Не входи в стеклянный дом, или Удивительный июнь. Книга для любознательных детей и их родителей

Виктория Булдашова

Большой сибирский город. Начало 2000-х годов. Две подружки-шестиклассницы, Ира и Света, весело проводят время на летних каникулах. Вот только соседка Марья Степановна постоянно мешает им озорничать! Затем неизвестно откуда появляется огромная мышь и начинает злобно преследовать девочек. Да еще оказывается, что это вовсе не животное! Но Ира и Света не теряются: они начинают борьбу против таинственного врага. Подружкам помогает их новый друг Саша…

Глава 8. Жуткое путешествие

…Мы со Светкой ехали в трамвае. Вернее, не ехали, а неслись вперед с бешеной скоростью. В дребезжащем, лязгающем вагоне было пусто; мы являлись единственными пассажирами (то есть перепуганными пассажирками). Ни я, ни Светка, сидящая у окна, не знали, куда обе так стремительно летим в этом гуле и зачем. Мы, со страхом прижавшись друг к другу, не отрываясь смотрели в окно, за которым бушевала буря. Ветер бросал на стекло потоки мутного ливня, дико завывал и раскачивал трамвай. Нам оставалось только хватать друг друга за руки и в ужасе замирать: вот сейчас опрокинемся и погибнем… Но нет! Вагон опять с лязгом вставал на рельсы и несся дальше. Мы напряженно ждали: чего? — я не находила ответа.

Вдруг ураган за окном стих и трамвай сбавил ход. Он, постепенно замедляя скорость, перестал дребезжать своими железками, дал подряд три звонка и, наконец, остановился. Двери мягко открылись. Мы с подружкой встали с сидений, направились к выходу. Ни я, ни Светка уже не трусили — ведь буря осталась позади, а мы уже приехали. Куда? — неизвестно. Странное ощущение чего-то неведомого, что должно было вот-вот открыться, овладело нами. Мы спрыгнули с подножки трамвая и огляделись.

В безоблачно-синем небе ровно светило солнце. По обе стороны от нас расстилались тщательно подстриженные и даже как будто расчесанные зеленые газоны. Между ними пролегала серая дорожка из каменных плит, так плотно подогнанных друг к другу, что открывшаяся картина казалась нарисованной (или, вернее, расчерченной по линейке). Внезапно раздался шелест крыльев. Стайка воробьев молча и в организованном порядке опустилась на дорожку. Они сели в виде ровного треугольника и замерли, глядя на самого крупного из всех, с красной шапочкой на голове. Вожак негромко чирикнул, и тогда птички стали клевать что-то, видимо, раньше рассыпанное на плитках — причем делали это неторопливо, солидно, без единого звука. Подобрав последние крошки, они подняли головки и опять посмотрели на старшего воробья. Тот чирикнул — на этот раз дважды — и стая, взлетев, скоро скрылась из виду.

Теперь путь был свободен. Мы пошли по дорожке вперед (почему-то тоже молча и чуть ли не в ногу). Постепенно мы так приноровились к движению друг друга, что скоро печатали шаг не хуже солдат на парадах. Я с удивлением подумала, что это мне почему-то нравится (а ведь я всегда терпеть не могла строевую подготовку и старалась в школе от нее по возможности отлынивать, вызывая неодобрение нашего ОБЖ-шника, майора в отставке).

Увлекшись шагистикой, мы не сразу заметили, что впереди показались какие-то строения, по которым быстро двигались малюсенькие существа. Но не к ним были прикованы наши взгляды, а к прямой и неподвижной фигуре в темном платье, стоящей в конце дорожки. Мы со Светкой еще выше вздернули подбородки, еще больше напружились, и наши ноги застучали по гулким плиткам просто оглушительно.

И не ошиблись: не кто иной, как Марья Степановна собственной персоной терпеливо ждала, пока мы подойдем к ней. Вот мы уже стоим совсем близко, опустив руки по швам. Я без всякого удивления вижу, как Светка, судорожно глотнув, делает шаг вперед и докладывает, глядя старухе в глаза:

— Марья Степановна! Новые кандидатки на место жительства прибыли!

Та, изобразив улыбку, сдержанно кивает:

— Хорошо. Рада, что вы здесь. К осмотру готовы?

И тут я внезапно чувствую приступ паники (впервые за все путешествие). «К какому осмотру? — проносится у меня в голове. — Что она, врач, что ли?»

«Бабка из двадцатой», нахмурившись, смотрит на меня, осуждающе качает головой. Светка, заметив это, фыркает и с почтением спрашивает у Марьи Степановны:

— Разрешите сказать?

Та важно кивает в ответ, и подруга шипит мне:

— Ирина, не будь дурой! Не нас будут осматривать, а мы. Тебе понятно?

— Понятно, — отвечаю я, стараясь придать своему голосу твердость и неудержимо краснея, потому что очень хочу и не решаюсь задать вопрос: «А что тут осматривать? И зачем?»

Еще раз внимательно взглянув на меня, старуха усмехается, видно, довольная моей сдержанностью. Она делает нам рукой приглашающий жест и направляется в сторону домов. Мы, слегка отстав, следуем за ней, все так же четко печатая шаг.

Только подойдя совсем близко к постройкам, видим, что те крохотные существа, которые были еле различимы издали — это мыши. Много мышей, может, несколько тысяч. Они заняты строительными работами: одни быстро замешивают раствор в маленьких ванночках, другие подвозят к ним тачки, заполняют их доверху и везут к незаконченным стенам. Там они поднимаются по крепким доскам, поставленным наклонно. Другие маленькие строители принимают у них тачки, выкладывают их содержимое в какие-то длинные ящики, прикрепленные снаружи. За стенами ясно видны толстые столбы с перекладиной наверху. На перекладине — аккуратно уложенные горки сверкающих крохотных кирпичей и тоже — мыши, мыши, мыши. Они одновременно, как по команде, наклоняются вперед, держа в лапке по кирпичику; другой лапой подхватывают раствор, размазывают его по верху стены и ставят кирпич на нужное место. Затем процедура повторяется сначала.

Сразу видно, что работа хорошо спланирована — серые строители снуют, точно автоматы. Здорово, конечно! Очень похоже на мультфильм про муравьев, возводящих муравейник, — там они так же слаженно двигались и дружно взмахивали всеми своими шестью ногами.

Стоп! Но как же… Я еще раз внимательно смотрю на столбы, стоящие по ту сторону стен. Почему я их вижу?! Ведь должна быть видна только перекладина с мышами-каменщиками! Я бросаю растерянный взгляд на Светку и понимаю, что она думает о том же. Марья Степановна гордо говорит:

— Да, стены прозрачные. Кирпич-то из стекла, разве не видите?

— А зачем… из стекла? — в полном смятении спрашиваю я.

— А затем, — объясняет старуха, — что здесь будут жить только хорошие, добрые и честные люди. Им нечего скрывать!

Марья Степановна ждет, видно, нашего одобрения. Но мы ошеломленно молчим. И правда, стены очень красивы. Они так блестят на солнце, что не оторвать глаз. А когда дом будет готов, то он, конечно, засияет, словно хрустальный дворец из сказки «Аленький цветочек». Правда, в сказке во дворце жило чудовище. А здесь, видимо, поселимся мы со Светкой. И «бабка из двадцатой» будет часто (не сомневаюсь!) бывать тут и наблюдать через стекло за нашим поведением…

— Знайте, что раньше, чем сейчас, вы не могли бы попасть сюда, — долетает до меня суровый голос Марьи Степановны. — Вы были беспорядочными, нахальными девчонками и не признавали дисциплину ни в своих умах, ни в поступках. Но в последнее время я заметила, что вы стали исправляться, — конечно, не сами по себе. В этом вам помогла моя работница.

У наших ног раздается громкое: «Пи-ик!» Мы со Ковалевой опускаем глаза и видим старую знакомую. Она стоит в самой благонравной позе и ест глазами старуху. Та улыбается в ответ, движением пальца отпускает примерную Пику восвояси и растроганно смотрит ей вслед.

Тут я замечаю, что усердные мыши-строители вдруг бросили работу. Они подняли вверх свои усатые мордочки и зачарованно смотрят на легкое облачко, плывущее по небу. Черные глазки мышей светятся от восторга. Стройка замерла. Старуха вздрагивает и оборачивается. Голос ее дрожит от гнева:

— Это еще что?!

Облако в небесах сразу исчезает, как будто его стерли мокрой тряпкой. Маленькие строители опять начинают усердно суетиться. Работа закипает. Но Марья Степановна очень недовольна, хотя и пытается скрыть это. Она строго говорит нам:

— Теперь вы понимаете: главное — это порядок? Каждый должен делать только то, что положено. Вам ясно?

— Ясно! — гаркаем мы, вытягиваясь в струнку.

— Я хочу сказать вам еще кое-что, — смягчается старуха. — Скорее всего, вы здесь будете не одни. Могут появиться еще достойные люди.

Из-за подстриженных кустов выходит Сашка Иноземцев и смущенно смотрит на нас.

— Он тоже будет жить в этом доме, потому что почти уже исправился, — величаво говорит Марья Степановна, — если только… — и она пронзительно смотрит на мальчишку.

Тот виновато, но вместе с тем упрямо опускает голову и начинает разглядывать свои кроссовки. Бабка говорит:

— Дом скоро будет готов. И я позову вас, девочки, сюда жить, но не теперь. Пока еще я считаю и Свету, и Иру не заслужившими эту честь, — обратилась она к Сашке.

Тот, не шелохнувшись, продолжал смотреть себе под ноги. Марья Степановна разочарованно вздохнула и громко, раздельно приказала нам:

— А теперь — немедленно домой спать! Вот я и увижу, как вы умеете слушаться. Когда позову обратно — чтобы тут же были здесь.

Мы со Светкой рванули с места и кинулись бежать по знакомой серой дорожке назад, к трамваю. Скорей, скорей! Вон он — ждет нас с открытыми дверями, но уже развернутый туда, откуда мы приехали. Рывком, запыхавшись, мы вскочили в вагон. Он опять несколько раз прозвенел и полетел назад через дождь и ураган. Снова мы в страхе смотрели в окно на хлещущие струи ливня и думали: «Как же хорошо там, у бабки! Тихо, спокойно, солнце греет. Ну, и пусть стены прозрачные»…

Приехали, наконец. Вот наш дом! Скорее по ступенькам в подъезд, одним духом — к своим дверям. Затылком чувствую ветерок: это Светка летит мимо меня к себе на пятый этаж. Так, вхожу домой. Где там моя кровать? Старуха велела спать, пока не позовет. Валюсь на подушку, закрываю глаза и радостно вздыхаю: ну вот, уже сплю, порядок не нарушен!