Возвращение Жигана

Виктор Галданов, 2022

Детективный роман современного российского автора рассказывает нам о загадочной истории произошедшей в заштатном среднерусском городке, где правит криминалитет вкупе с продажными политиками. В город прибывает человек, у которого убили брата, превратили племянницу в секс-рабыню. Вокруг всей этой истории сложился заговор молчания, никто ничего не желает расследовать и ни на что влиять. Правители города вроде бы всё правильно рассудили: на их стороне сила и власть. Ошиблись они лишь в одном: они не рассчитывали на то, что разбираться во всех хитросплетениях этой трагедии будет наёмный убийца по кличке Зуб…

6

Угол Зеленой и Парковой, улицы, которая вела обратно к Свободной, находился метрах в двадцати от забора. Котик стал автоматически поворачивать, но увидев, что я продолжаю идти прямо, остановился и молча наблюдал за мной. Я стоял у забора и смотрел на остатки травы, — туда, где раньше было болото. Два парня с фабрики тащили в здание какой-то ящик. По-прежнему тарахтел токарный станок.

Котик оказался за моей спиной.

— Что случилось? — спросил он.

— Ничего особенного. Просто смотрю.

По дороге в «Карусель» я позвонил по межгороду. Котик ждал недалеко от автомата, прислонившись к стене у почтового отделения.

Дозвонившись, я услышал голос Нелли:

— Алло, я вас слушаю.

Подобная официальность означала, что муж был дома.

— Я перезвоню, — сказал я, — скажи Герцогу, что ошиблись номером.

— Извините, мне кажется, вы не туда попали, — поняла меня Нелли.

— Я надеюсь, что за время моего отсутствия твой бюст не стал менее обворожительным? — поинтересовался я.

— Ничего, ничего, все в порядке, — сказала она и повесила трубку.

Мы вошли в «Карусель». Я очень хорошо помнил этот кабак, несмотря на то, что был здесь в последний раз лет двенадцать назад.

Еще подростком я только начинал ходить по таким заведениям, но в приличные места нас не пускали. Собственно говоря, нас не очень-то туда и тянуло — уж очень поганое было место, особенно по субботам. Вообще, он слыл самым гнилым местом в городе. Кто-то однажды заметил, что наилучшая реклама для «Карусели»: «До десяти — тошниловка, после десяти — мочиловка». Естественно, я начал ходить туда сразу же, как только научился пить пиво. Немалым преимуществом этой дыры перед всеми другими была ее круглосуточность даже в брежневские времена. К «Карусели» во времена моей юности съезжались шоферюги-дальнобойщики, таксисты, отъездившие смену (а таксопарк был за углом), блатные, обшманавшие пару-тройку прохожих в городском парке, да еще неподалеку тормозил автобус с завода «имени XXII партсъезда», выгружая вторую и забирая третью смену сталеваров.

Словом, редкий вечер здесь обходился без хипиша. В одно из моих первых посещений — это была пятница — сначала все было абсолютно спокойно. Публика мирно сидела за столиками (кстати, это вообще был единственный в городе бар со столами и стульями, остальные были стоячими), накачиваясь трижды разбавленным пивом с мерзким привкусом стирального порошка, оно носило символическое название «Русь». Я на минутку выскочил отлить (туалетов в барах тогда не было, приходилось отливать в ближайшем подъезде, во дворе, у гаража или машины в компании трех-четырех таких же страдальцев, и наши пенистые, душистые струи, смешиваясь, сливались в единую речушку, которая бодро выбегала на проезжую часть). Так вот, вышел я из вполне благообразного гадюшника, а когда вернулся, то свет не горел, три витринных двухметровых стекла были высажены, а внутри царил кромешный ад — пыхтенье, вопли, треск костей, звон разбиваемой посуды. Я сдуру сунулся было туда, но меня перехватил наш вожак Минька и утащил за собой. Подобные истории происходили в «Карусели» регулярно до той поры, пока там не нарвался на нож Володька, сын начальника горотдела милиции. На следующий же день «Карусель» сожгли дотла. Так она и простояла, обгорелая, зияя пустыми стеклами, как бы в назидание всей блатоте и пьяни, чтобы знали с кем связываться, до тех пор, пока начальник не сменился, а нового не подмаслили, и «Карусель» вновь закрутилась на радость всему разгульному и блатному миру.

Еще тогда, во времена привольной юности, мне этот бар казался здоровенным, как ангар. Теперь же я понял, что это и в самом деле один из самых больших баров, какие я видел за всю свою жизнь. Попав через двустворчатые двери со стороны Свободной улицы, я первым делом увидел столы, сотни круглых столов, выставленных рядами поперек зала, настолько длинного, что конца его уже не видно.

За столами, кажется, что за сотню метров от тебя, расположена сцена — длинная низкая платформа с ударной установкой, роялем, электроорганом «Ямаха» и другими эстрадными приспособлениями. Слева от входа, у стены, был расположен сам бар с восемью кранами для розлива пива.

Его дальний конец освещался прожектором со сцены — настолько он был длинный. Между входом и столами лежала ковровая дорожка с пару метров шириной. Она шла через весь зал и заканчивалась прямо под окнами, у сидений перед стойкой. Рядом с этими сиденьями был устроен еще один ряд столов: пять и пять по обе стороны от двери.

Далее от бара до правой стены был расстелен палас. Этот небольшой ряд столов использовался только в обеденное время, так что основная часть столов до вечера сохраняла безупречную чистоту для того, чтобы принять к вечеру огромное количество трепачей, работяг, козлов, клоунов, жуликов и любителей подраться.

Мы подошли к бару — туда, где работали три бармена.

Посетителей пока не было. Один из барменов двинулся нам навстречу и, увидев Котика, кивнул ему.

— Привет, Котик.

— Здорово.

Я достал бумажник.

— Что хотите заказать? — спросил бармен.

— Котик, что будешь пить? — в свою очередь поинтересовался я.

— Если можно, большую кружку темного «Гиннеса», — ответил Котик.

— Две кружки пива и два по сто коньяку, — заказал я, — если можно, то лучше «Арарат».

— Хорошо, одну секунду, — сказал бармен и направился к ближайшему крану.

— Спасибо, — поблагодарил меня Котик.

— Этот бармен, он знал, где ты сейчас был? — спросил я.

— Да.

— А почему он не пришел?

Он работает здесь только неделю и Олега видел, наверное, дважды.

–А остальные?

Он пожал плечами.

— Я не знаю. Некоторые сказали, что постараются прийти. Но, наверное, одни только заступили на смену, а другие еще работали, ты же понимаешь…

Он выглядел несколько смущенным.

— Итак, братан не был здесь популярен, — отметил я.

— Я бы так не сказал. Понимаешь, он был достаточно замкнут…

— То есть он не очень-то старался им понравиться?

Котик еще раз пожал плечами и нахмурился, Я заметил, что он чуть-чуть покраснел. Бармен вернулся со стаканами и кружками.

— Хотите что-нибудь к пиву? Креветки, вобла, раки, лангусты…

Со времени моего последнего посещения, когда посетителям предлагалась только соль грубого помола, «Карусель» сделала явный шаг вперед.

— Креветки. Сколько с меня?

— С креветками стольник — и мы в расчете.

Цены здесь были покруче столичных, но я ничего не сказал и обернулся к Котику.

— Хочешь что-нибудь еще?

— Мне тоже креветок, если можно.

Я рассчитался за выпивку, и мы сели за столик недалеко от двери. Я выпил коньяк и запил пивом. Котик дал мне сигарету и прикурил. Сквозь мутное окно я видел, как по Свободной улице проносятся машины и куда-то спешат пешеходы. Время от времени в двери бился ветер.

— Котик, — спросил я, положив руку ему на колено, — а каких отношениях ты был с Олегом?

— В каких отношениях? — Он попытался положить руку мне на руку, но я крепко сжал его колено так, что он ойкнул и понял, что сейчас не время заигрывать со мной. — Я уже говорил. Мы работали вместе почти целый год.

— Да, я понял. Насколько хорошо ты его знал?

Он снова сдвинул брови.

— Ну, у нас с ним ничего такого не было. Ничего из того, о чем ты думаешь. Мы с ним были просто приятелями, у него была другая ориентация, — отметил он с оттенком легкого сожаления в голосе, — но это не влияло на наши взаимоотношения. В перерывах мы обычно разговаривали о футболе, о политике и все такое.

— Вы когда-нибудь возвращались вместе домой?

— Нет, мы общались только в рабочее время.

— И никогда вместе не выпивали?

–Да нет же. Разве ты не понимаешь? Он меня ужасно стеснялся. — Он пожал плечами и пристально посмотрел на меня, как бы ожидая, чтобы я проявил близкую ему ориентацию. — Только однажды я встретил его в «Короне», и мы выпили по стаканчику. Но это было всего один раз.

— Хорошо, а с кем он был близок?

— У него была подруга, артистка. Рита.

— Он тебе когда-нибудь рассказывал о ней?

— Никогда.

— В таком случае, откуда ты ее знаешь?

Он искоса взглянул на меня.

— Как тебе сказать, в заведениях, подобных этому, она достаточно хорошо известна.

— Известна как проститутка, так?

Он еще раз исподлобья взглянул на меня.

— Ну, не совсем так прямо… — неуверенно ответил он.

— А как? Мне нужно это знать.

— Ну… пожалуй. У нее репутация не профессиональной давалки, а скажем так, любительницы. То есть она давала за бабки не каждому, а через одного с разбором и ужином в кабаке. И брала не зелень, а рыжье и прочие подарки. Так что порой раскручивала мужиков покруче любой путанки.

— И все знали об этом?

— Думаю, да.

— И Олег тоже?

Он отпил пива и немного помедлил с ответом.

— Я не знаю.

— Но ты не счел нужным рассказать ему правду?

— На моем месте ты бы тоже не заговаривал об этом. К тому же он наверняка все это прекрасно знал. Она не очень-то и скрывала это. Что, думаешь, она здесь с мужиками не бывала? Еще как бывала, правда, в компании. Я уж не знаю, что она там ему потом рассказывала, куда они сваливали всей компанией в третьем часу ночи, но он был доволен. Ну и флаг ему в руки, вернее, царство небесное, прости Господи…

— Ясно, — подытожил я. Потом я сделал большой глоток пива и продолжил: — А Олег когда-нибудь рассказывал о своей жене?

–Какой жене?

— Настоящей жене. Дина ведь откуда-то взялась, не так ли?

— Нет.

— Но ты знал, что у него была жена?

— Ну, я догадывался…

–А Дину ты до сегодняшнего дня когда-нибудь видел?

— Да, она порой забегала в бар, стрельнуть деньжат и все такое.

— А о ней Олег говорил с тобой?

— Да.

— Что он о ней рассказывал?

— В основном, о том, что делал дня нее: как устраивал спальню, переклеивал обои в доме, потому что она хотела поярче… Все в том же роде. О дочери он любил рассказывать.

— Да, Дина — единственное, что у него было, — сказал я.

Котик пил пиво, глядя на меня внимательно.

— Хочешь, я тебе расскажу о его семейной жизни? — спросил я.

Он не ответил.

— Жена Олега была одной из тех женщин, которые вечно бегают по магазинам с сумками, в платках на голове, в неизменных очках и с сигаретой во рту. Она была на редкость недалекая баба. Она и до свадьбы не очень-то следила за собой. А после свадьбы была уверена, что в первую брачную ночь так осчастливила Олега, что больше от нее ничего и не требуется. Сколько я ее помню, она никогда не снимала свои очки, хотя они нужны ей были как рыбке зонтик. Просто кто-то брякнул ей однажды, что в очках у нее на редкость интеллигентный вид, и с тех пор она их не снимала, а вместо Нинки требовала, чтобы ее звали только Нинелью. И тем не менее Олег женился на этой лахудре.

Котик не отрывал от меня взгляда.

— А знаешь, что потом произошло? Какие-то придурки вьетнамцы поселились в соседнем доме. Однажды Олег на работе порезал о стекло руку, и ему пришлось пойти к врачу — наложить швы. Когда он вернулся домой, Нинели не было, ему никто не открывал. Он вышел на улицу посмотреть, не идет ли она, но и там никого не было. Он уже возвращался, но тут увидел, что его жена выходит из дома с одним из этих вьетнамцев. Сначала он ничего не понял. Но когда она, заметив его, попыталась удрать — тогда до него дошло. Он поймал ее, затолкал в дом и, видимо, избил. Спустя несколько дней вьетнамцы укатили торговать в Москву или еще куда-то, и она уехала с ними. Дине тогда было всего семь лет.

— Черт, неудивительно, что Олег никогда не рассказывал о ней, — отреагировал Котик. — Ох уж мне эти бабы! — продолжал он, доверительно склонившись ко мне. — Поверь, только истинная мужская верность и дружба…

— А знаешь, что она сделала потом? — спросил я.

— И что же она сделала? — поинтересовался Котик.

— Через несколько дней. после бегства Нинель послала Олегу письмо. Он получил его в день похорон нашего отца. Я был при этом. В письме она вылила на Олега весь свой запас ругательств, а закончила признанием, что Дина не его дочь. Она написала, что ее отцом являюсь я. Она прекрасно знала, что для Олега значила дочь, потому и написала все это.

–… твою мать! — с негодованием воскликнул Котик.

— Олег показал мне письмо, — продолжал я, — он держался спокойно, пока я стоял и читал, а затем сказал:

«Зуб, я не хочу, чтобы ты впредь переступал порог этого дома». Он получил письмо днем раньше. У него было время, чтобы напиться, наброситься на меня с кулаками, все что угодно… Но он просто сказал, что больше не хочет иметь со мной дела, — и все.

–Выходит, он ей поверил?—удивился Котик.

Я кивнул.

— Но это была неправда?

–Я не знаю, — честно ответил я.

Котик посмотрел на меня озадаченно.

— Я действительно перепихнулся с Нинкой незадолго до их свадьбы. Мне тогда было всего двадцать лет. А Дина появилась восемь месяцев спустя после их свадьбы. Короче, я не знаю. Я видел девочку сегодня впервые за восемь лет, а до этого помнил ее еще совсем ребенком.

Котик молча смотрел в свой стакан.

Я хорошо помнил, как это все произошло. Однажды я возвращался домой из кабака и встретил Нинку с двумя подругами. Все они были вдрабадан пьяные. У них был девичник по поводу Нинкиного предстоящего замужества.

Когда я с ними столкнулся, им уже вполне хватало. Нет более омерзительного зрелища, чем упившиеся девчонки.

Одна из них жила поблизости. Она предложила всем зайти к ней на чашечку кофе. И я согласился. Я тоже был не слишком трезв и уже положил глаз на одну из этих кисок.

Когда мы пришли и на столе появилась выпивка, начались похабные анекдоты. Во мне проснулось что-то животное.

Я сидел в просторном кресле, Нинель — напротив, а ее подружки расположились на диванчике. Нинель не задумывалась о позе, которую она приняла, сидя в широком кресле, и я мог беспрепятственно разглядывать ее ноги до того места, откуда они брали начало. Впрочем, я ни на что не претендовал, потому что был слишком пьян. Она из девиц отпустила какую-то сальную шутку по поводу Нинкиной позы, а та, развернувшись, задрала ей юбку, сказав что-то типа: «А теперь мы все посмотрим, чем ты можешь похвастаться». Шутница ответила тем же, и они начали вдвоем скакать по комнате, пытаясь задрать друг у друга юбки. При этом они пронзительно визжали и гоготали, на всем протяжении этого спектакля посматривая на меня. Они были настолько пьяны, что орали во всю глотку.

Вскоре к ним присоединилась и третья. Они вдвоем повалили Нинель на диван и стащили с нее трусы. Затем одна из них плясала по комнате, размахивая ими в воздухе, а Нинель пыталась отобрать свое имущество. Вдруг одна из этих кошечек, взглянув на меня, удивилась, почему это я сижу, точно в театре, и что, мол, настал мой черед хвалиться. Подружки набросились на меня и стали расстегивать мне брюки. Нинель, немного поразмыслив, решила присоединиться. Я не очень-то и сопротивлялся. Девчонки перетащили меня на кровать.

Хозяйка дома первая завладела моим достоинством и принялась старательно массировать его, доводя его до нужной кондиции, ее подружка стала быстро расстегивать на мне рубашку, а Нинель, глядя на меня маслянистым взором, стянула с себя юбку, расстегнула и сняла кофточку, затем пришла очередь комбинации. На мгновение я отвлекся, поскольку мной овладели новые ощущения.

Эти ощущения пьянили меня и били в голову похлеще любого ректификата; я был покорен, как щенок, и не сразу сообразил, что пока я исходил стонами и слюной, малютка Нинель чулками привязала мои верхние и нижние конечности к никелированным прутьям кровати. Не знаю, насколько хорошо она умела вязать морские узлы, но не развязался ни один. Чулки также обнаружили совершенно уникальную прочность, я помню, даже подумал, не из парашютного ли шелка их делают. Пользуясь моей беспомощностью (потом я подумал, что это вполне в ее манере — делать любую пакость, пользуясь беспомощностью жертвы, и на нее скорее всего и рассчитывая), она села мне на грудь…

Тут кто-то постучал в дверь, и хозяйка дома убежала посмотреть, кто пришел. Я моментально покрылся холодным потом, так как подумал, что вернулись ее предки. На самом деле это оказался возмущенный шумом сосед. Пока в дверях продолжались их препирательства, вторая подруга плохо себя почувствовала и куда-то испарилась. Я остался наедине с Нинелью. Она перебралась пониже. Я обалдел и потерял голову, видя, как она садится на меня сверху, расставив ноги чуть ли не в шпагат. Ее теплая влажность вобрала меня всего до самого основания. И, разумеется, я не удержался, и как только овладел ею (хотя на самом-то деле было все наоборот), то сразу же разрядился.

В эту самую минуту я ужаснулся тому, что сделал. Мне хотелось плакать или биться головой о стенку, или сразу же умереть, ведь я знал, насколько сильно Олег любил ее, а Нина только ругалась, потому что не получила того, что хотела. Я помню, что, как только меня развязали, вскочил на ноги и стал во всю глотку поносить ее. Сосед опять начал колотить в дверь, и хозяйка квартиры пришла посмотреть, отчего я так разошелся. В конце концов я просто убежал оттуда, столкнувшись в дверях с каким-то старым козлом, который пытался мне что-то объяснить.

Я знал, что после этого — а все случилось за неделю до свадьбы Олега — я не решусь посмотреть ему в глаза. Тогда я жил у Антона — после нескольких моих выходок отец не хотел, чтобы я жил с ними. Ни он, ни Олег не знали точно, где я нахожусь, так что не явиться на свадьбу не стоило никакого труда. После этого я видел Нинель только раз, когда по пьянке чуть не убил своего старика. Я сидел у них на Зеленой и не мог поверить, что тем пьяным подонком был я, а эта женщина в бигудях, с сигаретой во рту, без косметики на лице — та самая Нина. Но это был не сон.

Когда я узнал, что у Олега родилась дочь, мне даже в голову не пришло, что она может быть моей. Я постарался выкинуть воспоминания о той ночи из своей памяти, потому что не мог даже допустить подобной мысли. Даже когда в день похорон нашего отца Олег передал мне письмо, все это показалось просто абсурдным. До сих пор я не могу в это поверить. Дина — дочь Олега. То, что произошло между мной и той сукой, ее матерью, то произошло. Но Дина — не может быть моей дочерью. Она — дочь Олега.

Иначе просто не могло и быть.

Мне всегда было интересно: до конца ли Олег доверял жене. Он, конечно, мог поверить, что однажды мы сошлись с ней, потому что знал, что оба были способны на это. А вот верил он или нет, что Дина могла быть не его дочерью, — это другой вопрос. Я не думаю, что он смог бы согласиться с письмом этой суки. Таким уж он был человеком: если ему что-то не нравилось, он просто старался об этом не думать. В этом мы с ним были схожи.

— Да, так вот, — вспомнил я про Котика, — тогда у Олега была веская причина или убить меня, или жену, или сойти с ума, но он не дал волю своему гневу, а просто попросил меня уйти из его дома. И то, что заставило его съехать с моста, должно выглядеть намного страшнее истории о нас с его супругой.

— И о Дине, — вставил Котик.

Я не обратил внимания на его реплику и продолжил:

— Но я сомневаюсь в том, что он сделал это намеренно.

— Я тоже сомневаюсь. Ты правильно отметил: поступить так совсем не в его стиле.

— К тому же… Олег не из тех, кто может напиваться перед работой.

— Исключено, — подтвердил Котик.

Я потушил сигарету.

— Котик, скажи, а ты вообще знаешь о том, что здесь происходит?

— Что ты имеешь в виду?

— В высших кругах. Среди крупных воротил.

— Ей-богу, я ничего не знаю об этом. Я маленький человек — налить, обслужить, креветочек подсыпать…

— А вообще, здесь есть крупные шишки? Я имею в виду авторитетов.

— Ну, наверное, есть.

— Ты знаешь кого-нибудь?

— Откуда?

— Ну, может, слышал какие-нибудь имена?

— Я слышал об одном парне. Его зовут Гера. Кличут Герасимом.

— А чем он занимается?

— Он «пасет» несколько фирм. На него работают ребята, которые собирают ему деньги. Они иногда заходят к нам. Он ездит на «вольве».

— И что, он большая шишка?

Котик ничего не ответил. Я улыбнулся.

— А своего шефа ты знаешь?

— Михал Михалыча? — изумился он. — Конечно, знак».

— А его кто пасет?

— Вот чего не знаю, того не знаю. Приезжают к ночи какие-то люди, проходят к нему, за полночь уходят… Не суйся ты в это дело, а? — заискивающе попросил он.

— Почему?

— Да потому что в него даже менты не суются.

— Вот именно, — согласился я. — Потому что меньше знаешь — крепче спишь. Только ведь… — я улыбнулся, — сон у меня давно уже испорчен.

Котик докурил сигарету до фильтра и достал следующую. А я продолжал:

— Ты помнишь, пару лет назад здесь неподалеку зарезали пятерых пакистанцев?

— Меня здесь не было тогда, но мне рассказывали.

— В газетах писали, что там подрались человек восемнадцать пакистанцев.

— Да, так и было.

— Все произошло из-за того, что наши темнокожие друзья открыли дешевый комиссионный магазин на Институтской. Народ повалил туда валом. Сам понимаешь, наш народ хлебом не корми, дай на грош пятаков купить. Те штаны джинсовые, которые негры раз-другой поносили и выкинули на помойку, наши с удовольствием расхватывали, радуясь их умеренной потертости, да еще и повторяли как завороженные модное заморское словечко «секонд-хэнд». Заведение привлекало слишком много клиентов, и черномазые решили открыть еще один магазин. Тут уж хозяева наших комков взбеленились и обратились прямо к своим рэкетирам: мол, так и так, либо прекратите это безарбузие, либо всю дань берите с пакистанцев. Это было самым настоящим побоищем. Все увидели в этой драке только последствия большого количества выпитого пива с дихлофосом. Свалили все на студентов. У которых и впрямь было окончание сессии. Кстати, рэкет их и, подзудил. Сотни людей видели драку, но не нашлось ни одного свидетеля. Да и мусора арестовали только тех, кто был госпитализирован, и этим удовлетворились. Короче говоря, ясно, что после этого больше никто и не пытался открывать новые магазины «секонд-хэнд».

Котик смотрел на меня, удивляясь, насколько хорошо я осведомлен о делах в городе. Я продолжил:

— Об этом было написано во всех газетах. Чтобы получше разобраться в том, что произошло, я позвонил тогда Олегу. Я хотел просто узнать, все ли с ним в порядке. Он знал, что за этой дракой скрывается нечто большее, но не обмолвился об этом ни словом. Олег ни за какие коврижки не дал бы себя втянуть в такое дело, он всегда оставался в стороне. Но он что-то знал. Он всегда был осведомлен обо всем происходящем. — Я смотрел на Котика. — Видимо, только длинный язык мог доставить ему неприятности, но он молчал. Он ведь никогда не говорил ничего лишнего, верно?

— Пожалуй, что так, — согласился со мной Котик.

— Итак, не похоже, чтобы он напился и по этому случаю вылетел на машине с моста. Самоубийца из него тоже никакой. Врагов он себе тоже старался не наживать. Тогда что?

Тут распахнулась дверь, и вошли три сталевара с сумками через плечо. Выглядели они опрятно, что означало: им предстоит утренняя смена.

— Не понимаю, куда ты клонишь, — сказал Котик.

— Единственное, что могло произойти с Олегом, — он видел или слышал что-то, чего ему знать не полагалось. И это кому-то очень не понравилось. Разве я не прав?

–Да, но…

— Что — но?

— Ты хочешь сказать, что Олега убрали? Это точно?

— Абсолютно точно.

— Но откуда у тебя такая уверенность?

— Работа у меня такая.

Я подождал, пока он осмыслит сказанное.

— Поэтому я уверен, старик. Абсолютно уверен. — Я осушил свой бокал. — Выпьем еще?

Пока Котик ходил к бару, у него было время обдумать все, что он услышал. Я тоже думал о том, что буду говорить дальше. Теперь нужно было понять, прав. я или нет.

Котик принес пиво.

— Будь здоров, — сказал я.

— Всегда здоров..:

Я выпил залпом.

— Ну что, Котик, ты мне веришь? — спросил я. — Вижу, что веришь. И что мне теперь делать? Набить кому-нибудь морду?

Я произнес это с улыбкой. Котик молчал. Тогда я перешел на серьезный тон.

— Я хочу, чтобы ты мне помог.

Он по-прежнему молчал.

— Вернее, не ты сам, а твои глаза и уши. Я хочу знать обо всех разговорах в баре, о том, кто и что думает. О работе, об Олеге, обо мне — все. Но больше всего мне нужно знать, кто будет интересоваться мной и тем, где я остановился. Как только ты это услышишь, ты наденешь пальто и пойдешь на улицу Советская, дом 17, и все мне расскажешь. Там же, кстати, будет лежать и твоя денежная страховка на тот случай, если тебе придется искать другую работу.

— Да, но…

— Но?

— Это немного опасно. Подумай, что будет со мной, если они узнают, что я был на похоронах и встречался с тобой?

— Можешь быть уверен — они уже все знают.

— Тем более, если я буду помогать тебе, я тоже попаду им на зуб, не так ли?

— Нет, — солгал я, — им буду нужен только я, а тебя они оставят в покое. Если они тебя тронут, у них появятся лишние неприятности.

— Хорошо бы, если так…

— Так или иначе, я буду здесь мелькать, так что им даже необязательно знать, где я живу. Мне просто нужно выяснить, кто именно мной интересуется. Тебе, возможно, не придется приходить ко мне. Я сам появлюсь, а ты только подай знак.

— Да, наверное, так будет лучше. Ведь если ты сам их найдешь, я вообще не буду впутан в это дело.

— Ну, конечно, — успокоил его я. — Конечно.