Дом невезения. Рассказы и фельетоны

Виктор Александрович Минаков

Произведения, включенные в сборник, написаны по следам и под впечатлением событий, происходивших в 1985—2008 годы. Они адресованы тем, кто умеет читать: кто способен увидеть в написанном большее, увидеть за срубленным деревом лес, а также самих лесорубов. А это, по убеждению автора, – широкий круг современных читателей.

Рэкетирша

Бывшие одноклассницы завидовали Марине по-черному: она уже нашла свое «место под солнцем», а они продолжали бродить неприкаянно по улицам равнодушного города.

За воротами школы выпускниц закружила суетливая пустота и тут же отбросила их, словно мусор, на обочину жизни. Голубые мечты о занятиях в вузах и техникумах натолкнулись на выразительный кукиш и безнадежно развеялись. Продолжить учение можно было только за деньги, притом за такие, какие родителям девушек разве что снились. С работой у них тоже не клеилось — негде. Работу не находили себе даже специалисты со стажем.

Молодых людей полных сил и энергии угнетала ненужность их современному обществу, но почему-то так получалось, что мишенью, куда, встречаясь, запускали они стрелы своего раздражения, всегда становилась Марина. По их еще полудетским понятиям хорошо должно быть или всем, или же никому.

Возбудителем зависти и неприязни выступала обычно Сонечка Пферд. В школе она называла себя лучшей подругой Марины, и целый год сидела с ней рядом за партой.

— Надо же, надо же! — стрекотала теперь Сонечка, как сорока. — Какое счастье выпало этой пустышке! Училась хуже других, все контрольные у меня посписала, и на вид — страхолюдина, а какое великое счастье!

Юная интригантка распространяла неправду. В школьном свидетельстве у Марины не было троек, и внешность ее была без изъянов: высокая, статная, голубоглазая, со светлыми волнистыми волосами. Рядом с плюгавенькой Пферд Марина смотрелась настоящей красавицей.

Счастье Марины обитало в стандартном газетном киоске, который выкупил у хиреющей Роспечати смуглокожий Руслан, богатый пришелец с отрога Кавказа. Горец из бумажной продукции уважал только деньги, и потому сразу вышвырнул в мусорный бак пыльные пачки непроданных газет и журналов, а киоск заполнил товарами в духе своих представлений о жизненных ценностях. Здесь теперь красовались ароматные кремы, духи, лосьоны, помады. Все в нарядных, соблазнительных упаковках, все, если верить их этикеткам, заграничного изготовления. Аульчанин угадал интересы жителей крупного города — у витрины всегда толпился народ, всегда была не скудная выручка.

Сам Руслан товары не продавал, нанимал для этого реализатора — профессия, порожденная рыночной экономикой. И вот, Марина, не сумевшая, как и подруги, попасть в институт, уже два года как работает здесь.

Потеря надежды на карьеру врача огорчала, конечно, несостоявшуюся студентку, и она не сразу утешилась, даже получив место, вызывавшее жгучую зависть у сверстниц. Настроение исправили деньги. Здесь Марина впервые познала их силу и значимость в человеческих отношениях, в формировании мировоззрения. «И не надо мне никаких институтов! — где-то через полгода размышляла она под приятную музыку японского магнитофона — ее первой покупки на свои деньги. — Вон они, учителя и врачи, только зубами щелкают перед витриной — купить хочется, а не могут! Денег нет, хотя столько учились! А я вот — могу!»

А спустя еще несколько месяцев Марина уже так дорожила своим местом в тесноватом киоске, что часто с трепетом думала: а ведь его могло и не быть. Ей вспомнился день, когда она оказалась здесь абсолютно случайно. Она тогда возвращалась домой в самом мерзопакостном настроении: ее попытки устроиться хоть на какую работу снова закончились неудачей. Дома ждала ее беспросветная бедность и неуют, домой идти не хотелось.

День был холодным, ветреным, начинал накрапывать дождь. С тяжелыми мыслями Марина шла по территории продуктового рынка, и вдруг из окошка киоска, похожего на газетный, ее громко окликнули:

— Марина! Мариночка! Секундочку обожди!

В окошке показалась рыжеволосая голова, в которой Марина узнала Тамару, с ней они когда-то ходили в музыкальную школу.

— Марина! — продолжала Тамара радостным тоном. — Сто лет тебя не видала! Заходи ко мне, поболтаем!

Марина, поколебавшись, обогнула киоск. Тамара ждала ее на пороге, распахнув настежь неширокую дверь.

Внутренний вид киоска производил приятное впечатление. Марина восхищенно осмотрела все полки, заставленные красочными коробочками, ощутила их чарующий аромат.

— И это — твое?!..

— Конечно же, нет, — засмеялась Тамара. — Я здесь только реализатор. Наемный работник. Но хозяин — хороший, хотя и кавказец. Зря не кричит, не скупится. Я почти год у него.

Тамара все так же любила поговорить. Она подробно рассказала о том, как попала к Руслану, сколько он платит, за что, и вдруг просяще сказала:

— Мариночка, у меня к тебе есть и просьба, и предложение! Мне очень надо на недельку уехать из города, а Руслан меня не отпускает, говорит: «Товар на кого я оставлю?». Поторгуй, пожалуйста, за меня! Всего одну лишь недельку!.. Денюшку заработаешь, и если Руслану понравишься, он и тебе что-нибудь подберет. У него здесь на рынке все схвачено. Есть еще несколько точек.

Марина, растерявшись, молчала. Тамара усиляла нажим:

— Ничего сложного нет: сиди и слушай магнитофонные записи! Товары только что завезли, цены проставлены на образцах, здесь и ребенку по силам… Выручай, Марина, прошу! А к новому поступлению товара я уже возвернусь… Мне очень надо, а другому я довериться не могу… Соглашайся!

Марина еще ничего не успела ответить, как дверь киоска открылась и в проеме появился угрюмый мужик. Он был в черной куртке, широких штанах без стрелок и начищенных до блеска черных полуботинках.

— Почему не торгуешь? — спросил он Тамару и обжег Марину подозрительным взглядом.

— Я сейчас… Я всего на минуточку, дядя Руслан…

Марина метнулась к окошку и убрала заставку с надписью «Перерыв», потом опять повернулась к хозяину:

— Вот, дядя Руслан. Марина вместо меня может остаться, я договорилась, правда Мариночка?!.. Она очень порядочный человек! Ладно, дядя Руслан?.. Вы же сами сказали, чтобы я подыскала замену…

Мужик тяжело посмотрел на Марину, помолчал.

— Хорошо, — промолвил он наконец. — Расскажи ей, что здесь и как. Пускай пока поработает.

Марина, как видно, понравилась черноголовому предпринимателю, и когда Тамара вернулась, Руслан ее не принял обратно.

— Не нада, — сказал он брезгливо, — пускай теперь Марина торгует…

И Марина осталась. Какое-то время на нее давил груз вины перед подругой, но потом полегчало, она успокоилась. «Сейчас каждый сам за себя! — повторяла она чью-то фразу, сказанную по телевизору. — Сейчас главное — деньги!»

Деньги здесь были хорошие. Кроме доли от продаж косметическо-парфюмерных изысков, имелись и другие доходы. Время от времени в киоск заходили мужчины с устрашающим обликом. Оставив у порожка портфель, чемодан или сверток и сказав: «Передашь ето Руслану», они исчезали. Что было в приносимых поклажах, Марина не знала. Руслан никогда не распаковывал их в киоске, все сразу куда-то переправлял, а ей после таких посещений выдавались приличные премиальные. «Хорошо, что не любопытная и язык умеешь держать за зубами», — похвалил ее однажды Руслан при выдачи денег.

Марина приобщалась к чему-то туманному, возможно, предосудительному, но это ее не тревожило — все заслоняли собой реальные деньги.

Забывалось время бесплодных полуголодных скитаний по улицам города, время отчаяния, притуплялось чувство неловкости перед Тамарой. Грустные мысли навещали ее теперь все реже и реже. Повод для их появления создавал только отец, мечтавший, как он говорил, вырастить дочь человеком. По своим, устаревшим суждениям, под «человеком» он видел сочетание двух составляющих: высшее образование и работу в каком-нибудь, но обязательно государственном учреждении.

— Какая у тебя там, к черту, работа! — заводился он иногда вечерами. — Все на птичьих правах! Ни трудовой книжки нет, ни отпусков, ни больничных! Не понимаю я такую работу! Взбредет в башку этому азиату выгнать тебя — выгонит! И никто на защиту не встанет — не оформлена как полагается!

Мать в таких случаях прерывала супруга вопросом:

— А чего ты конкретного предлагаешь?!.. Возьми и помоги ей устроиться на работу, о которой ты говоришь! Где было б как раньше: трудовые книжки, парткомы, профкомы, комсомольские организации. Все это в прошлом! Сейчас специалисты с дипломами шатаются не у дел, а она — девчонка еще!.. Девчонка, а денег приносит поболе твово!

Отец сконфуженно умолкал, мать улыбалась ободряюще дочери, но неприятный осадок после таких разговоров у Марины все-таки оставался. Убирали его все те же всесильные деньги. Они прогоняли грустные мысли о настоящем и будущем.

Марина не знала ничего о каких-то там профсоюзах и знать, в общем-то, не хотела. Ей стало хорошо наконец, кончилось убогое прозябание. Что будет дальше?.. А почему должно быть ей хуже?!.. Работа ей нравилась, условия — тоже. Зимой в киоске было тепло — работал электрический обогреватель, кондиционер легко справлялся с летней жарой. Отношения с хозяином не выходили за пристойные рамки, он казался серьезным, предусмотрительным дядькой. Каждое воскресенье вечером он выдавал ей недельный расчет, при этом не мелочился. В понедельник можно было брать выходной, но Марина часто работала и в понедельники, и это хозяину нравилось.

Приятное разнообразие в устоявшейся торговой жизни Марины появлялось в летние месяцы, когда неподалеку от продуктового рынка, с левой стороны от киоска, возникал стихийный базар с продавцами фруктов и овощей, выращенных на местных садово-огородных участках. Продавцы, в большинстве своем, — женщины с загоревшими лицами и на труженными руками. Ведра, коробки, корзины, наполненные плодами многодневных трудов, они расставляли прямо на тротуаре, сами усаживались на нехитрые приспособления, а то и просто на бордюрные камни, и извлекали весы всевозможных конструкций.

Этих людей горожане с нетерпением ждали: цены у них были низкими, не такими как у перекупщиков, всесезонно торговавших на рынке. Торговля шла бойко, и продавцы, и покупатели были довольны.

Однако безоблачной атмосфера в природе наблюдается редко. Проблема существовала и здесь…

Торговать вне территории рынка городские власти не разрешали под предлогом борьбы за чистоту города в прямом и аллегорическом смыслах. Но огородники на рынок не шли из-за высокой платы, взимаемой там за торговое место. На рынке им было просто не выгодно, и они упорно садились на тротуар.

Работники милиции, дежурившие на рынке, обязаны были следить за исполнением решения местных властей, и они разгоняли незадачливых продавцов, но как только милиция удалялась, ведра, кошелки, коробки снова вырастали на тротуаре.

Такая игра в кошки-мышки продолжалась до времени, пока в голову кому-то из огородников не пришла конструктивная мысль: в милиции служат обыкновенные люди, давайте попробуем делиться с ними доходами, глядишь, они и отвяжутся. Торговцы скинулись по рублю, и кто-то отнес эти деньги на пост. В этот исторический день представители власти проходили сквозь ряды нарушителей мэровской директивы как бы с невидящими глазами. Стало понятно, что достигнут консенсус, взаимовыгодная договоренность. За ее соблюдением обе заинтересованные стороны впоследствии пристрастно следили. Милиция иногда появлялась со словами запрета торговли, но продавцы уже правильно понимали, что это всего-навсего напоминание: не забывайте платить. И они, конечно, не забывали. Приходил сборщик денег — доверенное лицо милиции, получив деньги, он удалялся и торговать беспрепятственно можно было хоть круглые сутки.

Этот порядок был установлен давно, до появления в киоске Марины, а сборщиком денег оказался молчаливый, но расторопный Руслан. Он стал надежным посредником между милицией и торговцами.

В прошлом году по каким-то соображением часть своих функций Руслан возложил на Марину. Деньги в милицию он носил по-прежнему сам, но собирать их заставил Марину. Когда он объявил ей об этом решении, Марина заволновалась:

— А вдруг они не будут мне отдавать?..

— Будут! — заверил Руслан. — Или пусть идут за прилавки, там с них втрое получат!.. Если кто только откажется — запомни и покажи мне.

Два дня они вдвоем обходили торговцев, на третий Руслан ей сказал:

— Теперь работай сама. Тебя со мной они уже видели, каждый все понял. А тем, кто не понял, ты скажешь, что ты теперь вместо меня.

Первые дни Марина замечала, что Руслан ее подстраховывает: если возникала заминка, он — тут как тут. Но она быстро освоилась, обрела уверенность и даже почувствовала, что это занятие ей по душе — оно возвышало ее над безликой толпой. Она теперь казалась себе чуть ли не главным лицом на этом базарчике. Она продумала даже одежду, чтобы выглядеть соответственно своему высокому положению: ажурная, безупречно белая кофточка, дорогие джинсы в обтяжку, легкие туфельки. Для собираемых денег она купила удобную сумочку.

Марина часто представляла себя на базаре как бы со стороны: вот она нарядная, красивая, стройная с надменным лицом горделиво плывет среди покорно-заискивающих перед ней индивидов и дает им возможность вручить себе их скромные денежки. Кому-то она благосклонно кивает, кого-то одаряет приветственным словом.

Кроме чувства самодовольства, у Марины появились дополнительные доходы: часть собранных денег Руслан отдавал ей.

В этом году существенных изменений в заведенном порядке не произошло. Правда, размер оброка повысился, но продавцы понимали — инфляция и не возражали, повысив соответственно цены для покупателей. Все и в этом году шло по обкатанной схеме, но однажды Марина ошиблась, переусердствовала, завысила значимость своей роли. А ошибаться было нельзя, безжалостный рынок не прощает ошибок.

Тот злопамятный день начался как обычно и обещал быть даже приятным: солнечным, умеренно теплым и тихим. Около десяти часов Марина посмотрела сквозь стекла киоска налево. Тротуар был заполнен народом, по обеим его сторонам, как кочки, торчали бюсты торговцев, над ними густо маячили головы покупателей. «Пора!» — решила Марина.

Она заставила окошко фанерным щитком с надписью: «Скоро буду», повесила на плечо оброчную сумочку, посмотрев в зеркальце, взбила прическу, неторопливо вышла на улицу и закрыла дверь на замок.

Торговля шла бойко, и продавцы, поздоровавшись, отдавали ей деньги без лишних слов: некогда было отвлекаться на разговоры. Подошла Марина и к женщине неопределенного возраста, полноватой, в соломенной шляпе с большими полями и свободном сиреневом платье. Она, как ядреный гриб боровик, плотно сидела на табуретке. Раньше Марина ее здесь не видела, но женщина не казалась неопытным новичком: перед ней стояли ведра с аппетитными фруктами, на складном столике размещались циферблатные весы, банки со смородиной, малиной, крыжовником.

Марина взглянула оценивающе на женщину и на товар. Ведро с абрикосами было почти пустое, платить, стало быть, есть чем, не отвертится словами: «Подождите немного — сей час только встала».

— Попрошу плату, мадам, — снисходительно обратилась Марина к торговке и встала перед весами.

— Какую плату? — подняла голову женщина. Голос у нее оказался тонким и резким. — За что должна я платить?!

— За право торговли, — спокойно пояснила Марина, и эти простые слова пробудили вдруг бурю эмоций.

— За что, за что? — напряглась женщина и тут же вскипела. — Мне надо платить за то, что я принесла сюда, на дорогу, за два ведра абрикосов?!.. Кто установил эту чушь?!.. И кто сама ты такая, позвольте полюбопытствовать?!..

Женщина стремительно входила в воинственный раж. Она или была истеричкой, или опытной склочницей, которой подарили возможность показать себя в полной красе. Ее лицо покрывалось красными пятнами, глаза засветились хищным огнем, шляпа поползла набок, через тонкие губы исторгался визжащий фонтан.

Марина смотрела на бесноватую тетку с насмешкой. Ей уже не раз доводилось остужать через чур воспаленные головы и ставить строптивых в смиренные позы. Для этого были безотказные средства. В словопрения обычно она не вступала, находила Руслана и сообщала, что на их корабле возник бунт. Потом она издали указывала ему на непокорного продавца, потом с удовольствием наблюдала, как у того начинали возникать неприятности.

Внезапно перед ним появлялись бравые парни в погонах, и оказывалось, что бузотер расположился на месте прохода, что весы у него не клейменые, и что вообще, согласно распоряжению мэра города, торговать надо в специально отведенных местах.

— А почему вы только ко мне придираетесь?! — ершился смутьян. — Смотрите: сколько здесь таких же торгует!.. Почему их вы не трогаете?!..

У блюстителей рыночных правил будто только что открылись глаза:

— Это касается всех! — повышал голос старший по званию. — На рынке полно свободных прилавков, прошу, чтобы через полчаса здесь не было никого! Всех прошу перейти на территорию рынка!.. Через полчаса вернусь и проверю!

Выдав такую команду, милиционеры удалялись, а смутьяна брали в оборот коллеги по торговому делу:

— Ну и чего ты добился?! Сейчас всех поразгонят! Пятерку поганую пожалел! Иди на базар — там с тебя пятнадцать сдерут! Жмот недорезанный! Из-за таких скупердяев порядочным людям спокойствия не дают!..

Ошарашенный этой атакой бедолага вот уже сам мечется среди толпы с пятеркой в руке. Разыскав Марину, он униженно просит ее принять от него эти деньги. Марина делает ему одолжение, и на стихийном базаре воцаряется обычный порядок. Милиция, конечно, больше не появляется.

По такому сценарию мог быть погашен и этот конфликт, но Марина замешкалась. Она увидела, что к бушующей тетке стали подходить люди, торговавшие рядом, они вразумляли смутьянку: «Чего ты орешь?! Она же не для себя собирает, а для милиции, чтобы они нас не гоняли. Уймись! Не жалей ты эту пятерку, всем хуже будет!»

Марина молча ожидала благоразумия женщины, но ее реакция на эти увещевания оказалась совершенно другой:

— Милиции?! — завопила она. — И вы этому верите?!.. Она вас всех надувает! Пусть милиционер сам ко мне подойдет, я ему лично в руки деньги отдам, но только не ей!

Желтые глаза женщины округлились и с ненавистью уставились на Марину.

— Он у тебя не возьмет, — сказала Марина с презрением.

— Ты мне не тыкай! Соплячка!.. У меня не возьмет! Как же! У тебя тем более не возьмет!.. И нечего тут милицию приплетать, соплячка!

— Кто соплячка?! — затряслась от обиды Марина. — Да я уже два года как здесь собираю! Никто слова плохого про меня не сказал!

— Два года! — торжествующе воскликнула женщина и всплеснула руками. — Два года она людей обирает! Это же надо! Рэкетирша!

Марина поняла, что теряет позиции в баталии с сильным противником. Она посмотрела растерянно по сторонам, ища поддержку у других продавцов, но те почему-то теперь упорно отводили глаза, их поддержка перетекала на сторону воинственной женщины. Со биралась толпа. Покупатели, бывшие не в курсе подводных базарных течений, с интересом наблюдали за перепалкой и спрашивали:

— Кого поймали? Где рэкетир?..

Кое-кто на Марину показывал пальцем.

— Ну ладно! — зловеще сказала Марина. — Сейчас ты узнаешь…

Она хотела уйти и действовать по проверенной временем схеме, но этот момент был упущен.

— Куда?! — завизжала пронзительно женщина и, соскочив с табуретки, вцепилась в рукав Марининой кофточки. — Ты никуда не уйдешь! Мы с тобой здесь и сейчас до конца разберемся!

И она на весь базар заорала:

— Милиция! Милиция! Сюда! На помощь! Здесь рэкетиры!

Марину обуял ужас. До нее вдруг дошло, что она оказалась в омерзительной ситуации. Ни Руслан, ни плечистые милиционеры ей сейчас не защитники: не будут же они признавать, что деньги собирались для них! Выкручиваться надо самой!

Марина резко подалась в сторону, рукав затрещал, но выскользнул из рук взбесившейся женщины. Марина быстро, размашисто зашагала прочь от нее в направлении своего парфюмерно-косметического убежища. Вслед ей неслись истошные крики:

— Держите ее!.. Рэкетирша!.. Милиция!..

Эти вопли хлестали ее, как бичом, и Марина поддала ходу. Люди шарахались в стороны перед тараном, мчавшимся напролом с обезумевшими глазами. Избежав столкновения, они смотрели девушке в спину с укоризной и удивлением. Остановить ее никто не пытался, и Марине казалось, что стоит только добраться ей до киоска, стоит спрятаться в нем, как леденивший сердце кошмар немедленно прекратится, она отсидится немного, и все образуется, все будет по-прежнему хорошо.

Но хорошее для нее уже закатилось, убежало, как молоко из кастрюли, и собрать его уже невозможно.

В киоске Марину караулил Руслан. Он все уже знал о случившемся и предпринял превентивные меры: закрыл наглухо ставни, а личные вещи Марины сложил в большую коробку и поставил ее возле входа.

Разговор с хозяином был коротким.

— Это, — Руслан ткнул пальцем в сумку с собранными деньгами, — это тоже твое! Ты их для себя собирала! Сюда больше не приходи!

— Так я же…, — вконец растерялась Марина, — я же хотела, как лучше… Зачем мне чужое…

— Уходи! — отрезал Руслан. — Быстро исчезни, а то арестуют!

Он почти вытолкнул Марину наружу, выскользнул сам и торопливо запер дверь на замок.

Теперь Марине никто не завидует. Ее снова видят на улицах вместе с бывшими одноклассницами. Теперь она с ними на равных: плохо стало одинаково всем. А Сонечка Пферд опять называет Марину своей лучшей подругой.

1992 г.