Король-убийца

Виктория Фрэнсис

Королевство магии окутывает тьма. Король мира, самовлюблённый циник Вальтэриан Колд, ищет невесту. Каждой из претенденток он задаёт три задания. Цена невыполнения – смерть. Убивая ради удовольствия, Вальтэриан настроил против себя многих лордов. Они хотят свергнуть его, хотя сами погрязли в праздности и разврате. Их недовольство усиливается, когда у короля появляется новая невеста. На юге зреет восстание. Мятежники согласны заключить мир, если Вальтэриан выдаст сестру за их предводителя.

Глава 4

Змеи

Вальтэриан Колд восседал на ледяном троне в окружении гвардейцев и советников. Придворные говорили шёпотом, чтобы не мешать ему читать доклад о военных действиях на юге. За стенами слышалось завывание метели.

— Ваше Величество, прибыли послы из Штормгрота, — объявил дядя короля эрцгерцог Иувеналий Колд.

— Пусть заходят, — разрешил Вальтэриан и жестом велел стражникам открыть дверь.

В тронный зал прошли семь послов. Двое несли портрет Астрид. Камзолы их отражали принадлежность к династии Мейрак. Чёрные узоры с вкраплением агатов переливались на фиолетовом фоне. Поклонившись, послы приблизились к трону.

— Ваше Величество, правительница людей передаёт подарок, — произнёс один из них.

Король снял красную ткань с портрета и склонил голову, смотря на холст. Его привлекли глаза невесты. Они заглядывали в самые потаённые уголки души, заставляя ледяное сердце биться чаще. Вальтэриан почувствовал магию приворота и отвернулся.

— Передайте леди, что мне понравился подарок, — как яд пролились слова короля, но дипломатией он не пренебрёг. — С нетерпением жду её в столице. Леди Саломея, распорядитесь, чтобы послы ни в чём не нуждались. Все свободны.

Главная придворная дама увела гостей из тронного зала. За ними ушли придворные и гвардейцы, оставив короля в тишине, которую он любил. Вальтэриан протянул руку к изображению Астрид, и оно покрылось льдом.

— Твоя новая жертва, племянник? — послышался голос из темноты.

Позади трона открылся проход, и к Вальтэриану подошла стройная эльфийка лет сорока. Возраст не портил её. Ведь представители этой расы стареют медленнее других. Платье из змеиной кожи обтягивало тело эльфийки, сверкая подобно её изумрудных глазам. Белая кожа отливала светло-зелёным, как у всех эльфов. Густые чёрные волосы были заплетены в косу, которая словно корона обвивалась вокруг головы. Эльфийка окинула взглядом оледеневший портрет и произнесла хрипловатым, полушипящим голосом:

— Красивая. В гробу будет хорошо смотреться.

— Тётя Еликонида, — улыбнулся король. — Вы вовремя. Человеческая девка не так глупа, как я думал. Она пыталась приворожить меня.

— Вальтэр, мой милый Вальтэр, Астрид не способна на колдовство, — сказала леди Снэик снисходительно, точно объясняла очевидное ребёнку. — Здесь замешена магия дома Фаиэ.

— Вы во всех бедах вините правителей запада, — отмахнулся Вальтэриан. — Фаиэ и Мейраки никогда не ладили. Вампиры пожирают людей, а не помогают им. Закон препятствует убийствам. Но вы ведь понимаете, ни один закон не изменит природу хищника.

— Не изменит, — согласилась Еликонида. — Может изменить кое-что другое.

— Вас опять тревожат призраки прошлого? — догадался король.

— Ты не убил леди Беатрису Фаиэ, — напомнила эльфийка. — Всё это время она провела в Смертфэлке. Недавно сбежала, и ты вместо того, чтобы бросить все силы на её поимку, бездействуешь!

— Мои воины не нашли Беатрису, — вышел на балкон Вальтэриан.

— Пойми, племянник, она не невинна, как кажется, — приблизилась Еликонида. — Леди Фаиэ лгала, обвиняя меня в исчезновении моей сестры. Ей выгодно поссорить нас, чтобы лишить тебя защиты и управлять тобой, как марионеткой! Не доверяй женскому обаянию. Деревенский мужлан может себе такое позволить. Но королём мира не должны управлять через постель!

— Довольно, — поднял руку Вальтэриан, призывая к молчанию. — Я не раз слышал ваши доводы. И верю вам. Хотя вы льстите Беатрисе, описывая её коварство. Она хотела добиться моего расположения. Не более. Обвинять вас, конечно, было глупо. За это леди Фаиэ заплатила сполна.

— Она пыталась хитростью завоевать твою любовь и использовать с выгодой для себя! — настаивала эльфийка.

— Не исключаю, — произнёс король. — Но в сегодняшнем инциденте она не виновата. Даже глава династии Фаиэ, её мать, не знает, что во время пожара в Крэвэлэнде Беатриса выжила и месяц провела в Зимней Розе. Со мной. Я исцелил её и заключил в Смертфэлк. Это справедливое наказание. Убийство — перебор. Память Беатрисе я стёр. Получить поддержку семьи она не может. Помочь Мейракам тем более.

— Всё же избежать наказания ей удалось, — не унималась Еликонида. — Ты её недооцениваешь. Она легко обманывала тебя раньше. Теперь вновь перехитрила. Не думала, что история повторится. Преступница на свободе. Король в дураках!

— Тётя, не забывайтесь, — предупредил Вальтэриан, хищно сверкнув голубыми глазами.

— Ты прав, — взяла его за руку эльфийка. — Если ты стёр Беатрисе память, нам не о чем беспокоиться. Она наверняка в одном из борделей Сноуколда ублажает очередного мужчину и не помышляет о придворных интригах.

Вальтэриан промолчал, бесстрастно глядя в небо, под которым простирались его владения. По выражению лица короля невозможно было понять, как задели его слова тёти.

— Я не желаю причинять тебе боль, — продолжала она, довольная произведённым эффектом. — Ты и сам видишь, чувства к леди Фаиэ опасны. Они лишают тебя сдержанности и рассудка. Слова о ком-либо не должны нарушать душевный покой властелина мира.

— Знаю, — сквозь зубы процедил Вальтэриан.

— Ты стал недооценивать предателей, — заметила Еликонида. — А в молодости смотрел на мир реально. Беатриса — болезнь, которую нужно вытравить из твоего разума и сердца. Чувства — слабость. Тот, кто любит, уязвим. Запомни! Не позволяй чувствам брать вверх. Слабые на троне не задерживаются.

— Вы стоите не перед простым мужчиной, — напомнил король. — Я умею контролировать низменные порывы. Поэтому правлю много лет. Любовь мне не присуща. Я удовлетворял потребности за счёт Беатрисы Фаиэ, не более. У меня нет слабостей. Просто я собственник. Мне не нравится думать, что моя вещь в чужих руках. Полагаю, это характерно для всех правителей.

— Мир у твоих ног, — указала на бескрайние просторы севера Еликонида. — Ощущать себя хозяином всего для тебя норма.

— Я Колд, — гордо произнёс Вальтэриан. — Лёд у меня в крови. Он подавляет любые эмоции. Ни одна леди меня не окрутит. Не думайте об этом. Я презираю всё, что делает магов слабыми.

— В крови лёд, в сердце камень, — одобрила эльфийка. — Так и должно быть, мой мальчик. Лучше умереть, чем позволить слабости проникнуть в сердце и разъедать его, подобно червю. Ты обязан быть сильным, мудрым и бесчувственным, как твой отец, король Зигфрид. По-другому не выжить.

— Жизнь в столице напоминает войну, — проговорил король. — Но на поле боя ты хотя бы знаешь, кто поднял против тебя меч. Здесь же нескончаемое противостояние сил, знаний и интеллекта. У кого их больше, тот победит. И не факт, что перед смертью ты его увидишь.

— Мы должны держаться вместе, племянник, — заглянула ему в глаза Еликонида. — Тогда никто не заберёт у нас власть, данную по праву крови.

Вальтэриан кивнул и ушёл с балкона. Кроме побега бывшей любовницы его тревожило отсутствие кузена. Он боялся, что Норд попал в неприятности. Однако ничего для поиска не предпринимал. Король чувствовал: опасения напрасны и кузен прибывает в безудержном веселье, как подобает молодым богачам. Подозрения оказались верны.

В самом дорогом борделе Сноуколда, на огромном ложе, лежал лорд Норд Колд. Его короткие серебряные волосы взмокли от пота. Крепкое тело содрогалось в конвульсиях после ночи с умелыми куртизанками. В зеркалах на потолке и стенах отражалось заспанное лицо с кругами под глазами.

Кузен короля встал, лениво откинул тонкое одеяло и принялся застёгивать синюю рубашку. Он не заметил, как сзади подошла женщина, прикрытая одними волосами, и обняла его за плечи.

— Отстань, голова болит! — отстранился Норд.

— Милорд ещё чего-нибудь изволит? — полюбопытствовала куртизанка, не желая отпускать богатого клиента.

— Карета моя у входа? — прорычал лорд, прислоняя ко лбу холодную бутылку из-под хионфлорского вина.

— Да, мой господин, — промурлыкала обольстительница.

— Пошла вон, — указал на дверь Норд. — Время закончилось. Тебе я заплатил.

— Как скажете, — покачнулась куртизанка, имитируя поклон.

Кузен Вальтэриана откинулся на вишнёвые подушки и зашипел, страдая от похмелья. На полу валялись пустые бутылки вина, разбитый кубок и одежда.

Ночью Норд здорово повеселился с друзьями-лордами. Наутро пришло время платить головной болью, тошнотой и криками опекуна-короля, который точно доволен не будет. Друзья давно уехали. Но нежелание Норда возвращаться в замок мешало последовать их примеру. Он нежился в кровати, пока солнце не стало выедать глаза.

К обеду лорд оделся и покинул красное здание борделя. Морозный воздух охладил изнеженного парня. Тот покрылся мурашками и быстро запрыгнул в карету. Кучер ударил тройку белых единорогов, и они пустились в галоп, везя голубую карету с помпезными вензелями.

Звон копыт эхом разнёсся по столице. Колокольчики на дуге зазвенели, оповещая, что Норд Колд едет. Карета неслась, заставляя прохожих сторониться. Кучер кричал: «Эх, разойдись!» Он знал: молодой господин любит пафос, и гнал коней, не жалея сил. Ведь пьяный Норд щедр и за особое старание доплачивает. Однако из-за плохого самочувствия лорд не обратил на кучера внимание.

Он лёг на сиденье, обитое крокодиловой кожей, и раздосадованно вздохнул, вспомнив об опекуне. «Теперь придётся выслушивать бредни Вальтэра, — проворчал Норд. — Я не сын ему, чтобы подчиняться! Зачем мне жить по его указке? Это моя жизнь. Завещал бы корону, тогда ладно. А так, пусть к болотным тварям катится!»

— Приехали, милорд! — раздался зычный голос кучера.

— Уже? — подскочил лорд. — Ладно, выхожу.

Он встал, шатаясь, и побрёл в замок. В своих покоях Норд с удивлением обнаружил Вальтэриана. Тот сидел на высоком стуле, закинув нога на ногу, и пристально смотрел на кузена.

— Мне доложили, где ты провёл ночь, — сказал король. — Не сыщики. Служанки шептались. Я услышал и потребовал рассказать.

— Что в этом такого? — угрюмо поинтересовался Норд. — Я мужчина. Иметь женщину моя естественная потребность!

— Имей сколько угодно, — фыркнул Вальтэриан. — Да только так, чтобы об этом не шептался весь Альтаир, и я точно знал, где ты. Тебя могут похитить. А меня шантажировать твоей жизнью.

— Вы забудете про меня и всё, — заявил Норд. — Шантажировать вас мной бесполезно.

— Ты сын моего покойного дяди Феликса, — поднялся король. — Ты Колд! Не хочу, чтобы пролилась кровь члена нашей династии.

— Семейные узы, — с издёвкой проговорил кузен. — Прелестно! Вы заботитесь обо мне с сестрой после того, как ваш отец убил нашего ради трона. Премного благодарен!

— Мир завоевал Зигфрид, — напомнил Вальтэриан. — Феликс пытался его свергнуть. Казнь бунтовщиков — логичное следствие восстания.

— Разумеется, — проворчал Норд.

— На карете тоже катайся аккуратнее, — продолжал король. — Благо в прошлый раз ты простолюдина сбил. Переехал бы лорда, затыкать родственников пришлось бы не мечом, а деньгами.

— Вам ли слухов бояться, — скривился кузен. — Вы сами-то…

— Я выбираю жертв из тех, за кого некому вступиться, — пояснил Вальтэриан. — Мнение других мне безразлично.

— С Паулин вы просчитались, — хмыкнул Норд. — Граффиасы весь юг подняли на войну.

— Как поднялись, так и полягут, — пообещал король. — Мы подавим восстание, когда я сочту, что южане достаточно ослаблены осадой.

— На этом лекция о правилах поведения закончена? — полюбопытствовал кузен.

— Хочешь сказать, я становлюсь таким же нудным, как Еликонида? — удивился Вальтэриан. — Я просто хочу передать тебе опыт! Ты должен понимать: не стоит демонстрировать перед подданными богатство и спесь.

— Некоторые лорды говорят, что, выходя к простолюдинам нужно выглядеть проще, дабы очаровать их, — вспомнил Норд. — Бедные озлоблены и хотят отомстить кому-то за свою ущербность. Лорд должен иногда давать им подачки, как собаке кость, и лишней раз не показывать своё сытое лицо. Усмирять разгневанную толпу затратно. Да и перед соседями неудобно. Поэтому все лорды стараются показать, что и сами богаты, и подданные не бедствуют. Мне так рассказывали…

— Знать бы, кто, — возмутился Вальтэриан. — Я выделяю золото на возведение храма. Лорды строят какое-то захолустье. Половину денег себе забирают. Воруют они, а крестьяне думают на меня. Хотя мне смысла нет. Я король. Всё и так моё. Лорды грабят мои земли!

— Не знаю, кто просветил меня в лордовскую философию, — буркнул Норд, не помня тех, с кем выпивал. — Но смысл разговора я понял. Истинные богачи стремятся казаться беднее, чем есть, запутать мозги крестьянам и оставить их голодными.

— Верно, — подтвердил король мира. — Ты неплохо понимаешь ход мыслей придворных интриганов. Хотя тебе девятнадцать.

«Только ваши думы мне не ясны, — хотелось сказать Норду. — Я до сих пор не понимаю, на чьей вы стороне. Волнуетесь за бедных и не любите окружающих вас лицемеров. Или это маска, и вы обманываете меня?»

— Вы с шестнадцати лет славились остроумием и проницательностью, — вместо этого произнёс Норд. — Писали стихи. В восемнадцать подавили восстание моего отца. В двадцать — восстание друидов. В двадцать три стали первым архимагом Сноуколда. С тех пор правите миром много лет, и он процветает.

— Настоящий лорд! — рассмеялся Вальтэриан. — Поёшь, как все придворные птички.

— Я пересказал вашу биографию, — смутился кузен. — Её каждый знает.

— Восхваление власти — единственная отрасль, в которой нет ограничений, — ухмыльнулся король. — Так отец говорил.

— Да-да, — пробормотал Норд, давая понять, что Вальтэриан миссию опекуна выполнил и может идти. — Достаточно семейных бесед. Я прочувствовал вину. Потренируйте родительский инстинкт на ком-нибудь другом.

— Было бы на ком, — холодно произнёс король, всё ещё не смирившись, что детей иметь не может.

— Появятся у вас орущие демонята, — заверил кузен. — А сейчас… У вас много дел! Королевских обязанностей. Я персона незначительная. Может, вы всё-таки…

— Ухожу, не переживай, — сказал Вальтэриан. — Трезвей. Жду в обеденном зале. И проветри тут. Запах опиума невыносим.

Норд закивал. Дождавшись, когда король уйдёт, он выдохнул, отмечая, что на сей раз упрёков в безответственности было меньше.

Вальтэриан вернулся в свои покои и сел за фортепиано. Холодный и величественный, он казался продолжением ледяных стен. Огни в подсвечниках тускло догорали, давая вечернему мраку проникнуть в апартаменты. Книжные шкафы бросали чёрную тень, мешая видеть клавиши. Но королю было всё равно. Он знал их наизусть.

Ему нравилось вспоминать, как клавиши заливала кровь очередной невесты. В тот день он играл особенно хорошо. Музыка звучала торжественно и жутко. Проникала в ледяное сердце, заставляя учащённо биться, разгоняя по венам холодную кровь.

Вальтэриан воспринимал убийство как часть искусства. Кровь, муки и боль жертв вдохновляли его. Он бросался писать стихи, рисовать картины. Если под рукой не оказывалось чернил или красок, пользовался кровью. Чужой. Но иногда и своей.

Сегодня король мира не долго наслаждался музыкой. Он закрыл фортепиано и подошёл к столу. Достал рукописи, которые не пополнялись с тех пор, как он надел корону и издал тихий стон. Бремя власти забрало вдохновение, подарив грязь придворных интриг.

Король провёл длинными пальцами по запылённой странице и медленно погрузился в прошлое, в дни, когда ему было шестнадцать. А в замке жили те, кто его недооценивал, унижал и мечтал уничтожить.

Искусство стало спасением Вальтэриана. Оно отражало его терзания и сущность. Один из стихов, написанный в ненастный день, звучал особенно жутко. Король ухмыльнулся и с удовольствием перечитал его, упиваясь болью прошлого и триумфом настоящего. Строки лились из уст Вальтэриана подобно мрачной песне:

Много сделал я плохого,

Но жалею лишь о том,

Что не стукнул человека

По макушке топором.

Говорил мне часто папа:

«Убивай врагов, сынок!»

Но не вняв его совету,

Это сделать я не смог.

Вот теперь жалею часто,

Что жизнь прожита напрасно.

Сколько смог б врагов убить,

Сотни судеб загубить!

А ведь эти твари живы.

Им, наверно, хорошо.

А лежали бы в могиле,

Их бы кости уже сгнили.

Но теперь жалеть не надо,

Что ты сделал мало зла.

Лучше вспомни тех людишек,

Что страдали от тебя.

Сразу сердце станет биться

Веселей в груди твоей,

И тебе во сне приснится,

Как ты мучаешь людей.

Закончив читать, король блаженно улыбнулся. Годы добродетельной юности он восполнил с лихвой. Убивал всех, кого причеслял к малоразвитым существам: оборотней, людей и тех, кто мешал ему. Так Вальтэриан приносил себе удовольствие и очищал Сноуколд от вредителей, коими считал многих.

Он отложил готовые стихи в сторону и принялся писать новые, прервав многолетнее молчание. На этот раз он творил не для того, чтобы выплеснуть боль и гнев. Его мысли не покидала леди Беатриса Фаиэ. Найти её не получалось, однако былые чувства не затихали. Они приносили сладостную муку, заставляя писать, не подпитываясь чужим страхом. Первый раз Вальтэриан посвятил стих той, о которой раньше и говорил нечасто.