Эта короткая счастливая жизнь

Виталий Вавикин, 2014

Главный герой смертельно болен. Чтобы семья не видела его предсмертных страданий, он уходит на съёмную квартиру, где начинает слышать пение несуществующей женщины. Изучив архивы, он узнаёт, что в этой квартире семьдесят лет назад жила певица. Теперь он не только слышит её, но и видит. Но этого мало. Его тело умирает, и он хочет увидеть мир певицы перед смертью. Комната меняется, словно мир переносит его в прошлое. Он выходит за дверь и оказывается в тридцатых годах двадцатого века, где болезнь отступает и, пока он не вернётся назад, он может жить. Но певице нужна помощь, нужны ответы, получить которые можно только в будущем – настоящем главного героя, где его поджидает смертельная болезнь…

Глава четырнадцатая

Ночь. Фанни останавливается и награждает Лаверна пытливым взглядом. Сколько нужно слов, чтобы рассказать историю своей жизни? Сколько нужно жизней, чтобы они сложились в одну историю?

— Презираешь меня? — спрашивает Фанни, с каким-то отрешённым безразличием.

— С чего бы это? — пожимает плечами Лаверн.

— Ну, как же, — она вспоминает сына. — Мои родители, например, презирают.

— Нравы меняются.

— Дожить бы до этого, — она достаёт сигарету и закуривает. — Так ты говорил, что умираешь от рака?

— В своём мире.

— Как это?

— Если бы я знал, — Лаверн замолкает, подняв голову к звёздному небу.

«Странный, очень странный мир», — думает он, прислушиваясь к далёкому голосу Фанни. Она разговаривает со своей подругой о нём. Разговаривает о человеке, которого не должно быть здесь…. Но он есть.

— Эй, — осторожно, словно боясь напугать, Фанни берет его за руку. — Майк? — она ждёт, пока он не оторвётся от созерцания звёздного неба и не посмотрит на неё. — Майра сказала, что ты можешь остановиться у неё.

— Майра? — ему снова начинает казаться, что это всего лишь сон.

— Моя подруга. Помнишь? — зелёные глаза Фанни пытливо вглядываются в его лицо. — Ты уверен, что с тобой всё в порядке?

— Нет, — Лаверн заставляет себя посмотреть на дом Майры. В голове мелькают странные, усталые мысли. «Сон. Сон. Всё это сон. Всего лишь сон».

— Майк, — голос Фанни выводит его из оцепенения.

Нетвёрдые ноги несут вперёд. Заспанная, не первой свежести женщина торопит его недовольным взглядом. Запах корицы и плесени вгрызается в ноздри. Кажется, ещё пахнет жареной картошкой, но Лаверн не уверен. Сейчас он уже ни в чём не уверен.

Майра проводит его в комнату, протягивает старое одеяло и сальную подушку. Тишина усиливает чувство нереальности. Майра не говорит ни слова. Её шаги кажутся лёгкими и воздушными. Словно сошедший с небес ангел, она проплывает мимо него в темноту дверного проёма. Закрывает дверь.

«Это просто сон», — снова думает Лаверн, пытаясь вспомнить подробности.

Старый диван призывно раскрывает пасть, обещая сладостные грёзы. А утром вернётся боль. Мысль об этом заставляет Лаверна цепляться за эту реальность, учиться наслаждаться каждым мгновением. «Как жаль, что нельзя остаться здесь навсегда, — думает он, засыпая. — Как жаль, что утром всё закончится, изменится, возвратит в суровой мир реальности». Но когда наступает утро, всё остаётся по-прежнему. Он сидит на кухне с Майрой и пьёт чай. Сон отступил, а ночь вернула сознанию трезвость и ясность.

— Так откуда ты? — спрашивает Майра, которой утро придало какое-то скромное очарование.

— Балтимор, — отвечает Лаверн первое, что приходит в голову.

Майра удивлённо поднимает брови, рассказывает о знакомом художнике родом из Балтимора.

— Он всё повторял, что Балтимор самый лучший город, — говорит Майра.

Её глаза тускнеют. Пелена воспоминаний бросает тень на её свежее лицо. Что-то тяжёлое и грустное. С каким-то безразличием, скорее для того, чтобы отвлечься, чем чтобы поддержать разговор, она спрашивает Лаверна, чем он собирается заняться в Чикаго и чем занимался в Балтиморе. Вопрос ставит его в тупик, заставляя говорить правду.

— Фотограф?! — оживляется Майра. — Хочешь открыть здесь свой салон?

— Салон?

Новая жизнь опять начинает казаться Лаверну сном, но тяжести от восприятия странного мира нет. Ничего не меняется: формы, вкусы, запахи. С грустью и смутной надеждой Лаверн говорит, что неплохо будет найти хоть какую-нибудь работу. Взгляд Майры становится колким и пытливым.

— А ты чем занимаешься? — спешит сменить тему разговора Лаверн.

— Да всем понемногу, — Майра улыбается. — В основном натурщица, а так, кем придётся.

— Натурщица? — Лаверн невольно вспоминает свою прежнюю работу. — Я когда-то делал подобные фотографии.

— Фотографии? — брови Майры хмурятся. — Как-то раз мне предлагали нечто подобное… — она пытливо вглядывается Лаверну в глаза. — И почему нам с Фанни всегда достаются подобные мужчины?! — её губы изгибаются в улыбке. — Хотя, так даже забавнее!

Детский задор, который звучит в её голосе, заставляет Лаверна улыбнуться вместе с ней. Страхи отходят. Он здесь, в этом мире. Среди странных людей, которые, кажется, ничуть не отличаются от тех, рядом с которыми он жил прежде.

— Думаешь, я смогу найти здесь работу? — спрашивает он, когда завтрак закончен. — Любую, лишь бы на первое время заработать себе на жизнь.

— Любую?! — Майра оживляется и долго вглядывается ему в глаза, словно ожидая подвоха. — Попробуй обратиться в газеты, — говорит она, наконец.

И вот Лаверн идёт по шумным улицам родного-чужого города. Как много он знает о фотографии, но как мало это значит в этом мире! Робость превращает его в мальчишку. Как же сильно хочется остаться здесь! Как же сильно хочется получить второй шанс. Лица, которые он видит, кажутся самыми приветливыми. Голоса — самыми милыми. Хочется объясниться в любви каждой девушке. Пожать руку каждому прохожему, назвав его лучшим другом.

— Ну, как успехи? — спрашивает вечером Майра.

— Кажется, меня берут в «Требьюн»! — говорит Лаверн с детским энтузиазмом.

Да. Он снова живёт. Снова строит планы на будущее. И снова смеётся над трудностями. Теперь нужно лишь вернуться в дом Фанни, пройти сквозь старую дверь, и, попав в свой мир, уладить пару технических вопросов. Сделать себе новые документы, сходить в библиотеку и почитать о фотографии тридцатых.