ седьмой сон видит после трудовой рабочей недели, шляются только контры и гидры.

Я вышел, открыл калитку. За забором ждала целая делегация: обе Свечкины (старшая и младшая), бабушка Дуня (мать отца), Лобаниха, Лобан и лобанята (Вовка и Верка).

— Веди, — строго сказала мне бабушка.

— Коль, мы тут подождем, — Лобаниха придержала Лобана за рукав, не рискуя попасть нашей матери под горячую руку, когда та узнает про вчерашние выдумки.

— Витя, за сковородой идут! — увидев из кухонного окна делегацию, мать заметалась, как испуганный заяц-русак, не зная, куда деть горячую сковородку.

— Кто идет? — отец вышел, красуясь в сапогах.

— Бабка Дуня со Свечкиными приехали!

— Твою мать! Как же узнали? — он упал на табурет, срывая сапоги. — Теперь может произойти катастрофа или катаклизм! Ты чего носишься, как голый в бане?

— Сковородку куда прятать?

— Кинь в кладовку на полку.

— Не загорится?

— Нет! — швырнул сапоги под кресло.

Мать выскочила на веранду и швырнула сковородку в чулан. На веранду вошли гости.

— Здравствуйте, Евдокия Никифоровна, — залебезила мать, — здравствуй, Нина, Лариса, здравствуй. Не ждали вас.

— Оно и видно, что не ждали, — сурово ответила бабушка. — Витька где?

— Завтракает.

— А Пашка?

— Влад, где Пашка? — мать уставилась на меня.

— Ну… это… был тут…

— Не мямли! Где брат?

— В саду, вроде.

— Позови!

— Валь, не надо, — остановила бабушка, — мы сами сходим и посмотрим.

— Сами, сами, — закивали Свечкины.

— Идите, — чувствовалось, что мать с трудом сдерживается, чтобы не добавить «падлы». — Влад, проводи дорогих гостий.

Я нехотя вышел с веранды и повел их в сад.

— Паш, — позвал, надеясь предупредить брата, — тут к тебе…

Рука тети Нины зажала мне рот.

— Тихо, — по-змеиному прошептала тетка.

Пролезли сквозь жерди изгороди, обошли заросли малины.

— Вон, — указала Лариска на Пашку, Шурика и двух юных шалопаев: Башкиренка и Рябича, сгрудившихся вокруг ямы. Рядом были воткнуты две лопаты.

— Живой? — громко спросила тетя Нина, подойдя к компании.

— Кто? — Пашка, вздрогнув, обернулся, глаза его заметались за толстыми стеклами очков.

— Ты.

— Ну… — брат старался стать так, чтобы скрыть яму, но не получалось.

— А что это вы тут делаете? — Лариска всегда отличалась ехидством.

— Мы… — Моргуненок беспомощно оглянулся на приятелей, — червей копаем…

Все взгляды скрестились на яме.

— В такой яме? — не поверила сестра.

— Выпустите меня! — глухо донеслось из-под земли. — Хватит!

— Что это? — тетя Нина перекрестилась.

— Это?.. — Пашка оглянулся на яму. — Это на дороге кричат.

— Хватит! — снова донесся голос, и комья свежей земли в яме зашевелились.

— Свят, свят, свят! — тетка, крестясь, попятилась.

Лариска хлопнулась в обморок. Бабушка сжала губы и шагнула к яме. Приятели, переглянувшись, ринулись наутек, бросив Пашку. Пашка попятился и упал в яму, вызвав сдавленные ругательства придавленного Пепы. Падение обрушило на Васю еще один пласт земли. Я кинулся вытаскивать брата:

— Руку давай! — выволок его из ямы. — Вася там?

— Он, мы его слегка землей забросали.

— Вась, ты живой там? — я повысил голос.

— Выпустите меня! Мне не надо сигарет!

— Какие еще сигареты? — тетя Нина перестала креститься и цепко ухватила меня за шиворот.

Пашка, словно вспугнутая в овсах куропатка, кинулся бежать в сторону карьера.

— Не знаю, я откуда знаю?

— Вы чего орете? — незаметно возникла мать.

— Васю Пепу землей засыпало, — мрачно объяснил я.

— Как он туда попал? — изумилась мать.

— Ну… — попытался незаметно вырваться, но Свечкина, бывшая трактористка, держала крепко.

— Они еще и курят, — с готовностью заложила тетя.

— Курят?! — увесистый кулак матери врезался мне в левый глаз, выбив из него искры и слезы.

Я повис на руке тети.

— Падлы! — сапог матери прилетел в живот. Я согнулся. — Курят они! Ты подумай!

— Бестолочь! — тетка отвесила мне тяжелую оплеуху. — Родителей позоришь!

— Нин, дай я его разорву!!! — мать вцепилась в мою рубаху.

Старая отцовская рубашка не выдержала двойного напора и лопнула. Я рванулся из лоскутов и кинулся бежать за братом. Мать схватила лопату. Разбрасывая землю, в яме поднялся грязный как черт Вася Пепа.

— Падла! — прокричала мать, переломав об его голову черенок лопаты.

Дома мы не ночевали два дня, пока гнев матери не утих. Хорошо, что в грязи гости не увидели крышки гроба, иначе бы нас точно похоронили.